— Так когда же внуки? — мама поставила чашку на стол с таким грохотом, что Алёна вздрогнула. — Вам уже по тридцать. Часики-то тикают.
Алёна сжала кулаки под столом. Вот оно. Началось.
— Не будет внуков, мам.
— Что значит — не будет? — мать округлила глаза. — Ты что, бесплодная?
— Нет. Просто не будет.
— Как это? — отец поднял голову от газеты. — Алёнушка, ты серьёзно?
— Абсолютно.
Повисла тишина. Мать смотрела на дочь, как на сумасшедшую. Отец растерянно теребил газету.
— Это всё твой Серёжка! — взорвалась мать. — Нашла себе эгоиста! Не хочет детей, да?
— При чём тут Серёжа? Это моё решение.
— Твоё? — мать рассмеялась. — Да ты с ума сошла! Какая женщина не хочет детей?
— Я не хочу.
— Почему?
Алёна посмотрела матери в глаза. Тридцать два года копилось. Тридцать два года молчала. Хватит.
— Потому что ты всю мою жизнь показывала, что ребёнок — это конец всему. Конец свободе, красоте, желаниям. Это вечная усталость, нехватка денег, испорченная жизнь.
— Что ты несёшь? — мать побледнела.
— Правду. «Если бы не ты, я бы институт закончила». Помнишь? «Если бы не ты, мы бы с отцом путешествовали». «Посмотри, до чего я себя довела — родила тебя и превратилась в клушу».
— Я так не говорила!
— Говорила. Каждый день. По любому поводу. Школьная форма дорогая? «Вот, приходится на тебя тратиться». Заболела? «Опять из-за тебя с работы отпрашиваться». Выпускное платье? «Денег нет, но для тебя же надо, разоримся».
Отец отложил газету. Смотрел на жену с каким-то новым выражением лица.
— Валя, она правду говорит.
— Что? Ты тоже против меня?
— Я не против. Но ты действительно… часто это говорила.
— Да все матери уставшие! Все жалуются! Это нормально!
— Нормально? — Алёна встала. — Знаешь, что я помню из детства? Твоё недовольное лицо. Твои вздохи. Твоё «опять из-за тебя». Я просила купить краски для рисования — ты сказала, что это дорого и не нужно. Я хотела на танцы записаться — ты сказала, что возить некому. Я мечтала о собаке — ты кричала, что тебе и со мной хватает мороки.
— Но это же… это же бытовые вопросы! У нас правда денег не было!
— Денег не было. Но можно было сказать по-другому. «Доченька, давай подкопим на краски». Или «Танцы далеко, но давай найдём что-то поближе». А не «Вечно ты чего-то хочешь, мало тебе того, что есть».
Мать молчала. По её лицу текли слёзы.
— Я любила тебя! — выкрикнула она. — Я всё для тебя делала!
— Делала. И каждый день напоминала, какая это жертва. Знаешь, когда я поняла, что не хочу детей? В пятнадцать лет. Ты пришла с родительского собрания злая. Села на кухне и сказала: «Надо было аборт делать. Пожила бы для себя».
— Я была уставшая! У меня был тяжёлый день!
— У меня тоже был тяжёлый день. Мне пятнадцать лет было, мам. Пятнадцать. А я сидела в своей комнате и думала — лучше бы меня не было. Лучше бы ты сделала аборт. Тогда бы ты была счастлива.
Отец встал, подошёл к дочери. Обнял.
— Алёнушка, не надо. Мы любили тебя. Любим.
— Ты — да, пап. Ты любил. Тихо, незаметно, но любил. А мама… Мама любила, но так, что мне хотелось исчезнуть.
— Как ты можешь? — мать вскочила. — Я ночами не спала! Я с твоей температурой сидела! Я на три работы ходила!
— И напоминала об этом каждый день. «Посмотри, до чего я дошла». «Раньше я красивая была, а теперь — посмотри». «Всю жизнь на тебя угробила».
— Это был просто… просто способ выговориться!
