Жизнь Инессы Викторовны Климовой всегда подчинялась неписаному расписанию. Подъем в пять тридцать утра, пока дом ещё спит. Быстрый душ, укладка непослушных волос, почти неслышные движения на кухне – жарка, парка, нарезка. К семи часам на столе уже красовался горячий завтрак.
Муж Виталий Андреевич – всегда первый, кому подавалась тарелка, наполненная до краёв. Сын Костя – второй по значимости мужчина в доме. И только потом, если оставалось время перед выходом мужчин из дома, Инесса могла позволить себе присесть и что-то проглотить.
Двадцать лет – от звонка до звонка. Без амнистии и досрочного освобождения. Не то чтобы она считала свою жизнь заключением – вовсе нет. Скорее, служением. Многие считали её святой. Другие – бесхребетной. Сама Инесса просто знала, что выполняет главное предназначение – заботиться о семье.
– Инессочка, ты чудо, а не женщина, – часто говорила ей свекровь Клавдия Степановна, заезжая в гости и придирчиво оглядывая безупречно чистую квартиру. – Как все-таки повезло моему Виталику с тобой.
Инесса в такие моменты лишь сдержанно улыбалась уголками губ. Она знала, что в глазах свекрови читается совсем другое: «И как умудряется эта простушка удерживать моего сына столько лет?»
Комплименты от свекрови были редкими подачками, которые та выдавала с явным скрипом. Клавдия Степановна – женщина с железным характером и острым языком – видела в невестке прежде всего соперницу. Соперницу, которая двадцать лет назад увела её ненаглядного сыночка из-под крылышка, да ещё и родила внука, перетянув на себя ещё больше внимания Виталика.
– Да ладно тебе, мама, – обычно вступался за жену Виталий, хлопая Инессу по плечу. – Она у меня золото, а не жена. Правильно я решил, что ей работать не нужно. Какой смысл? Я и так прилично зарабатываю, а она хранит семейный очаг.
В этот момент Инесса, как правило, чувствовала себя не человеком, а функцией. Удобной, полезной, но всё же – функцией. Впрочем, она никогда не жаловалась.
Когда двадцать лет назад Виталий, тогда ещё подающий надежды юрист в крупной компании, заявил, что его жена не должна «гробить свои нервы на работе», Инесса приняла это как данность. Тем более, что через год родился Костя, и забот прибавилось втрое.
А потом потянулись годы – серые, похожие друг на друга, как близнецы. Дом-магазин-дом. Стирка-готовка-уборка. Школа-секции-репетиторы для Кости. Всё для других, ничего для себя. Её университетский диплом экономиста давно пылился в ящике стола. Да и какая из неё теперь экономистка? Двадцать лет без практики.
– Мне нужно с тобой поговорить, – голос Виталия звучал непривычно резко в тот вечер. Был вторник, самый обычный вторник, ничем не отличающийся от прочих вторников за последние двадцать лет.
Инесса как раз развешивала выглаженные рубашки мужа по плечикам – по цветам, как он любил. Синие к синим, белые к белым.
– Конечно, сейчас вот эту повешу только, – отозвалась она, аккуратно разглаживая несуществующую складку на воротнике его любимой бледно-голубой сорочки.
– Оставь ты эти тряпки и сядь уже.
Что-то в его тоне заставило её замереть. Она механически положила рубашку на кровать и опустилась рядом, сложив руки на коленях, как прилежная школьница.
Виталий стоял у окна, спиной к ней, и смотрел куда-то вдаль, будто пытался разглядеть что-то важное в сгущающихся сумерках московского вечера.
– Я ухожу от тебя, – произнёс он так буднично, словно сообщал прогноз погоды на завтра.
Инесса моргнула. Раз. Второй. Ей показалось, что она ослышалась.
– Прости, что?
– Я ухожу от тебя, – повторил он, наконец повернувшись. Его лицо, которое она изучила до последней морщинки за двадцать лет, вдруг показалось ей лицом совершенно чужого человека. – У Ани будет от меня ребёнок.
Инесса ощутила, как в груди что-то оборвалось и полетело вниз, будто лифт с перерезанным тросом.
– У какой Ани? – спросила она, хотя уже знала ответ.
– У твоей сестры, у какой же ещё.
Аня. Её троюродная сестра. Хрупкая, звонкая, вечно смеющаяся Анька, которая была моложе Инессы на десять лет. Аня приехала из Новосибирска пять лет назад – покорять столицу. Инесса, конечно же, приютила её, помогла с работой, поддерживала как могла. А потом Аня встала на ноги, сняла квартиру неподалёку и стала частой гостьей в их доме. Весёлая, легкомысленная, с искрящимися от жизнелюбия глазами – полная противоположность уставшей, вечно озабоченной бытом Инессы.
