— Ты только представь, Ден, ещё пара месяцев, может полгода, и мы забудем про эту гречку с куриной грудкой, как про страшный сон, — голос Лиды звенел от неподдельного, как мне казалось, энтузиазма. Она подцепила вилкой одинокий лист салата и отправила его в рот с таким видом, будто это была устрица в мишленовском ресторане. — Я сегодня аналитику смотрела, там такой тренд наметился! Наши «бумаги» скоро взлетят, как ракета.
Мы сидели на нашей крохотной кухне, где холодильник «Саратов», доставшийся от моей бабушки, гудел, как дизельный генератор, и, казалось, вот-вот потребует дозаправки. Воздух был пропитан запахом варёной курицы – нашим неизменным спутником последние четыре месяца. Четыре месяца строжайшей экономии, осознанных ограничений и безграничной веры. Веры в Лиду, в её красный диплом экономиста и в её стальную хватку. Она была моим мозговым центром, моим личным Уорреном Баффеттом в красивом домашнем халате, и я безоговорочно вверил ей наше общее будущее.
— Я тебе верю, Лид, — ответил я, стараясь вложить в голос максимум ободрения и скрыть тоскливый привкус пресной птицы. — Ты у меня умница. Без тебя я бы так и держал эти деньги под матрасом, где бы их инфляция сожрала за пару лет.
Она довольно улыбнулась. Эта улыбка была моей главной наградой, главным дивидендом. Ради неё я был готов есть эту пресную курицу хоть до конца жизни. Лида взяла свой ноутбук, который всегда был под рукой, словно продолжение её самой, и развернула его ко мне. На экране пестрели какие-то графики с красными и зелёными «свечами», столбцы цифр, непонятные аббревиатуры. Для меня это был тёмный лес, но она ориентировалась в нём, как опытный проводник в диких джунглях.
— Смотри, вот здесь был пик, потом коррекция, это нормально, рынок дышит, — она водила своим идеальным ногтем по экрану, и я послушно кивал, делая вид, что понимаю хоть что-то из этой финансовой магии. — Слабаки сейчас всё скидывают в панике. А мы, как умные инвесторы, сидим и ждём. Главное – перетерпеть эту волатильность. Скоро будет отскок, и мы зафиксируем прибыль. Сразу машину поменяем. И в отпуск, Ден, на Мальдивы, как ты и хотел.
Она говорила, а я представлял. Белый песок, который не обжигает ступни, бирюзовый океан, мы вдвоём, без мыслей о кредитах и экономии. Эти картины были такими яркими и реальными, что вкус куриной грудки во рту почти пропадал, заменяясь солёным привкусом морского бриза. Лида умела рисовать будущее. Она продала мне мечту, и я купил её, не торгуясь, отдав всё, что мы методично, по копейке, копили последние пять лет. Нашу «подушку безопасности». Наш единственный капитал.
— А это точно надёжно, Лид? — спросил я тихо, почти шёпотом, не чтобы усомниться, а скорее, чтобы ещё раз услышать её уверенный, успокаивающий ответ. — Всё-таки это всё, что у нас было.
Она оторвалась от ноутбука и посмотрела на меня. Её взгляд был твёрдым, немного снисходительным, как у профессора, отвечающего на глупый, но простительный вопрос первокурсника.
— Ден, «надёжно» — это вклад под три процента годовых, который съедает инфляция. Это путь в никуда, медленное угасание. Мы с тобой играем по-крупному, чтобы жить, а не выживать. Я всё просчитала. Риски минимальны, потенциальная прибыль – огромна. Просто доверься мне. Я знаю, что делаю.
И я доверялся. Каждый вечер. Я приходил с работы, ужинал безвкусной едой, слушал её финансовые сводки, как сводки с фронта, где наши невидимые солдаты-деньги сражались за наше благополучие, и ложился спать с мыслью, что мы – команда, которая вот-вот сорвёт джекпот. Я видел, как она переживает, как по ночам сидит над своими графиками, и моё уважение к ней только росло. Она взяла на себя всю ответственность, всю тяжесть этого рискованного предприятия.
В кармане завибрировал телефон. Я достал его, ожидая увидеть очередное сообщение из рабочего чата. На экране светилось уведомление от банка. Обычно я не обращал на них внимания – стандартные рекламные рассылки. Но это было другим. «Уведомление о крупной транзакции». Я удивлённо хмыкнул. Наверное, какой-то сбой в системе.
— Что там? — спросила Лида, не отрываясь от экрана, где зелёная линия робко ползла вверх.