— Мам, ребёнок не психотерапевт. Ребёнок не должен выслушивать, как он испортил тебе жизнь. Но я выслушивала. Годами. И знаешь что? Спасибо. Благодаря тебе я точно знаю — не буду рожать, чтобы потом упрекать ребёнка в своих неудачах.
— Алёна права, — тихо сказал отец. — Валя, ты правда часто это делала. Я тебе говорил — не надо при ребёнке. А ты отмахивалась.
— Предатель, — прошипела мать. — Тридцать пять лет вместе, а ты против меня!
— Я не против тебя. Я за правду. Мы сами виноваты, что дочь не хочет детей. Ты показала ей, что материнство — это каторга. Я показал, что отцовство — это молчание и уход в себя. Чему удивляться?
Алёна посмотрела на отца с благодарностью. Он понимал. Всегда понимал, просто молчал.
— Серёжа, кстати, хочет детей, — сказала она. — Очень хочет. Но я объяснила ему свою позицию, и он принял. Потому что любит меня, а не мою потенциальную способность к деторождению.
— Он тебя бросит! — выкрикнула мать. — Найдёт молодую, которая родит!
— Может, и бросит. Но это будет мой выбор и мои последствия. А не твои.
— Ты пожалеешь! В старости одна останешься!
— Мам, у тебя есть я. И что, ты счастлива? Вот сейчас, в этот момент — ты счастлива от того, что у тебя есть взрослая дочь?
Мать открыла рот и закрыла. Ответ был очевиден.
— Я ухожу, — Алёна взяла сумку. — Пап, созвонимся.
— Подожди, — отец пошёл её провожать. — Алёнушка, ты правда никогда?
— Не знаю, пап. Может, передумаю. Может, нет. Но если передумаю — это будет моё желание. А не потому что «надо» или «часики тикают». И уж точно мой ребёнок никогда не услышит, что он мне жизнь испортил.
— Мама тебя любит. По-своему, но любит.
— Знаю. Но её любовь слишком тяжёлая. Я столько лет несла груз вины за то, что родилась. Хватит.
Отец кивнул. Поцеловал дочь в лоб.
— Езжай. И… будь счастлива. С детьми или без — просто будь счастлива.
Алёна ехала домой и плакала. Не от обиды — от облегчения. Сказала. Наконец сказала то, что копилось годами.
Телефон завибрировал. СМС от мамы: «Ты неблагодарная дрянь. Я тебе всю жизнь отдала».
Алёна удалила сообщение, не дочитав. Всю жизнь отдала и ни дня не давала забыть об этой жертве.
Дома Серёжа встретил её в коридоре.
— Как сходила?
— Как всегда. Только хуже.
— Опять про детей?
— Ага. Я сказала, что не будет. Мама в истерике, папа меня понял.
Серёжа обнял её. Крепко, надёжно.
— Может, ещё передумаешь.
— Может. А может, и нет.
— Знаешь, я подумал… Если ты когда-нибудь захочешь ребёнка — скажи. А если нет — тоже нормально. Главное, чтобы это было твоё решение.
— Спасибо.
Они пошли на кухню. Серёжа наливал чай, Алёна смотрела в окно. Думала.
Может, когда-нибудь. Когда залечатся раны. Когда перестанет болеть от воспоминаний. Когда она будет уверена, что сможет любить ребёнка просто так, а не через жертву.
А пока — нет. Пока она учится любить себя. Ту девочку, которая столько лет считала себя обузой.
Прошло пять лет.
Алёна стояла в ванной, глядя на тест. Две полоски.
— Сережа! — позвала она.
Муж влетел в ванную.
— Что случилось?
Она молча показала тест. Серёжа замер.
— Это… это точно?
— Третий тест. Все положительные.
— И что будем делать?
Алёна посмотрела на себя в зеркало. Тридцать семь лет. Хорошая работа. Любящий муж. Своя квартира. И главное — она больше не чувствовала себя виноватой за то, что родилась.
— Рожать будем.
— Ты уверена?
— Да. Знаешь почему? Потому что я хочу. Не потому что надо, не потому что возраст, не потому что мама требует. Я хочу.
Серёжа обнял её. Заплакал. Пять лет ждал, но молчал. Не давил, не упрекал.