– А как… – начала было Инесса и осеклась. Глупый вопрос. Она прекрасно понимала – как.
– Так получилось, – Виталий пожал плечами, словно речь шла о случайно разбитой чашке. – Я люблю её, Инесса. И хочу быть с ней и нашим будущим ребёнком.
Инесса почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота.
– А как же Костя? Как же я? Как же наши двадцать лет?
– Костя взрослый, ему не пять лет. Ты… ты справишься. Ты сильная, – он произнёс это с неожиданной нежностью, от которой её замутило ещё сильнее. – А двадцать лет… что ж, бывает всякое. Люди меняются, чувства проходят.
– И когда ты уходишь? – спросила она севшим голосом, отчаянно цепляясь за детали, чтобы не думать о главном.
– Сегодня. Я поживу пару дней в гостинице, пока ты будешь отсюда съезжать, я уже собрал вещи, – он кивнул на чемодан, стоявший за дверью спальни. Инесса только сейчас его заметила.
– А как же… – она обвела рукой комнату, подразумевая их квартиру, их мебель, их совместно нажитое имущество.
Виталий вздохнул, словно разговаривал с несмышлёным ребёнком.
– Инесс, давай начистоту. Квартиру я купил на свои деньги. Машину тоже. Всё это время я содержал семью, пока ты занималась домом. По закону, конечно, ты имеешь право на часть имущества, но… – он сделал паузу, – я надеюсь на твоё благоразумие. Тем более, что я оставляю тебе кое-какие сбережения – хватит на первое время, пока не найдёшь работу.
Инесса почувствовала, как внутри что-то надламывается. Она подняла взгляд на мужа – всё ещё формально мужа – и увидела в его глазах не сожаление, не вину, а лишь нетерпение. Ему хотелось поскорее закончить этот неприятный разговор и уйти. Уйти к Ане, к новой жизни.
– Ты всё продумал, – тихо произнесла она.
– Да. Я поговорил с юристом. Я понимаю, что поступаю не очень красиво, но я хочу быть честным. Машину и квартиру я заберу. Это справедливо.
– Справедливо, – эхом отозвалась Инесса. – А все эти годы, что я тратила на тебя, на Костю, на создание уюта – это как в твоём понимании справедливости?
Виталий поморщился.
– Ну ты тоже давай-ка не драматизируй. Ты же сама всегда хотела быть домохозяйкой. Я предлагал тебе работать несколько раз, ты отказывалась.
– Потому что ты приходил с этими предложениями, когда Косте было то три года, то пять, то восемь! А потом уже было поздно – кому нужен экономист без опыта работы?
– В любом случае, это было твоё решение, – отрезал Виталий. – Я обеспечивал тебя всем необходимым. Даже с избытком.
Инесса молчала. Перед глазами проносились картинки её жизни – бесконечные хлопоты по дому, детские болезни, когда она не спала ночами, школьные собрания, стояние у плиты, бесконечные стирки и глажки, постоянная забота о том, чтобы у её мужчин всё было идеально. И вот – благодарность. «Ты справишься».
– А Костя знает? – вдруг спросила она.
Виталий замялся.
– Да, я поговорил с ним. Он… понимает.
– Понимает что? Что его отец бросает его мать ради молодой любовницы, которая ещё и родственница?
– Не утрируй. Костя взрослый парень. И кстати… – Виталий отвёл взгляд, – он решил, что пока поживёт со мной.
Этот удар оказался сокрушительным. Инесса почувствовала, как у неё подкашиваются ноги, и опустилась обратно на кровать, с которой незаметно для себя успела встать.
– Он выбрал тебя, – прошептала она.
– Он никого не выбирал. Просто так будет логичнее. Ему проще сейчас быть со мной – я ближе к его университету. И потом, мужчина лучше поймёт мужчину.
– Логичнее, – повторила Инесса, чувствуя, как внутри закипает что-то тёмное и горячее. – А когда вы все это обсуждали за моей спиной? Когда вырабатывали эту… логику?
Виталий не ответил, и это было красноречивее любых слов.
– Кто ещё знал? – спросила Инесса, поднимая на него глаза. – Моя мама? Твои родители?
По его лицу пробежала тень, и она поняла – все. Все знали. Весь их маленький мирок был в курсе предательства, только она оставалась в блаженном неведении.
– Сколько времени это продолжается? – задала она ещё один вопрос, хотя внутренний голос кричал: «Не спрашивай! Не делай себе больнее!»
– Чуть больше года, – нехотя произнёс Виталий.
Год. ГОД. Целый год за её спиной шли интриги, перешёптывания, обсуждения. Все эти семейные обеды, когда Аня сидела напротив и улыбалась своей лучезарной улыбкой. Все эти праздники, когда они собирались вместе и поднимали бокалы «за семью». Инесса вдруг вспомнила, как пару месяцев назад Аня расплакалась за столом и выбежала из комнаты, а Инесса – д\у\р\а – побежала за ней, утешала, обнимала, спрашивала, что случилось.