— Да ерунда какая-то, из банка пришло, — я смахнул уведомление, не желая отвлекаться от нашего вечернего ритуала. — Так что там с нашими акциями? Мы уже богаты?
— Почти, любимый, почти, — она рассмеялась и закрыла ноутбук. — Терпение. Главный ресурс инвестора – это терпение.
Лида ушла в душ, напевая что-то лёгкое и незамысловатое. Я остался на кухне один на один с грязными тарелками и назойливым гудением старого холодильника. Уведомление из банка, которое я так легкомысленно смахнул, почему-то не выходило из головы. Оно было похоже на мелкий камешек в ботинке — вроде бы мелочь, а идти мешает. Крупная транзакция. Какая ещё транзакция? Мы жили от зарплаты до зарплаты, а все наши сбережения были заморожены в «перспективных бумагах». Может, дивиденды пришли? Лида бы сказала. Она бы устроила из этого маленький праздник, открыла бы бутылку самого дешёвого игристого, и мы бы пили его из чайных чашек, чувствуя себя Рокфеллерами.
Я вытер руки о джинсы и снова достал телефон. Пальцы, немного липкие после ужина, скользили по экрану. Я нашёл иконку банковского приложения. Сердце не стучало, тревоги не было. Было только чистое, холодное любопытство. Я ввёл пароль и вошёл в личный кабинет. На главном экране, где раньше красовалась внушительная шестизначная сумма, теперь зияла пустота. Остаток: три тысячи сто двадцать рублей. Я моргнул. Может, приложение глючит? Я перешёл во вкладку «История операций».
И там, на самом верху, была она. Одна-единственная строка, датированная сегодняшним днём. Перевод. На всю сумму, до последней копейки. Я всматривался в детали, и мир вокруг начал сужаться, теряя звуки и краски. Шум воды из ванной стал далёким и нереальным. Гудение холодильника стихло. Остался только белый экран телефона и чёрные буквы на нём. Получатель: Валентина Сергеевна Кравцова. Моя тёща. Назначение платежа: «Полное погашение ипотечного кредита по договору №…».
Я не почувствовал гнева. Не было ни обиды, ни желания разбить телефон о стену. Вместо этого внутри меня что-то щёлкнуло, словно переключили тумблер. Вся картина последних четырёх месяцев мгновенно сложилась в единый, уродливо ясный пазл. Её ночные бдения над «графиками». Её уверенные рассказы о «волатильности рынка». Её снисходительные улыбки на мои робкие вопросы о надёжности. Это был спектакль. Блестяще разыгранный, хорошо срежиссированный спектакль, в котором я был не партнёром, а единственным зрителем. Зрителем, который оплатил билеты всеми своими деньгами.
Я спокойно закрыл приложение. Встал, ополоснул свою тарелку под струёй холодной воды и поставил её в сушилку. Мои движения были медленными и точными, как у хирурга. В голове не было хаоса. Наоборот, наступила кристальная, ледяная ясность. Я думал не о том, почему она это сделала. Я думал о том, что я сделаю теперь.
Я нашёл в контактах номер тёщи. Нажал на вызов. Гудки казались оглушительно громкими в наступившей тишине моей квартиры.
— Алло? — голос Валентины Сергеевны на том конце провода был немного настороженным. Я редко звонил ей напрямую.
— Валентина Сергеевна, здравствуйте. Это Денис, — мой голос звучал ровно и спокойно. Абсолютно спокойно.
— А, Денис, здравствуй! Что-то случилось? Лидочка в душе, если что.
— Нет-нет, всё в полном порядке. Более чем, — я сделал небольшую паузу, давая словам повиснуть в воздухе. — Я, собственно, позвонить поздравить.
На том конце провода воцарилось недоумённое молчание.
— Поздравить? С чем это? — в её голосе проскользнула плохо скрываемая тревога.
— Как с чем? С закрытием ипотеки. Такое большое дело сделали, столько лет платили. От всей души поздравляю. Наконец-то вздохнёте свободно.
Тишина стала почти осязаемой. Я слышал, как она тяжело дышит в трубку. Она не знала, что сказать. И это молчание было красноречивее любых слов. Это было чистосердечное признание.
— А… спасибо… Денис… — пролепетала она наконец. — Спасибо большое.
— Не за что, — отрезал я. — Всего доброго.
Я завершил вызов прежде, чем она успела сказать что-то ещё. Положил телефон на стол экраном вниз. Шум воды в ванной прекратился. Скоро она выйдет. Свежая, довольная, ничего не подозревающая. И начнёт свой очередной рассказ про колебания на рынке. Я усмехнулся про себя. Что ж, я с удовольствием выслушаю. В последний раз.
