Ты с матерью набрал кредитов, а платить должна за вас я? Закатайте губу — заявила жена

— Аркадия Игоревича можно? — раздался в трубке бесцветный мужской голос, от которого у Марины по спине пробежал неприятный холодок.
— Его нет дома. А кто его спрашивает? — она машинально вытерла влажные ладони о домашние брюки.
— Меня зовут Вадим Сергеевич, я представляю службу взыскания банка «Финансовый Резерв». У Аркадия Игоревича имеется просроченная задолженность. Он не выходит на связь.
Марина замерла. Задолженность? Аркадий ничего не говорил. Они вместе планировали бюджет, и она была уверена, что у них нет никаких долгов, кроме ипотеки, которую они исправно платили с ее зарплаты. Зарплата мужа уходила на текущие расходы, еду, коммуналку и мелкие бытовые нужды.
— Какая задолженность? Вы уверены, что не ошиблись?
— Ошибки исключены, — в голосе Вадима Сергеевича прорезался металл. — Кредитный договор номер семь-четыре-три-девять-ноль-один. Сумма основного долга и набежавшие проценты. Передайте вашему супругу, что если в течение трех дней он не внесет платеж, мы будем вынуждены начать процедуру принудительного взыскания.
Он назвал сумму, и у Марины потемнело в глазах. Цифра была астрономической, равной стоимости неплохой иномарки. Она не помнила, как закончила разговор, только механически нажала на отбой и опустилась на стул. Руки и ноги не слушались. Что это значит? Откуда такой долг?

Аркадий пришел через час, веселый и пахнущий уличной свежестью. Он поцеловал жену в щеку и направился на кухню.
— Мариш, есть что-нибудь перекусить? Голоден как волк.
Марина молча смотрела на него. Ее молчание было таким густым и звенящим, что Аркадий обернулся.
— Что-то случилось? На тебе лица нет.
— Звонили из банка, — тихо сказала она. — Какой-то Вадим Сергеевич. Сказал, у тебя просроченный долг. Очень большой долг, Аркадий.
Улыбка медленно сползла с лица мужа. Он отвел взгляд, прошел к окну и уставился на вечерний город.
— А, эти… Да ерунда, Мариш, не бери в голову. Разберемся.
— Разберемся? — ее голос дрогнул. — Аркадий, там такая сумма, что нам три года не есть и не пить, чтобы ее отдать! Откуда она? На что ты взял эти деньги?
Он тяжело вздохнул и потер переносицу.
— Мариш, ну не начинай. Это… это было нужно. Для дела.
— Для какого дела? Ты же работаешь менеджером в магазине бытовой техники, какое у тебя может быть дело на такую сумму?
Аркадий обернулся, и в его глазах она увидела что-то новое — смесь вины и упрямства.
— Это не совсем мое дело. Это… мы с мамой решили.
Марина почувствовала, как внутри все оборвалось. Тамара Павловна. Ее свекровь. Женщина с тихим голосом и стальным взглядом, которая всегда считала, что ее сыну досталась не лучшая партия. Она не лезла в их быт, не двигала мебель и не критиковала обеды, но ее молчаливое осуждение Марина чувствовала кожей.
— Что вы решили с мамой? Говори.
— Мама давно хотела дачу в порядок привести, — начал он сбивчиво. — Там же участок хороший, место прекрасное. Она придумала, что можно домик отремонтировать, построить баньку, беседку… Чтобы летом можно было сдавать. Понимаешь? Пассивный доход.
— Пассивный доход? — Марина горько усмехнулась. — И где же он?
— Ну… немного не рассчитали. Материалы подорожали, рабочие запросили больше. Потом еще одно, другое… В общем, денег не хватило. Пришлось взять еще один кредит.
— Еще один? — прошептала она. — Сколько их всего?
Аркадий молчал, виновато глядя в пол. Марина подошла к его сумке, которую он бросил в коридоре, открыла ее и начала вытряхивать содержимое. Среди бумаг, записных книжек и прочего хлама она нашла то, что искала. Несколько сложенных вчетверо листов. Это были копии кредитных договоров. Три. Из разных банков. Все на имя Аркадия. Общая сумма заставляла волосы на голове шевелиться.
— Ты… ты в своем уме? — она повернулась к нему, потрясая бумагами. — Ты понимаешь, что ты наделал? Ты повесил на нашу семью долговую петлю!
— Мариш, ну что ты так кричишь? — он попытался ее обнять, но она отшатнулась. — Мама же хотела как лучше. Для нас. Говорила: «Будет вам, деточки, подспорье. На море сможете ездить, внукам помогать». Она же не со зла.
— Не со зла? — голос Марины зазвенел от ярости. — Она втянула тебя в аферу, а ты, как теленок на веревочке, пошел у нее на поводу! А платить кто будет? Я? Из своей зарплаты, с которой мы ипотеку закрываем?
— Ну… мы думали, ты поможешь, — тихо признался он. — У тебя же зарплата хорошая, стабильная. Ты же моя жена. Мы же одна семья.
Марина посмотрела на него так, словно видела впервые. Не своего любимого, надежного мужа, а чужого, слабовольного мужчину, который вместе с матерью решил попользоваться ее деньгами.
— Одна семья? Семья — это когда решения принимают вместе. Когда советуются. А не когда за спиной набирают кредитов на безумные прожекты, а потом приходят с протянутой рукой.
— Мариш, не говори так про маму. Ей и так тяжело. У нее давление скачет, она переживает.
— Переживает она? — Марина рассмеялась холодным, злым смехом. — А я, по-твоему, должна радоваться? Аркадий, ты хоть понимаешь, что вы натворили? Они же опишут имущество! У нас заберут все! Машину, технику… Квартира в ипотеке, ее не тронут, но жить-то мы на что будем?
— Все не так страшно. Мама сказала, что поговорит со своей сестрой, Зоей. Может, она займет.
Надежда на тетю Зою была призрачной. Зоя Павловна, старшая сестра Тамары, была женщиной прямой и резкой. Она давно не общалась с сестрой, считая ее легкомысленной и эгоистичной.
— Ты с матерью набрал кредитов, а платить должна за вас я? Или тетя Зоя? Закатайте губу, — отчеканила Марина, и в ее голосе прозвучал незнакомый ей самой ледяной металл. — Это ваш проект, вы и расхлебывайте.