– Мне надо идти, – сказал Виталий, снова взглянув на часы.
– Да, – кивнула Инесса. – Иди.
Он подхватил чемодан и направился к двери. У порога обернулся, словно хотел что-то сказать, но передумал и молча вышел. Щёлкнул замок, и в квартире воцарилась тишина – такая плотная, что, казалось, её можно было потрогать руками.
Инесса сидела неподвижно, глядя в одну точку. Внутри была пустота – огромная, звенящая пустота, где эхом отдавались слова мужа: «У Ани будет ребёнок от меня. Я ухожу. Машину и квартиру заберу».
Зазвонил телефон. Инесса машинально взглянула на экран – мама. Скорее всего, уже знает, звонит выразить сочувствие. Или отчитать – мол, не уберегла мужа. Инесса сбросила вызов. Через минуту телефон зазвонил снова – на этот раз её старшая сестра Марина. Инесса выключила телефон.
Она не знала, сколько времени просидела так, в оцепенении. Может, час, может, три. В дверь позвонили. На пороге стояла Лариса, её лучшая подруга ещё со студенческих времён.
– Я всё знаю, – без предисловий сказала она. – Виталий позвонил Косте, Костя – своей девушке Веронике, а та – мне. Решила, что тебе нужна поддержка.
Инесса молча отступила, пропуская подругу в квартиру. Лариса прошла внутрь, скинула туфли и, не раздеваясь, прошла на кухню. Открыла холодильник, достала бутылку белого вина, которое Инесса держала для особых случаев, нашла штопор, откупорила, налила в два бокала.
– Пей, – скомандовала она, протягивая один Инессе.
– Я не хочу, – покачала головой Инесса.
– А я сказала – пей! – в голосе Ларисы зазвучали металлические нотки. – Это лекарство.
Инесса послушно взяла бокал и сделала глоток. Потом второй, третий. Вино растекалось по телу приятным теплом, притупляя острую боль предательства.
– Я тебя забираю, – заявила Лариса, допив свой бокал. – Поживёшь у меня, пока не решишь, что делать дальше.
– Но как же… – Инесса обвела взглядом кухню.
– Никаких «но». Собирай самое необходимое. В эту квартиру ты больше не вернёшься.
– Почему?
– Потому что здесь всё будет напоминать тебе о предательстве. Каждый угол, каждая вещь. Нет, так нельзя. Уходим.
Инесса посмотрела на подругу долгим взглядом. Может, Лариса права? Остаться в этих стенах – всё равно что жить на пепелище. Она медленно кивнула и пошла собирать вещи.
Костя позвонил на следующий день. Инесса не хотела отвечать, но Лариса настояла.
– Мам, – голос сына звучал неуверенно, – ты как?
– Нормально, – ответила Инесса сухо. – А ты?
– Я… я хотел объяснить. Я не предавал тебя, просто…
– Просто решил остаться с отцом, я поняла.
– Мам, пойми, мне так проще. Я на третьем курсе, у меня учёба, друзья, от папиной квартиры до универа пятнадцать минут пешком.
– Конечно, – кивнула Инесса, хотя сын не мог видеть этого жеста. – Я всё понимаю. Удобство превыше всего.
– Мам, ну не начинай, – в голосе Кости послышалось раздражение. – Я же не насовсем к нему. Буду тебя навещать. Просто сейчас так логичнее.
Опять это слово – «логичнее». Как они с отцом похожи, даже используют одинаковые выражения.
– Хорошо, Костя. Живи, как хочешь.
– Мам, ты чего такая холодная? Я же не виноват, что у них с папой так получилось.
Инесса почувствовала, как внутри снова поднимается эта горячая, тёмная волна.
– А в чём, по-твоему, моя вина? – тихо спросила она. – В том, что двадцать лет посвятила семье? В том, что не следила за мужем, доверяя ему? В том, что приютила Аню, когда она приехала в Москву?
– Да никто тебя не винит! – воскликнул Костя. – Просто так жизнь сложилась. Ты ведь сама говорила, что браки не всегда длятся вечно.
– Говорила, – согласилась Инесса. – Но я имела в виду, что люди могут разойтись, если чувства угасли. Но не так, Костя. Не за спиной, не с предательством, не с враньём.
– Мама, тебе нужно успокоиться. Ты сейчас на эмоциях, потом поймёшь…
– Нет, Костя, – перебила его Инесса. – Я уже всё поняла. И про твоего отца, и про тебя. Слушай, мне пора. Будь здоров.
Она нажала на «отбой», не дожидаясь ответа. Лариса, сидевшая рядом и слышавшая весь разговор, покачала головой.
– Мальчишка. Он ещё не понимает.