— Только пообещай, — сказала Алёна. — Если я начну жаловаться при ребёнке, что он нам жизнь портит — дай мне по голове.
— Обещаю.
— И ещё. Мы не говорим моей маме. Пока.
— А когда скажем?
— Когда рожу. А может, и вообще не скажем.
Сын родился в апреле. Маленький, сморщенный, кричащий. Алёна смотрела на него и плакала. От счастья.
— Привет, малыш, — шептала она. — Ты мне жизнь не испортил. Ты мне её подарил.
Серёжа сидел рядом, гладил её по голове.
— Как назовём?
— Артём. В честь деда. Папиного папы. Он был хороший.
— Артём. Красиво.
Медсестра принесла документы.
— Родственников оповестить?
Алёна задумалась. Пять лет прошло. За это время мама звонила раз в полгода. Разговоры сводились к упрёкам и жалобам. Папа звонил чаще, но разговаривать было не о чем.
— Папе позвони, — сказала она Серёже. — Скажи, что внук родился. А маме… маме потом. Не сейчас.
— Хорошо.
Артём заплакал. Алёна взяла его на руки, прижала к груди.
— Тише, маленький. Мама здесь. Мама тебя любит. Просто так, без условий.
И это была правда. Она смотрела на сына и чувствовала — любовь. Не жертву, не обязанность, а любовь.
Телефон зазвонил через час. Мама.
— Это правда? — голос дрожал. — У меня внук?
— Правда.
— Почему не сказала?
— Боялась.
— Чего?
— Что ты всю беременность будешь рассказывать, как тяжело рожать и растить. Как жизнь кончается. Как всё плохо будет.
Молчание.
— Я… я рада, — наконец сказала мать. — Можно приехать?
— Нет.
— Почему?
— Потому что я знаю тебя, мам. Ты приедешь и начнёшь. «Ой, какой худенький, плохо кормишь». «Ой, плачет, наверное, молока мало». «Ой, подгузники неправильные». Мне это не нужно.
— Я не буду!
— Будешь. Ты по-другому не умеешь.
— Алёна, это же мой внук!
— А я твоя дочь. Но это не мешало тебе тридцать лет говорить, как я тебе жизнь испортила.
— Я извинялась!
— Нет, мам. Ты оправдывалась. Это разные вещи.
Мать заплакала. Алёна слушала её всхлипы и ничего не чувствовала. Выгорела.
— Когда можно будет увидеть?
— Не знаю. Позже. Когда я буду готова.
— Но…
— Мам, я положу трубку. Артёму пора есть.
— Артём? Его зовут Артём?
— Да.
— Красивое имя.
— Спасибо. Пока.
Алёна отключилась. Посмотрела на сына. Он спал, причмокивая губами.
— Знаешь, малыш, у тебя есть бабушка. Сложная, тяжёлая, но есть. Когда-нибудь вы встретитесь. Но сначала мама должна стать сильной. Чтобы защитить тебя от её «любви». Чтобы ты никогда не почувствовал себя обузой. Обещаю.
Серёжа вошёл с букетом.
— Твой папа передаёт поздравления. Хочет приехать, когда выпишемся.
— Пусть приезжает. Папа нормальный.
— А мама?
— А мама подождёт. Я не готова. И не хочу, чтобы она при Артёме начала своё «а вот я тебя растила и мучилась».
— Понимаю.
Они сидели втроём — маленькая семья. Счастливая семья. Где ребёнок — это радость, а не жертва.
— Знаешь, — сказала Алёна. — Я думала, что никогда не захочу детей. А оказалось — хотела. Просто боялась стать как мама.
— Не станешь.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что ты уже осознала проблему. А она до сих пор не понимает, что делала не так.
Алёна кивнула. Серёжа прав. Осознание — первый шаг.
— Обещай, — сказала она. — Если услышишь, что я жалуюсь при нём — останови.
— Обещаю.
— И ещё. Давай договоримся. Никаких «посмотри, до чего я дошла». Никаких «из-за тебя я не сплю». Никаких «вся жизнь на тебя».
— Договорились.