Следующие несколько дней превратились в ад. Телефон разрывался от звонков из банков. Аркадий ходил по квартире тенью, вздрагивая от каждого шороха. Тамара Павловна звонила ему по десять раз на дню, плакала в трубку, жаловалась на сердце и на «черствость» Марины.
Однажды вечером она приехала к ним сама. Вошла в квартиру, вся такая хрупкая, несчастная, с заплаканными глазами. Марина в это время сидела на кухне с ноутбуком, пытаясь составить хоть какой-то план действий.
— Мариночка, — начала свекровь вкрадчивым голосом, присаживаясь напротив. — Я же вижу, как ты переживаешь. И Аркаша мой совсем извелся. Ну прости ты нас, старую и молодого-глупого. Хотели ведь как лучше.
Марина молча смотрела на нее.
— Я же не для себя старалась, — продолжала Тамара Павловна, вытирая сухой глаз кружевным платочком. — Думала, будет вам прибавка к бюджету. Дачка эта… она же потом вам останется. Внуки будут на свежем воздухе бегать. Я же о будущем вашем думала.
— О нашем будущем нужно было думать, прежде чем брать первый кредит, Тамара Павловна. А не после третьего, — ровно ответила Марина.
— Ну что же ты такая… такая… — свекровь не смогла подобрать слова. — Жестокая. У тебя же есть деньги. Я знаю, у тебя хорошая зарплата. И накопления, наверняка, есть. Ты же разумная девочка, всегда все просчитываешь. Неужели ты не можешь помочь родному мужу? Собственной семье?
— Моя зарплата уходит на ипотеку за квартиру, в которой мы живем. А накопления… — Марина сделала паузу. — У меня есть накопления. Но они не для того, чтобы покрывать ваши авантюры.
Тамара Павловна ахнула и схватилась за сердце.
— То есть, ты бросишь своего мужа в беде? Позволишь, чтобы его затаскали по судам? Чтобы пришли приставы и вынесли все из дома? Вот она, твоя любовь!
Аркадий, который до этого молча стоял в дверях, шагнул вперед.
— Мама, перестань. Марина права. Это я во всем виноват.
— Ты?! — взвизгнула Тамара Павловна. — Ты виноват в том, что слушал родную мать? В том, что хотел обеспечить своей семье будущее? Неблагодарная! Я на вас жизнь положила, а она…
Марина встала.
— Хватит, — сказала она тихо, но так, что свекровь замолчала. — Спектакль окончен. Я не дам ни копейки. Аркадий, ты взрослый мужчина. Ты взял на себя эти обязательства. Теперь будь добр, неси за них ответственность.
Она развернулась и ушла в спальню, плотно закрыв за собой дверь. За дверью еще какое-то время слышались причитания Тамары Павловны и виноватое бормотание Аркадия. Потом все стихло.