– Он взрослый мужчина, Лар. Ему не десять. И он сделал выбор.
Инесса говорила спокойно, но внутри всё сжималось от боли. Сын, её единственный сын, её кровиночка, которого она выносила, родила, выкормила, вырастила – предпочёл отца. Предпочёл «логику» и «удобство». Что ж, пусть будет так.
В ту ночь Инесса не спала. Впервые за много лет у неё не было ни обязанностей, ни планов на завтра, ни насущных забот. Только пустота и звенящая тишина в голове.
На следующий день позвонила мать. Инесса колебалась, но всё же ответила.
– Доченька, как ты? – голос матери сочился фальшивой заботой.
– Прекрасно, мама, – ответила Инесса ровным тоном. – Просто чудесно.
– Инессочка, я понимаю, тебе сейчас тяжело, но…
– Мама, – перебила её Инесса, – скажи честно: сколько ты знала про Виталия и Аню?
В трубке повисла тишина.
– Инесса, ну зачем так сразу…
– Сколько, мама?
Мать вздохнула.
– Месяца три. Но я не хотела тебе говорить! Думала, у них несерьёзно, мало ли что у мужиков бывает. Виталик погуляет и вернётся.
– А когда выяснилось, что у них серьёзно, ты тоже решила не говорить?
– Инесса, ну что ты как маленькая! – в голосе матери послышалось раздражение. – Ты думаешь, мне приятно было это знать? Я на твоей стороне! Но ты вспомни себя – совсем себя запустила, вечно в халате, вечно с тряпкой. Мужики – они глазами любят. А Анька – молодая, красивая…
– Спасибо, мама, – холодно прервала её Инесса. – Ты мне очень помогла.
– Да что ты злишься? Я правду говорю! Тебе сейчас надо себя в порядок привести, работу найти, может, даже мужика нового. Жизнь не кончается…
– Спасибо за советы, – Инесса говорила всё тем же ледяным тоном. – Мне пора.
– Инесса, не глупи! Перезвони мне, когда остынешь!
Но Инесса уже нажала на «отбой». Лариса, сидевшая рядом с чашкой чая, вздохнула.
– Твоя мама всегда была… своеобразной.
– Ты слишком добра в определениях, – усмехнулась Инесса.
Телефон снова зазвонил. На сей раз – свекровь.
– Не бери, – посоветовала Лариса. – Ничего хорошего не услышишь.
Но Инесса всё же ответила. Голос Клавдии Степановны звучал строго, как у учительницы, вызвавшей в школу родителей проблемного ученика.
– Ну что, довела мужика? – без предисловий начала она. – Я всегда знала, что ты не пара моему Виталику. Слишком простая, слишком… обычная. Он с тобой от скуки выть хотел!
– Здравствуйте, Клавдия Степановна, – спокойно ответила Инесса. – Я тоже рада вас слышать.
– Да брось ты эти церемонии! – фыркнула свекровь. – Поговорим начистоту. Аня – вот кто нужен моему сыну. Яркая, весёлая, живая. С ней он расцвёл!
– За сколько месяцев расцвёл? За двенадцать?
– Что?
– Ничего. Я просто спрашиваю, сколько вы знали об их романе?
Клавдия Степановна хмыкнула.
– А что тут знать? Я на дне рождения Кости, если помнишь, увидела девочку и сразу поняла – вот она, та самая. То, что нужно моему Виталику.
Инесса замерла. То есть, это свекровь организовала? Специально?
– Вы… свели их?
– Ну, помогла немножко. Они бы всё равно нашли друг друга, я только ускорила процесс. Виталик был несчастлив с тобой, я это видела.
– Двадцать лет несчастлив? – в голосе Инессы звучало неподдельное изумление.
– Да! Ты его душила своей заботой, своей правильностью! Превратила в домашнего тапочного мужика!
Инесса не выдержала и расхохоталась – горько, надрывно.
– Клавдия Степановна, вы прекрасны. Просто прекрасны. Передайте Виталику, что я подаю на развод. И пусть готовит документы на квартиру и машину – я не буду препятствовать.
– Вот и умница, – неожиданно смягчилась свекровь. – Я знала, что ты разумная женщина.
– О да, – кивнула Инесса. – Теперь я очень разумная. Прощайте, Клавдия Степановна.
Она нажала на «отбой» и повернулась к Ларисе.
– Знаешь что? – сказала она неожиданно твёрдым голосом. – Нам нужно уехать.
– Куда? – удивилась Лариса.
– Куда угодно. Подальше отсюда. Хотя бы на пару недель. Мне нужно время подумать, восстановиться. А здесь меня найдут и заклюют.
Лариса смотрела на подругу несколько секунд, а потом решительно кивнула.
– У меня есть идея. Поехали в Пятигорск, в санаторий. Там сейчас не сезон, путёвки недорогие. Горы, воздух, термальные источники – то, что нужно для исцеления.
