Алексей Матвеевич вздрогнул, оторвав взгляд от книги. Впервые за восемь часов дороги к нему подселили человека, да ещё с такими манерами. Женщина, примерно его возраста, лет сорока пяти, стояла в проёме двери, удерживая огромный чемодан. Вид у неё был такой, словно весь мир ей задолжал.
— И вам здравствуйте, — сказал Алексей Матвеевич, не скрывая раздражения. — Билет ваш покажите, пожалуйста. Мое место — нижнее с левой стороны, а на другом едет бабуся, она вышла пройтись.
— Да какая разница! — фыркнула женщина. — Вам что, тяжело что ли? Я устала, как собака!
Алексей Матвеевич подавил желание возразить. Он поднялся, отложив книгу, аккуратно закрыв её закладкой на том месте, где остановился. Годы работы в провинциальной библиотеке научили его обращаться с книгами бережно.
— Меня зовут Алексей Матвеевич, — представился он, выходя из купе, чтобы дать женщине возможность войти. — А вы?
— Вера Константиновна, — буркнула она, втаскивая чемодан. — Спасибо, что не спорите. Ненавижу верхние полки, — и добавила, словно объясняя своё поведение: — Три пересадки за день, и везде проводники — как будто одолжение делают.
Её речь была резкой, но в голосе проскальзывали нотки усталости. Алексей Матвеевич внезапно почувствовал неловкость за своё раздражение.
— Я, собственно, тоже верхние не люблю, — признался он. — Но коли нужно — так нужно.
Вера Константиновна посмотрела на него быстрым, оценивающим взглядом, и неожиданно смягчилась.
— Чай будете? У меня термос есть, — она достала из старомодной сумки термос советских времён. — Настоящий индийский, не эта бурда из пакетиков.
— С удовольствием, — согласился Алексей Матвеевич, понимая, что это своеобразное извинение за резкость.
Так началось их знакомство. Поначалу неохотное и вынужденное, оно постепенно перетекло в разговор, который растянулся на всю ночь. Вера Константиновна оказалась бывшей учительницей русского языка и литературы, уволившейся из школы после двадцати лет работы.
— Не могу больше смотреть, как дети деградируют, — говорила она, размешивая чай пластиковой ложечкой. — Сидят, уткнувшись в телефоны, писать грамотно не умеют, классику не читают. А директор только и требует отчёты писать да показатели улучшать. Какие показатели, если ученик Тургенева от Толстого отличить не может?
Алексей Матвеевич кивал, слушая её монолог. В словах попутчицы было что-то болезненно знакомое. Он сам последние годы наблюдал, как библиотека, которой он отдал двадцать пять лет жизни, превращается в «медиацентр» с компьютерами и настольными играми, а книги становятся лишь элементом интерьера.
— Еду к сестре в Сочи, — продолжала Вера Константиновна. — Она давно зовёт к себе. Говорит, в санатории работу найдёт — библиотекарем или культорганизатором.
— А у вас есть опыт в этой сфере? — поинтересовался Алексей Матвеевич.
— Какой опыт? — махнула рукой Вера. — В нашей школе вечно что-то организовывала — концерты, литературные вечера, поездки. Всё на чистом энтузиазме, без доплат. А теперь… — она запнулась, поправила выбившуюся седую прядь волос. — Теперь сама не знаю, куда приткнуться.
В её голосе прозвучала такая неподдельная растерянность, что Алексей Матвеевич невольно посмотрел на неё другими глазами. Не сварливая попутчица с командным тоном, а растерянная женщина, потерявшая опору. За резкостью скрывалась неуверенность.
— А почему вы решили уехать? — спросил он, подливая ей чай.
Вера Константиновна помедлила, крутя в руках пластиковый стаканчик.
— Сын женился, — наконец произнесла она. — Привёл в дом… девушку.
Алексей Матвеевич улыбнулся:
— И вы не одобряете?
— Да нет, девчонка-то хорошая, — неожиданно мягко сказала Вера. — Только… — она опять запнулась, — квартира маленькая, а я… Да что там говорить, лишней себя почувствовала.
Колёса поезда стучали в ночи монотонно и равномерно. За окном мелькали редкие огни деревень, а потом снова наступала темнота. Алексей Матвеевич смотрел в окно, вдыхая запах железной дороги, который всегда ассоциировался у него с переменами.