Марина не спала всю ночь. Она не плакала. Ярость перегорела, оставив после себя холодную пустоту и странную, злую решимость. Она поняла, что больше не может доверять мужу. Что тот Аркадий, которого она любила — надежный, ответственный, ее каменная стена — был лишь иллюзией. На его месте оказался слабый, зависимый от мнения матери человек, готовый рискнуть благополучием их семьи ради ее сомнительных идей.
Но уходить она не собиралась. Просто так сдаться, отдать им квартиру, которую она выгрызала у жизни, работая на двух работах? Нет. Она будет бороться. За себя. За свое будущее.
Утром она была уже другой. Собранной, строгой, с жестким блеском в глазах.
— Аркадий, — сказала она за завтраком, который приготовила себе сама. Он к еде не притронулся. — С сегодняшнего дня у нас раздельный бюджет. Полностью. Продукты покупаем пополам. Коммуналку делим. Моя зарплата — это моя зарплата. Я перевожу деньги только на ипотечный счет. Все.
— Мариш… — начал он, но она его перебила.
— Это не обсуждается. Кроме того, я наняла юриста. Мы составим брачный договор.
Аркадий побледнел.
— Какой… какой договор? Ты что, разводиться со мной собралась?
— Пока нет. Но я хочу обезопасить себя и свое имущество. Все, что было куплено мной до брака и будет куплено мной с этого момента — мое. Твои долги — это твои долги. Они не должны касаться меня.
— Но… мы же семья, — пролепетал он.
— Семья закончилась в тот момент, когда ты за моей спиной влез в эту кабалу. Теперь у нас партнерские отношения. И я свой партнерский долг по ипотеке выполняю. Выполняй и ты свой — по кредитам.
Она встала, оделась и ушла на работу, оставив его одного посреди кухни, раздавленного и растерянного.

Жизнь превратилась в странное, натянутое сосуществование двух чужих людей под одной крышей. Марина работала, приходила домой, занималась своими делами. Она перестала готовить на двоих, стирать его вещи, спрашивать, как прошел день. Она отгородилась от него ледяной стеной.
Аркадий пытался пробиться через эту стену. Он просил прощения, клялся, что все понял, пытался дарить цветы, которые она молча ставила в вазу, даже не взглянув на него. Он похудел, осунулся, под глазами залегли тени. Он устроился на вторую работу — таксистом по ночам. Спал по четыре часа в сутки. Все заработанные деньги уходили на погашение процентов по кредитам. Долг почти не уменьшался.
Тамара Павловна звонить перестала. Обиделась. Но однажды Марина столкнулась в подъезде с ее сестрой, Зоей Павловной. Зоя, крупная, прямолинейная женщина с проницательными глазами, остановила ее.
— Привет, Марина. Слышала я про ваши дела. Тамарка всем уши прожужжала, какая ты бесчувственная.
Марина только плечами пожала.
— А я тебе вот что скажу, — продолжила Зоя Павловна, понизив голос. — Ты молодец. Правильно все делаешь. Эту егозу давно пора было на место поставить. Она всю жизнь так живет: напридумывает себе воздушных замков, наберет в долг, а потом бегает, по родне плачется, чтобы за нее заплатили. Я ей еще десять лет назад сказала: «Тамара, пока сама свои проблемы решать не научишься, ко мне не подходи». Вот, видать, на сына переключилась. А Аркашка — тюфяк. Хороший парень, но безвольный. Мать из него веревки вьет. Так что держись, девочка. Не сдавайся. Ты за свое борешься.
Этот короткий разговор придал Марине сил. Она не одна. Есть люди, которые понимают ее правоту.