– Термальные источники не лечат предательство, – горько усмехнулась Инесса.
– Нет, но помогают восстановить силы. Которые тебе понадобятся, чтобы начать новую жизнь.
Инесса молчала. Новая жизнь. В сорок три года, без работы, без дома, без семьи. Что ж, звучит как вызов.
– Хорошо, – наконец сказала она. – Поехали в твой Пятигорск. Хуже уже не будет…
Они уехали через два дня. Инесса оставила адвокату доверенность на ведение бракоразводного процесса. Ей не хотелось видеть ни Виталия, ни его адвокатов, ни слышать формальных слов о «непреодолимых разногласиях». Какие там разногласия – всё предельно ясно. Муж двадцати лет решил, что молодая любовница и ребёнок от неё важнее, чем жена, посвятившая ему лучшие годы жизни.
Санаторий встретил их прохладой и тишиной. Октябрь в Пятигорске – время дождей и туманов, когда туристы уже разъехались, а местные готовятся к зиме. Идеальное время, чтобы залечивать раны.
– Знаешь, – сказала Лариса в первый же вечер, наливая в бокалы тягучее красное вино, – иногда полезно всё потерять, чтобы понять, кто ты на самом деле.
– Философствуешь? – усмехнулась Инесса, принимая бокал. – Легко рассуждать, когда не твоя жизнь рассыпалась на осколки.
– А моя рассыпалась пять лет назад, если ты забыла, – спокойно ответила Лариса. – Когда Игорь ушёл к своей секретарше, оставив меня с ипотекой и двумя детьми.
Инесса виновато опустила глаза. Действительно, у Ларисы был свой опыт предательства.
– Прости. Я погрязла в своём горе и забыла, что не я одна такая.
– Да брось, – отмахнулась Лариса. – Я не к тому. Просто хочу сказать, что это не конец. Это больно, чертовски больно. Но это не смертельно.
Инесса отпила вина, чувствуя, как терпкая жидкость обжигает горло.
– Знаешь, что хуже всего? – спросила она, глядя в окно на мокрые от дождя горы. – Не предательство Виталия, нет. Я даже не удивлена. Он всегда был слабаком, прятавшимся за маской сильного мужчины. И не Аня – в конце концов, она никогда не была мне по-настоящему близка. Хуже всего то, что все вокруг знали. Все! И молчали. Как будто я не заслуживала правды.
Её голос дрогнул, но она сдержалась – слёз больше не было. Они закончились где-то на полпути в Пятигорск, в купе поезда, когда Инесса, глядя в темноту за окном, вдруг поняла, что плачет не о муже, а о себе. О двадцати годах, прожитых с человеком, который смог так легко от неё отказаться.
– Люди не любят быть вестниками плохих новостей, – задумчиво произнесла Лариса. – Они предпочитают делать вид, что всё нормально, даже когда всё рушится. Такова человеческая природа.
– А как насчёт честности? Порядочности? Элементарного уважения?
– Это слишком высокие требования для большинства людей, – пожала плечами Лариса. – Поверь, я знаю. Когда я узнала про Игоря и его секретаршу, оказалось, что весь офис был в курсе уже полгода. Включая мою лучшую подругу Светку, которая работала в соседнем отделе.
– И как ты справилась?
– Никак, – честно ответила Лариса. – Просто приняла как данность. Люди слабы, труслив и эгоистичны. Почти все. И если ты ждёшь от них благородства, готовься к разочарованию.
Инесса покачала головой.
– Какая мрачная картина мира.
– Реалистичная, – поправила её Лариса. – Но знаешь, что хорошо? Иногда, очень редко, но встречаются люди, которые всё-таки поступают правильно. Которые говорят правду, даже когда это больно. Которые остаются рядом, даже когда это неудобно. И ради таких моментов стоит жить.
Она подняла бокал, и Инесса нерешительно чокнулась с ней.
Дни в санатории текли медленно и однообразно. Утром – процедуры: массаж, грязевые ванны, минеральные воды. Днём – прогулки по окрестностям, если позволяла погода. Вечером – разговоры под вино в маленьком номере с видом на горы.
Иногда они плакали вместе – пьяные слёзы под старые песни и воспоминания о тех временах, когда всё казалось правильным и понятным. Иногда уходили в лес и кричали – громко, отчаянно, выплёскивая накопившуюся боль в пустоту. В такие моменты Инессе казалось, что её крик слышен даже в Москве – там, где сейчас её бывший муж и его новая семья строят своё счастье на руинах её жизни.
Однажды вечером, через две недели после приезда, Лариса вдруг сказала:
– А ведь ты свободна, Инесса. Впервые за двадцать лет действительно свободна.
