Уступила старикам нижние полки и пожалела

— Проводница сказала, разбирайтесь сами, — добавила бабушка, — а нам ведь всего пару дней ехать, вот и подумали… Может, поменяемся?

Поезд стоял у перрона. Солнечные блики ложились на окна вагонов, а в воздухе стоял запах утреннего кофе и горячих пирожков из вокзальной забегаловки.

Я вдыхала этот аромат и чувствовала — впереди нас ждут два дня дороги, и я очень хотела, чтобы они прошли спокойно.

В руках я сжимала два билета на нижние полки — за них я билась месяц, откладывая каждую лишнюю копейку.

Всё ради того, чтобы мой сын Антон, пятнадцатилетний, худой и долговязый, мог ехать комфортно, не карабкаясь по ночам по холодным металлическим ступенькам.

Я толкнула дверь купе и застыла.

На наших местах, устроившись так, будто едут здесь уже не первый час, сидели двое пожилых пассажиров — невысокая женщина с седой аккуратной прической и мужчина в вязаном жилете.

На столике между ними стоял дымящийся термос, рядом лежали стопкой свежие газеты.

— Ой, доченька, — женщина подняла на меня глаза и мягко улыбнулась. — Мы тут… на ваших местах, да?

— Похоже, что так, — я постаралась говорить вежливо.

— У нас верхние полки, — вздохнула она. — А я с давлением… ну совсем не могу туда залезть.

Мужчина кивнул и театрально приложил ладонь к груди:
— А мне доктор вообще запретил по лестницам подниматься. Категорически.

Антон выглянул из-за моего плеча, хмуро моргнул.
— Мам, ну… — начал он, но я взглядом дала понять, что сейчас лучше помолчать.

— Проводница сказала, разбирайтесь сами, — добавила женщина. — Нам ведь всего два дня ехать. Может, поменяемся?

Я скользнула взглядом по их чемоданам — они уже стояли под нижними полками. Вещи разложены, термос наготове. Они явно успели обжиться. Но… их лица выглядели так по-доброму, что я вздохнула.

— Ладно, устраивайтесь, — произнесла я.

— Ах, золотце! — оживилась старушка. — Дай вам бог здоровья!

Пока мы с Антоном перекладывали наши сумки на верх, они окончательно обустроились: аккуратно разложили таблетки, развернули газеты.

— Молодой человек, — женщина кинула взгляд на телефон в руках сына, — а не вредно ли всё время в этот экран смотреть?

— Это учебные программы, — тихо ответил Антон.

— Учебные, говоришь? — она покачала головой. — А книжки бумажные ты пробовал читать? Ум-то развивать надо.

Сын бросил на меня растерянный взгляд, но я промолчала. Начало дороги — лучше не ссориться.

К вечеру их комментарии стали ещё настойчивее.

— А вы, доченька, работаете или только на пособии сидите? — поинтересовалась старушка, наливая себе чай.

— Работаю, — коротко ответила я.

— И кем же?

— Учителем.

— Вот это да! — она даже привстала. — Учитель, а собственного ребёнка воспитать не смогла. Ну что за времена…

Я почувствовала, как у меня внутри что-то кольнуло. Двадцать лет в школе, сотни учеников, столько сил и терпения — и вот тебе, вердикт от случайных соседей по купе.

— Может, хватит? — не выдержал Антон. — Вы же нас не знаете.

— Ох, дерзкий какой! — всплеснула руками женщина. — Совсем распустили.

Я положила сыну руку на колено:
— Не связывайся.

До утра надо было просто дожить.

В половине седьмого поезд остановился.

— Техническая стоянка, двадцать пять минут, — объявил динамик.

— Гриша, пошли скорее! — оживилась бабушка. — В магазин, а то продукты заканчиваются.

— Иду, иду! — дедушка быстро натянул куртку.

Через минуту они уже вышли из купе.

Я взглянула в окно… и не поверила своим глазам.

По перрону бодро шагали мои «немощные» соседи. Гриша шёл так широко, что обгонял молодых парней с рюкзаками. Женщина поспевала за ним почти бегом. Когда они подошли к большой луже, она ловко перепрыгнула её, даже не замедлившись.

— Мам, ты это видишь? — тихо спросил Антон.

— Ещё как, — ответила я, наблюдая, как они энергично лавируют в толпе у магазина, обгоняя других, а потом активно жестикулируют, торгуясь с продавцом.

— Они нас обманули?

— Похоже, что да.

— И что будем делать?

— Забирай вещи, — сказала я, уже спускаясь с полки. — Быстро и тихо.

Мы действовали слаженно. Я перестелила постель на своих полках, сложила их вещи наверх. Делала это без злости — просто ставила всё на свои места.

— А если они вернутся? — шепнул сын.

— Не успеют. В очереди ещё постоят.

Я оказалась права.

Через двадцать минут дверь распахнулась, и они ввалились в купе с пакетами в руках.

— Что происходит? — опешил дедушка.

— Мы пересели на свои места, — спокойно сказала я, не отрываясь от журнала.

— Как на свои? Мы же договорились! — возмутилась бабушка. — У меня давление!

— Давление у вас нормальное, — я подняла глаза. — Через лужи прыгали, бегали — и на полки свои заберётесь.

В купе повисла тишина.

— Мы просто… немного приукрасили, — пробормотала она.

— Немного, — кивнула я. — Но хватило.

Дедушка без стонов взобрался наверх. Бабушка села рядом, шумно сопя.

— Бессердечность какая… Старость не уважают.

— А честность уважать не обязательно? — тихо бросил Антон.

Я сжала его руку и почувствовала гордость.

Дальше путь шёл спокойно. Ни нравоучений, ни колких фраз. Я читала, Антон слушал музыку, иногда мы обменивались понимающими взглядами.

На вокзале они выкатывали чемоданы первыми — бодро, легко, без чьей-либо помощи.

— Мам, а ты с самого начала им не поверила? — спросил сын.

— Поверила, — улыбнулась я. — Первые пять минут. Потом поняла: уважение нужно заслуживать. В любом возрасте.

Оцените статью
Уступила старикам нижние полки и пожалела
Малютино семя: страшная жизнь Марии Годуновой