— А я еду в Пятигорск, — сказал он, помолчав. — Перевёлся в местную библиотеку.
— Тоже от семьи убегаете? — спросила Вера Константиновна.
— У меня нет семьи, — просто ответил Алексей Матвеевич. — Жена умерла пять лет назад. Детей Бог не дал.
Вера Константиновна вздрогнула, и в её взгляде мелькнуло сочувствие.
— Простите, — сказала она. — Я всегда была прямолинейной, ученики за это не любили. Говорят, что я слишком… резкая.
— Нет, что вы, — возразил Алексей Матвеевич. — Иногда приятно поговорить с человеком, который не скрывает своих мыслей за слоями ненужной вежливости.
Они помолчали, прислушиваясь к стуку колёс и шуму дождя, начавшего барабанить по крыше вагона. Проводница принесла им свежий кипяток. Алексей Матвеевич достал из сумки печенье, которое сам испёк перед отъездом.
— Овсяное, — пояснил он, заметив одобрительный взгляд Веры. — Сам готовлю. После смерти Маши — это жена моя — пришлось всему научиться.
— А я готовить ненавижу, — призналась Вера. — Всегда воспринимала кухню как каторгу. Муж из-за этого и ушёл, наверное. Сказал, что я «холодная как льдина». А я просто… — она вздохнула, — просто не выношу, когда меня к чему-то принуждают. Замуж вышла по любви, а через пять лет поняла, что живу как в клетке — готовь, стирай, угождай.
Алексей Матвеевич внимательно слушал. Странно, но резкость этой женщины, которая так раздражала его вначале, теперь казалась просто защитной реакцией.
— У меня всегда была мечта, — неожиданно сказала Вера. — Написать книгу. Настоящую. Не эти любовные романы, а что-то… значимое. О жизни, о выборе, о том, как тяжело иногда идти наперекор обстоятельствам.
— И что же вам мешало? — спросил Алексей.
— Жизнь, — пожала плечами Вера. — Работа с утра до вечера, сын, бытовые проблемы. А может, просто смелости не хватало.
Разговор тёк легко и непринуждённо, словно они давно знали друг друга. Алексей рассказал о своей работе в библиотеке, о том, как пытался противостоять модернизации, которая на деле означала отказ от книг в пользу компьютеров.
— Понимаете, — говорил он, — я не против технического прогресса. Но когда из библиотеки выносят стеллажи с Чеховым и Достоевским, чтобы поставить игровые приставки — это уже слишком.
Вера понимающе кивала. В какой-то момент она рассказала о своём разводе, о том, как поднимала сына одна, работая на полторы ставки в школе и подрабатывая репетиторством.
— Знаете, что самое обидное? — спросила она, когда разговор коснулся их настоящего положения. — То, что в пятьдесят два года я чувствую себя абсолютно бесполезной. Словно весь мой опыт, все знания — всё это никому не нужно.
Алексей Матвеевич отрицательно покачал головой:
— Не могу с этим согласиться. Может быть, просто нужно найти тех, кому это действительно необходимо?
Ночь незаметно перетекла в утро. Они говорили, прерываясь лишь на короткий сон. К удивлению Алексея, разговор с этой поначалу неприятной женщиной оказался самым глубоким и искренним за последние годы его жизни.
Утром, когда солнце уже осветило купе, проводница объявила, что через час прибытие на станцию Минеральные Воды. Там Алексею предстояло сделать пересадку на автобус до Пятигорска, а Вера продолжала свой путь до Сочи.
— Знаете, — сказала вдруг Вера, собирая свои вещи, — я тоже еду в Пятигорск.
Алексей удивлённо поднял брови:
— А как же Сочи? Сестра?
Вера Константиновна отвела взгляд:
— Никакой сестры нет. Я выдумала. Еду… В никуда, если честно. Просто не могла больше оставаться там, где меня считают обузой. Купила билет до конечной станции, думала — там решу, что делать дальше.
Повисла пауза. За окном проплывали предгорья Кавказа, зелёные склоны под ярким южным солнцем.
— Может быть, мы могли бы… — начал Алексей Матвеевич и запнулся, не зная, как продолжить.
— Что? — Вера посмотрела на него вопросительно.
— Может быть, нам стоит вместе поискать жильё? — предложил он, удивляясь собственной смелости. — Я получил направление в библиотеку Пятигорска, а вы могли бы… Наверняка в городе есть школы, где нужны опытные преподаватели литературы.