– Что ты имеешь в виду? – Инесса подняла взгляд от книги, которую безуспешно пыталась читать последний час.
– То, что говорю. Ты больше не жена, не мать взрослого сына, который в тебе не нуждается. Не хранительница домашнего очага. Ты – просто женщина, которая может делать всё, что захочет.
– И что же я могу? – горько усмехнулась Инесса. – В сорок три года, без работы, без жилья, без перспектив?
– Всё, – просто ответила Лариса. – Учиться. Путешествовать. Работать. Любить. Жить для себя, а не для других. Ты красивая, умная женщина. У тебя высшее образование. Да, тебе будет непросто найти работу по специальности, но ты можешь переучиться. Или уехать. Или просто начать всё с чистого листа.
Инесса покачала головой.
– Ты говоришь так, будто это просто.
– Нет, не просто. Ужасно сложно. Страшно до дрожи в коленях. Но возможно. И у тебя хватит сил, Инесса. Я знаю тебя тридцать лет и никогда не видела, чтобы ты сдавалась.
– Тогда было ради кого бороться, – тихо произнесла Инесса.
– А сейчас – ради себя. Самое время, не находишь?
В тот вечер Инесса долго не могла уснуть. Она смотрела в потолок и думала о словах подруги. Свободна. Это слово звучало одновременно как приговор и как обещание. Как тяжесть и как крылья за спиной. Она столько лет жила ради других – мужа, сына, родителей. А ради себя? Что она делала для себя все эти годы?
Утром она проснулась с ощущением странной лёгкости. Будто что-то надломилось внутри – не сердце, нет, скорее, оковы, которые она сама на себя надела много лет назад.
– Я хочу подстричься, – заявила она Ларисе за завтраком.
Та подняла бровь.
– Вот так сразу?
– Да. И покрасить волосы. В рыжий.
Лариса усмехнулась.
– Классический этап после расставания – сменить причёску. Что ж, я за. Поехали в город, найдём приличного парикмахера.
Через три часа Инесса смотрела в зеркало на незнакомую женщину с короткими рыжеватыми волосами и удивлёнными глазами.
– Ну как? – спросила мастер, поправляя последнюю прядь.
– Непривычно, – честно ответила Инесса. – Но мне нравится.
– Тебе идёт, – подтвердила Лариса. – Совсем другой типаж. Моложе выглядишь.
По дороге назад в санаторий Инесса вдруг сказала:
– Я не вернусь в Москву.
– В смысле? – удивилась Лариса.
– В прямом. Получу развод, заберу свою часть денег и уеду. Куда-нибудь, где меня никто не знает. Где не нужно будет каждый день видеть сочувственные взгляды знакомых. Или, что ещё хуже, встречать Виталия с Аней и их ребёнком.
Лариса внимательно посмотрела на подругу.
– Ты серьёзно?
– Абсолютно.
– И куда ты поедешь?
Инесса пожала плечами.
– Не знаю. Может, в Калининград. Или в Сочи. Или вообще в другую страну. Но точно не обратно в Москву.
– А как же я? – тихо спросила Лариса. – Мы же столько лет дружим…
Инесса взяла её за руку.
– Ты единственная, кому я скажу, где буду. И ты сможешь приезжать. Или я к тебе. Но жить там, где каждый камень напоминает о прошлом… нет, я так не могу.
В Москву они вернулись через месяц. За это время адвокат Инессы успел подготовить все документы для развода. Виталий, как ни странно, не возражал против раздела имущества – видимо, из чувства вины или просто желая поскорее закончить формальности. Инессе полагалась компенсация – не то чтобы внушительная, но достаточная, чтобы снять скромное жильё и прожить год-полтора, пока она не найдёт работу.
Суд был быстрым и безэмоциональным. Инесса сидела напротив Виталия и смотрела на человека, с которым прожила два десятилетия, будто видела его впервые. Чужой, совершенно чужой мужчина. Когда судья объявил их брак расторгнутым, Инесса не почувствовала ничего, кроме облегчения. Словно с плеч сняли тяжелый груз, который она несла слишком долго.
После суда Виталий попытался подойти к ней.
– Инесса, я хотел сказать…
– Не надо, – она подняла руку, останавливая его. – Просто не надо. Всё уже сказано.
– Я не хотел, чтобы так вышло.
– Неважно, чего ты хотел или не хотел. Важно, что ты сделал, – Инесса говорила спокойно, без злости. Злость требует сил, а у неё не осталось сил на этого человека. – Прощай, Виталий. Надеюсь, с Аней ты будешь счастливее.
Она повернулась и пошла прочь, не оглядываясь. За спиной послышался его голос:
– А как же Костя?
Инесса остановилась.
– А что Костя? Он взрослый. Живёт с тобой. Разберётся.
– Он скучает по тебе.
Она усмехнулась, не оборачиваясь.
– Он знает, где меня найти. Если захочет.