Кульминация наступила через два месяца. В субботу утром в дверь позвонили. На пороге стояли двое мужчин в строгих костюмах и судебный пристав — женщина с усталым лицом. Они пришли описывать имущество.
Аркадий, который в этот день был дома, позеленел. Марина вышла в коридор, спокойная и собранная.
— Квартира в ипотеке, — сразу заявила она. — Вот документы. Это единственное жилье, оно не подлежит аресту.
Пристав кивнула.
— Мы в курсе. Но движимое имущество описать обязаны.
Они прошли в комнату. Началась унизительная процедура. Телевизор, ноутбук Аркадия, микроволновка, стиральная машина… Марина молча наблюдала, стоя в стороне. Когда один из мужчин направился к ее рабочему столу, где стоял ее мощный профессиональный компьютер, она шагнула вперед.
— Это мое, — твердо сказала она. — Вот чек и гарантийный талон. Куплено на мои личные средства.
Она протянула приставу папку с документами, которую приготовила заранее. Там были чеки на все, что она покупала сама: на компьютер, на дорогую кофемашину, на новый холодильник. Юрист ее не зря учил.
Пристав внимательно изучила бумаги.
— Да, это ваше личное имущество. Его мы трогать не имеем права.
Мужчины растерянно переглянулись. Оказалось, что почти вся ценная техника в доме куплена Мариной и на нее есть документы. Описывать, по сути, было нечего, кроме старенького телевизора и мебели двадцатилетней давности.
В этот момент на пороге появилась Тамара Павловна. Увидев приставов, она издала театральный стон и прижала руки к груди.
— Боже мой! Что здесь происходит?! Грабители!
— Успокойтесь, гражданка, — устало сказала пристав. — Мы исполняем решение суда.
— Аркашенька! Сыночек! — она кинулась к Аркадию, который стоял, прислонившись к стене, белый как полотно. — Что же это делается! Из-за нее! — она ткнула пальцем в Марину. — Из-за этой мегеры! Она же специально все подстроила! Знала! Все знала и ничего не сделала!
— Я вас просила не устраивать сцен, — ледяным тоном произнесла Марина.
— Да как ты смеешь! — закричала Тамара Павловна, теряя остатки самообладания. — Ты разрушила жизнь моему сыну! Он из-за тебя ночами не спит, работает на износ! А ты живешь тут, как королева, и в ус не дуешь!
Приставы, привыкшие к подобным сценам, молча делали свою работу. Описав старый телевизор и еще какую-то мелочь, они направились к выходу.
— Аркадий Игоревич, вам нужно будет явиться в отдел для дальнейших разбирательств, — бросила на прощание пристав.
Когда за ними закрылась дверь, Тамара Павловна повернулась к Марине. Ее лицо было искажено злобой.
— Я тебя прокляну! Слышишь? Ты мне за все ответишь!
Аркадий вдруг шагнул вперед и встал между матерью и женой.
— Мама, уходи, — сказал он глухим, чужим голосом.
— Что? — опешила она.
— Уходи. Пожалуйста. Это я во всем виноват. И я буду это решать. Один. Уходи.
Он смотрел на мать так, как никогда раньше. Не как послушный сын, а как взрослый, сломленный мужчина, который наконец-то что-то понял. Тамара Павловна осеклась, смерила его и невестку презрительным взглядом, и, ничего больше не сказав, вылетела из квартиры, хлопнув дверью.

В квартире повисла тишина. Аркадий медленно опустился на стул.
— Прости, — прошептал он, глядя в пол. — За все прости. За этот позор. За то, что втянул тебя в это.
Марина молчала. Она смотрела на него, на их разграбленную, опустошенную жизнь, и не чувствовала ничего. Ни жалости, ни злорадства. Только холодную, звенящую пустоту. Любовь умерла. Ее убили три кредитных договора и слабость мужчины, которому она когда-то доверяла свою жизнь.
Она знала, что они не разведутся. По крайней мере, не сейчас. Ипотека, общая квартира… Но и прежней жизни уже никогда не будет. Он будет жить рядом, выплачивать свои долги, пытаться заслужить прощение, которого никогда не получит. А она будет жить своей жизнью, в той же квартире, но в своем собственном, отдельном мире, который она отгородила от него высокой и неприступной стеной. Душа, которая когда-то хотела «развернуться» навстречу ему, теперь свернулась в тугой, колючий комок и больше никогда не раскроется. По крайней мере, не для него.

Оцените статью
Ты с матерью набрал кредитов, а платить должна за вас я? Закатайте губу — заявила жена
Действительно ли в фильме «Сладкая женщина» героиня Гундаревой была ответственна за неудачи в отношениях, или всё-таки дело в её мужчинах