Вера Константиновна застыла на мгновение, а потом рассмеялась — впервые за всё время их знакомства. Смех у неё был молодой и звонкий, совсем не вязавшийся с её образом строгой учительницы.
— Вы что, предлагаете мне начать всё заново? В пятьдесят два года?
— А почему нет? — серьёзно спросил Алексей. — Я вот в пятьдесят семь решился.
Минеральные Воды встретили их жарой и суетой курортного города. Они стояли на платформе, растерянно оглядываясь по сторонам.
— Постойте, — сказала вдруг Вера, схватив Алексея за руку. — Вы ведь даже не знаете меня. Я могу оказаться… кем угодно.
Алексей Матвеевич улыбнулся:
— Я библиотекарь, Вера Константиновна. За двадцать пять лет работы научился разбираться в людях не хуже, чем в книгах. И знаете что? Вы — очень интересный экземпляр. С потрёпанной обложкой, может быть, но с глубоким содержанием.
Вера покачала головой, словно не веря своим ушам:
— Вы романтик, Алексей Матвеевич. В наше время это редкость.
— Не романтик, а реалист, — возразил он. — Просто вижу возможности там, где другие видят тупик.
Они взяли такси до Пятигорска. Всю дорогу Вера молчала, глядя в окно на проплывающие мимо виды. Алексей тоже не нарушал тишину, предоставив ей время на размышления.
Пятигорск встретил их величественным видом горы Машук и свежим горным воздухом. Водитель такси, словоохотливый местный житель, всю дорогу рассказывал им о городе, о целебных источниках, о том, где лучше снимать жильё.
— Вам повезло, — говорил он, ловко маневрируя по узким улочкам. — Сезон ещё не начался, квартир полно, цены божеские. А вы, значит, по работе сюда?
— Да, — ответил Алексей Матвеевич. — Я в библиотеку, а супруга…
Он осекся, поймав удивлённый взгляд Веры.
— А я буду искать работу в школе, — твёрдо сказала она, переведя взгляд на водителя. — Преподаю русский язык и литературу.
— О, так вам к Маргарите Павловне надо, — оживился таксист. — Она директор тридцать второй школы, как раз учителя литературы ищет. Могу телефончик дать.
К вечеру они сняли небольшую двухкомнатную квартиру недалеко от центра. Хозяйка, пожилая женщина с добрыми глазами, предложила им хорошую скидку как постоянным жильцам.
— Сразу видно — интеллигентные люди, — говорила она, показывая им комнаты. — Не то что эти отдыхающие — приедут на неделю, перевернут всё вверх дном, а потом уезжают.
Когда хозяйка ушла, оставив их наедине в новом жилище, Вера вдруг рассмеялась:
— Знаете, Алексей Матвеевич, а ведь это авантюра чистой воды.
— Самая настоящая, — согласился он. — Кстати, я заметил, что когда вы нервничаете, начинаете говорить как учебник.
— А вы, когда волнуетесь, теребите манжеты рубашки, — парировала она.
Они рассмеялись одновременно, и напряжение, возникшее между ними, рассеялось.
— Что будем делать дальше? — спросила Вера, устраиваясь в кресле у окна, из которого открывался вид на горы.
— Жить, — просто ответил Алексей Матвеевич. — Сегодня отдыхаем, завтра я иду оформляться в библиотеку, а вы звоните этой… как её?
— Маргарите Павловне, — подсказала Вера. — Знаете, а ведь я почти тридцать лет не проходила собеседования.
— А я почти тридцать лет не начинал жизнь с чистого листа, — сказал Алексей, устраиваясь в соседнем кресле. — Но, как говорила моя бабушка, глаза боятся, а руки делают.
Первый месяц в Пятигорске пролетел незаметно. Алексей Матвеевич приступил к работе в библиотеке, а Вера Константиновна, к своему удивлению, получила место в той самой тридцать второй школе, о которой говорил таксист.
Они жили как соседи — вежливо, с уважением к личному пространству друг друга. Вечерами часто сидели на маленьком балконе, пили чай и разговаривали — о работе, о книгах, о жизни. Иногда спорили до хрипоты о литературных произведениях или методах преподавания.