С этими словами она вышла из здания суда. На улице стояла золотая осень – та самая, которую она всегда любила. Солнце, прохладный ветер, жёлтые листья под ногами. Когда-то в такой же день они с Виталием познакомились. А сегодня – официально стали чужими людьми. Круг замкнулся.
Лариса ждала её в машине.
– Ну как? – спросила она, когда Инесса села рядом.
– Свободна, – ответила та. И впервые за долгое время улыбнулась по-настоящему…
Инесса прожила у подруги ещё три месяца. За это время она рассмотрела все варианты – от Крыма до Дальнего Востока. Сходила на несколько собеседований, но везде одно и то же: «У вас нет опыта работы». Как будто двадцать лет ведения домашнего хозяйства – не работа.
Костя позвонил только однажды – в её день рождения. Разговор был коротким и натянутым. Он жаловался на учёбу, рассказывал про новую девушку, но ни слова не говорил об отце и Ане. А Инесса не спрашивала. Ей больше не было интересно.
В феврале она получила письмо – настоящее, бумажное, в конверте. От тёти Веры, маминой сестры, которая тридцать лет назад ушла в монастырь. Они никогда не были особенно близки – виделись пару раз в детстве, потом обменивались редкими открытками по праздникам. В письме тётя выражала соболезнования по поводу развода (видимо, мать всё-таки связалась с ней) и приглашала приехать в гости, в женский монастырь неподалёку от Твери.
«Здесь тихо, – писала она. – Здесь можно думать. И здесь никто не осудит тебя за то, что твоя жизнь пошла не так, как планировалось».
Инесса долго смотрела на письмо. Потом достала телефон и нашла монастырь в интернете. Небольшой, но древний, основанный ещё в XVI веке. Красивые старинные постройки среди лесов и озёр. Тишина, покой, размеренность.
– Я еду к тёте Вере, – сказала она Ларисе вечером. – В монастырь.
– Зачем? – удивилась та.
– Не знаю. Может быть, там я найду ответы.
– На какие вопросы?
Инесса задумалась.
– На самый главный: кто я теперь, когда перестала быть женой, матерью и хозяйкой дома?
Лариса нахмурилась.
– Ты уверена, что монастырь – правильное место для таких поисков?
– Я ни в чём не уверена, – честно ответила Инесса. – Но хочу попробовать.
Она уехала через неделю. Тётя Вера встретила её на станции – маленькая, сухонькая старушка в чёрном одеянии, с острым, неожиданно молодым взглядом.
– Здравствуй, Инесса, – сказала она, обнимая племянницу. – Рада, что ты приехала.
От неё пахло ладаном, травами и чем-то неуловимо тёплым, домашним. Инесса неожиданно для себя расплакалась, уткнувшись в плечо тёти. Та гладила её по голове, не говоря ни слова, давая выплакаться.
Монастырь оказался именно таким, как на фотографиях – старинным, мирным, будто застывшим во времени. Тётя поселила Инессу в небольшой келье для паломников. Скромно, но чисто и уютно.
– Можешь оставаться, сколько нужно, – сказала она. – Никто не будет тебя торопить. Молись, если хочешь. Помогай сёстрам, если есть силы. Просто живи и дыши. Здесь хорошо дышится.
И Инесса осталась. Сначала на неделю, потом на месяц. Втянулась в неспешный ритм монастырской жизни – подъём на рассвете, молитвы, работа в трапезной или на огороде, снова молитвы, отход ко сну с закатом. Простая пища, простые разговоры, простые радости.
Однажды вечером, когда они с тётей Верой сидели в её келье за чаем, Инесса спросила:
– Тётя, а ты никогда не жалела, что ушла сюда? Что отказалась от мирской жизни?
Тётя Вера улыбнулась.
– Я не отказывалась, девочка. Я выбрала. Это разные вещи.
– И не скучаешь по тому, что могло бы быть? По семье, детям, карьере?
– Иногда, – честно ответила тётя. – Но я получила взамен нечто более ценное. Покой. Понимание себя и своего места в мире. И самое главное – свободу от ожиданий других людей. Здесь я отвечаю только перед Богом и собой.
Инесса задумалась. Свобода от ожиданий. Разве не об этом она мечтала все эти годы? Не о том ли, чтобы хоть раз в жизни делать то, что хочется ей, а не то, чего ждут от неё другие?
Весной она приняла решение. Не самое лёгкое, не самое очевидное. Но – своё.
– Я остаюсь, – сказала она тёте Вере. – Хочу стать послушницей.
Тётя внимательно посмотрела на неё.
– Ты уверена? Это серьёзный шаг.
– Уверена, – кивнула Инесса. – Впервые за много лет я точно знаю, чего хочу.
Тётя Вера молчала, изучая её лицо.