Дверь ванной со скрипом отворилась, выпустив в коридор облако горячего пара с запахом персикового шампуня. Вышла Лида — раскрасневшаяся, с полотенцем, намотанным на голове в виде тюрбана, и в своём любимом махровом халате. Она выглядела свежей, отдохнувшей и абсолютно довольной жизнью. Той самой жизнью, которую я, как оказалось, оплачивал, оставаясь при этом в полном неведении. Она прошла на кухню, где я сидел в той же позе, что и полчаса назад, и налила себе стакан воды.
— Ох, хорошо-то как, — произнесла она, с наслаждением осушив стакан. — Знаешь, я тут в душе думала… Нам нужно будет чётко спланировать, как мы будем выводить прибыль. Нельзя всё сразу снимать, чтобы не привлекать внимание. Частями. Сначала закроем твой потребительский кредит на машину, потом…
Она села напротив и снова приняла свой деловой, экспертный вид. Полотенце на голове ничуть не умаляло её серьёзности. Наоборот, в этом был какой-то особый цинизм — обсуждать со мной управление деньгами, которых уже не существовало.
— Сегодня была небольшая просадка, но это технический момент, абсолютно предсказуемый. Многие сейчас запаникуют, начнут сбрасывать активы. Но мы-то с тобой не из таких, правда? Мы же понимаем, что это просто консолидация перед новым рывком вверх. Психология, Ден, тут главное — психология. Не дёргаться. Держать позицию.
Я молчал. Я смотрел не на неё, а на трещину в пластиковом подоконнике, похожую на бледную молнию. Я слушал её голос — уверенный, покровительственный, лживый — и не чувствовал ничего, кроме холодной, звенящей пустоты на месте того, что раньше было доверием. Каждое её слово было гвоздём, который она сама же и вбивала в крышку гроба наших отношений.
— Я сегодня общалась в чате с одним аналитиком, он полностью подтверждает мою стратегию. Говорит, что к концу квартала мы можем увидеть рост в тридцать, а то и в сорок процентов. Представляешь? Мы не просто вернём своё, мы…
— Лида, — произнёс я тихо, но моё слово разрезало её монолог, как скальпель.
Она замолчала и удивлённо посмотрела на меня. Её глаза, ещё пять секунд назад горевшие азартом, теперь выражали недоумение.
— Рынок стабилен, — продолжил я всё тем же ровным, бесцветным голосом, глядя ей прямо в глаза. — Ипотека твоей матери закрыта.
Улыбка застыла на её лице, превратившись в нелепую гримасу. Она несколько раз моргнула, словно пытаясь смахнуть мои слова, как назойливую мошку.
— Что? Ты о чём? Какая ипотека? Ден, ты что-то путаешь.
— Я поздравил Валентину Сергеевну, — уточнил я, делая её дальнейшее отрицание бессмысленным. — Она была очень рада. Немного растеряна, что я уже в курсе, но в целом рада.
Цвет сошёл с её распаренного лица. Румянец исчез, оставив после себя мертвенную бледность. Она сняла с головы полотенце, и влажные волосы рассыпались по плечам. Это был жест человека, с которого сорвали маску.
— Ден, я… я хотела тебе сказать! — заговорила она быстро, сбивчиво, теряя свою фирменную уверенность. — Это не то, что ты думаешь! У мамы были огромные проблемы, пени капали, ей угрожали коллекторы! Это было самое разумное решение! Деньги бы просто лежали, а так они работают, спасают близкого человека! Мы бы всё вернули, я бы взяла кредит… Это просто помощь, ты же понимаешь!
Она смотрела на меня с отчаянной надеждой, ожидая увидеть понимание, прощение, может быть, даже злость. Но она не видела ничего. Моё лицо было непроницаемым. Я медленно встал, отодвинув стул. Подошёл к окну и посмотрел на тёмный двор. Потом обернулся к ней.
— Ты вложила все наши сбережения в акции, которые вот-вот должны были выстрелить? А выписка из банка говорит, что ты просто закрыла ипотеку своей матери! Надеюсь, в её квартире хватит места и для тебя, Лида! Потому что тут ты больше жить не будешь!