– Ты не боишься осуждения? Твоя мать, друзья…
– Они давно живут своей жизнью. А я начинаю свою. Новую.
Лариса прилетела через три дня после звонка Инессы. Ворвалась в монастырь как ураган, не обращая внимания на удивлённые взгляды монахинь.
– Ты с ума сошла? – без предисловий спросила она, найдя подругу в саду. – Монастырь? Серьёзно?
Инесса улыбнулась – спокойно, безмятежно.
– Я рада тебя видеть, Лара.
– Не заговаривай мне зубы! – Лариса нервно ходила взад-вперёд по узкой садовой дорожке. – Это же безумие! Ты отказываешься от всего – от будущего, от возможных отношений, от нормальной жизни!
– А что такое нормальная жизнь, Лар? – тихо спросила Инесса. – Та, где я снова буду жить чужими ожиданиями? Искать работу, которая мне не нравится? Пытаться устроить личную жизнь в сорок три года, когда на сердце ещё не зажили шрамы от предательства?
– Но это же… бегство! Ты просто прячешься от реальности!
Инесса покачала головой.
– Нет. Я наконец-то встречаюсь с ней лицом к лицу. И понимаю, что мне нужно. Здесь я нашла покой, Лара. Впервые за много лет.
Лариса опустилась на скамейку рядом с подругой.
– И что, ты собираешься провести здесь остаток жизни?
– Не знаю, – честно ответила Инесса. – Может быть, год. Может, два. Может, всю жизнь. Но сейчас – да, я хочу быть здесь. Хочу лечить душу. И хочу понять, кто я на самом деле, когда рядом нет никого, ради кого нужно притворяться.
Они долго разговаривали в тот вечер. Лариса плакала, угрожала, умоляла. Инесса оставалась непреклонной. В конце концов подруга сдалась.
– Ладно, – сказала она, вытирая слёзы. – Это твой выбор. Я не понимаю его, но уважаю. Только пообещай, что не исчезнешь. Что будешь писать, звонить…
– Обещаю, – улыбнулась Инесса.
В июне она получила письмо от сына. Короткое, формальное. Костя писал, что у него всё хорошо, что он съехал от отца и снимает комнату с друзьями, что Аня родила девочку, и Виталий теперь всё время проводит с новой семьёй. В конце было: «Мама, я скучаю. Можно приехать к тебе?»
Инесса долго смотрела на эти строки. Потом написала ответ: «Приезжай. Буду ждать».
Он приехал через неделю – повзрослевший, немного растерянный. Они гуляли по монастырскому саду, и Инесса слушала его рассказы о жизни, учёбе, планах на будущее. О том, как он поссорился с отцом из-за Ани. О том, как ему не хватает материнского тепла.
– Почему ты ушла, мам? – спросил он наконец.
– Потому что мне нужно было найти себя, – просто ответила она.
– И нашла?
Инесса улыбнулась.
– Нашла.
Перед отъездом Костя обнял её – крепко, по-детски.
– Ты вернёшься когда-нибудь?
– Не знаю, – честно ответила она. – Но ты всегда можешь приехать. Здесь хорошо думается.
Год спустя настоятельница предложила Инессе принять постриг. Она колебалась – это был серьёзный, окончательный шаг. Но за этот год она действительно нашла то, что искала всю жизнь – себя настоящую. Не функцию, не приложение к мужу и сыну, а целостную личность со своими мыслями, чувствами, стремлениями.
– Я согласна, – сказала она после недели размышлений.
Тётя Вера обняла её.
– Ты прошла сложный путь, но не сломалась.
На постриг приехали Лариса и Костя. Мать не приехала – обиделась, что дочь «зарывает себя заживо». Инесса не расстроилась. Она давно простила всех, кто предал её. И себя – за годы слепоты и самоотречения – тоже простила.
Когда она стояла перед алтарём в длинном чёрном одеянии, готовясь принять новое имя и новую жизнь, перед глазами пронеслась вся её прошлая жизнь – яркими вспышками, как в замедленной съёмке. Свадьба. Рождение сына. Бесконечная домашняя работа. Тот вечер, когда Виталий сказал: «У Ани будет ребёнок от меня, я ухожу».
Когда-то эти слова разрушили её мир. Сейчас они казались далёкими, почти нереальными, будто случившимися с кем-то другим. С той, прежней Инессой, которая растворялась в других, забывая о себе.
«Спасибо», – мысленно сказала она бывшему мужу. Без его предательства она бы никогда не нашла свой путь. Никогда не поняла бы, что счастье – это не когда ты нужна кому-то, а когда ты в мире с собой.
«У Ани будет ребёнок от меня, я ухожу. Машину и квартиру заберу», – эхом прозвучали в голове слова Виталия. И Инесса улыбнулась, принимая свою новую жизнь. Жизнь, где она наконец-то принадлежит только себе…