Мои слова повисли в густом кухонном воздухе, пропитанном паром и обманом. Лицо Лиды прошло через все стадии отрицания: от недоумения и шока до панического страха. Она смотрела на меня так, будто я вдруг заговорил на неизвестном ей языке, на котором произносят только самые страшные проклятия. Её губы задрожали, и маска уверенного финансового гуру окончательно рассыпалась в прах, обнажив испуганную, запутавшуюся женщину.
— Выгнать? Ден, ты не можешь… Это наш дом! Мы вместе… — она начала говорить, но голос сорвался. Она вскочила со стула, подбежала ко мне и вцепилась в рукав моей рубашки. — Послушай, я всё объясню! Это была ошибка, я знаю! Я поддалась панике! Мама звонила каждый день, плакала… Я просто хотела решить её проблему, а потом быстро вернуть всё на место! Я бы взяла кредит на своё имя, ты бы даже не узнал!
Она говорила быстро, глотая слова, и её дыхание обдавало меня всё тем же персиковым ароматом, который теперь казался приторным и удушливым. Я аккуратно, без злости, но с непреодолимой твёрдостью отцепил её пальцы от своей руки.
— Ты уже всё объяснила, Лида. Своим поступком. Ты не ошиблась. Ты сделала выбор. Ты выбрала свою маму и её квартиру, а в качестве ресурса для этого выбора использовала наше общее будущее. Ты не советовалась со мной. Ты не спросила. Ты просто взяла то, что, по-твоему, лежало без дела, и заткнула этим дыру в своём семейном бюджете. Всё остальное — просто слова.
Я отошёл от неё и направился в спальню. Она поплелась за мной, как тень, продолжая свой сбивчивый, отчаянный монолог.
— Но я люблю тебя! Это ничего не меняет! Деньги — это просто бумага, мы заработаем ещё! Главное же — это мы! Я исправлюсь, я всё верну, клянусь! Дай мне шанс!
Я открыл шкаф. На одной половине висели мои рубашки и пара джинсов. На другой — её платья, блузки, деловые костюмы, которые она так любила. Мир успешной женщины. Я молча достал с антресоли большую дорожную сумку, которую мы когда-то покупали для совместной поездки к морю, и бросил её на кровать.
— У тебя час, — сказал я, не глядя на неё. — Собери самое необходимое. Остальное заберёшь потом.
В её глазах блеснула ярость. Отчаяние уступило место злости — последнему прибежищу загнанного в угол человека.
— Ты не можешь вот так просто вышвырнуть меня на улицу! После пяти лет! Я не уйду! Я имею право здесь быть!
— Ты не имеешь права на мои деньги, но это тебя не остановило, — мой голос оставался таким же ледяным. Эта холодность пугала её куда больше, чем если бы я кричал. — А теперь собирай вещи. Или я соберу их сам и просто выставлю за дверь.
Она поняла, что это не угроза. Это был констатация факта. Её плечи опустились. Вся её показная сила, вся её спесь финансового гения испарились без следа. Она подошла к кровати и, как в замедленной съёмке, расстегнула молнию на сумке. Начался самый тихий и самый страшный час в моей жизни. Звуки открывающихся ящиков, шелест одежды, глухие удары брошенных на пол флаконов с косметикой. Я не уходил. Я сидел в кресле в углу комнаты и смотрел. Я должен был досмотреть этот спектакль до конца. Вот она складывает свои деловые костюмы. Вот её ноутбук, её орудие лжи, отправляется в специальный карман сумки. Она не плакала. Её лицо было каменно-серым.
Когда сумка была набита, она застегнула её и поставила на пол. Подошла к двери, но остановилась на пороге.
— Так вот какова цена твоего доверия? — спросила она горько, глядя в стену. — Одна ошибка — и всё кончено?
Я поднял на неё глаза.
— Это была не ошибка, Лида. Это был обман. Цена моего доверия — правда. А ты её растоптала. Прощай.
Она молча вышла, и через мгновение я услышал, как хлопнула входная дверь. Я не двинулся с места. Сидел в кресле ещё минут десять, вслушиваясь в тишину. Старый холодильник на кухне продолжал своё монотонное гудение, но теперь оно не раздражало. Оно стало фоном для оглушительной пустоты. Я встал, прошёл на кухню. На столе остался её стакан с недопитой водой. Я взял его и вылил в раковину. Открыл шкаф, где стояли наши запасы на «чёрный день». Гречка, овсянка, макароны. Я смотрел на них, как на артефакты прошлой, фальшивой жизни. Потом достал телефон. Нашёл номер ближайшей пиццерии.
— Алло, здравствуйте. Примите заказ, пожалуйста. Самую большую, мясную. Да, двойной сыр. На один прибор…