— Вы слишком мягкий с этими новыми авторами, — говорила Вера, когда разговор заходил о современной литературе. — Нынешние писатели и писать-то толком не умеют. Слог корявый, сюжеты примитивные.
— А вы слишком строги, — возражал Алексей. — В каждом времени есть свои таланты, просто нужно уметь их разглядеть.
По выходным они исследовали город — поднимались на Машук, гуляли по лермонтовским местам, пили воду из источников.
Постепенно Вера заметила, что её характер меняется. Она стала спокойнее, меньше раздражалась по пустякам. В школе её уважали коллеги и — что особенно удивительно — любили ученики.
— Знаете, — сказала она однажды Алексею, когда они возвращались с концерта органной музыки, — а ведь я никогда не была счастлива в Москве. Всегда казалось, что жизнь проходит где-то в другом месте.
— А здесь? — спросил он, помогая ей подняться по крутой лестнице.
— А здесь… — она задумалась. — Здесь я начинаю чувствовать себя на своём месте.
Алексей понимающе кивнул. Он и сам ощущал странное умиротворение, словно наконец нашёл то, что искал всю жизнь. Его работа в библиотеке давала ему больше удовлетворения, чем прежняя — там он мог реализовать свои идеи, проводить литературные вечера, организовывать встречи с местными авторами.
Однажды вечером, когда они сидели на балконе, любуясь закатом, Вера вдруг сказала:
— Я начала писать книгу.
Алексей повернулся к ней:
— Правда? И о чём она?
— О женщине, которая всю жизнь боялась быть собой, — ответила Вера, глядя вдаль. — О том, как она встретила человека, который помог ей найти себя настоящую.
Воздух между ними словно сгустился. Они сидели так близко, что Алексей мог различить золотистые крапинки в её зелёных глазах.
— Мне бы хотелось прочитать, — тихо сказал он.
— Обязательно дам, когда закончу первую главу, — пообещала она.
Летом в Пятигорск хлынул поток отдыхающих. Город преобразился — на улицах зазвучала музыка, открылись летние кафе, в парках играли оркестры.
Алексей и Вера теперь часто выбирались в город вечерами — на концерты, в театр, просто погулять по парку. Никто из них не называл эти прогулки свиданиями, но по сути они ими и были.
— Знаете, о чём я думаю? — спросил однажды Алексей, когда они сидели в парке, слушая оркестр. — О том, как странно устроена жизнь. Ещё полгода назад мы и знать не знали друг о друге, а теперь…
— А теперь? — переспросила Вера, когда он замолчал.
— А теперь я не представляю, как бы жил здесь без вас, — просто сказал Алексей.
Вера опустила глаза, и на её щеках появился лёгкий румянец — совсем как у молодой девушки.
В начале августа им позвонил сын Веры — Дмитрий. Он беспокоился, не случилось ли чего с матерью, которая внезапно уехала, оставив лишь короткую записку.
— Мама, почему ты ничего не объяснила? — спрашивал он по телефону. — Я же волновался!
— Дима, я взрослый человек, — ответила Вера, стараясь говорить спокойно. — И имею право жить так, как считаю нужным.
— Но ты даже адреса не оставила! Мы с Наташей чуть с ума не сошли от беспокойства.
— Я звонила тебе каждую неделю, — напомнила Вера. — И говорила, что у меня всё хорошо.
После этого разговора она долго сидела молча, глядя в одну точку.
— Что случилось? — спросил Алексей, присаживаясь рядом.
— Он считает, что я сбежала из-за них с Наташей, — тихо сказала Вера. — Что мне было некомфортно с ними жить.
— А разве не так? — мягко спросил Алексей.
— Не совсем, — она покачала головой. — Я уехала не от них, а к себе. Знаете, Алексей, я всю жизнь была для кого-то — для мужа, для сына, для учеников. А для себя — никогда.
Он взял её руку в свою — первый раз за всё время их знакомства.
— Может быть, теперь пришло время пожить для себя? — предложил он. — И, если позволите… немного для меня.
Осенью Пятигорск опустел, и город снова стал принадлежать только им. Они часто гуляли в опустевших парках, собирали опавшие листья, пили горячий чай в маленьких кафе.
К тому времени Вера уже закончила несколько глав своей книги. Алексей оказался первым и самым внимательным читателем.
— У вас настоящий талант, — говорил он, обсуждая с ней очередную главу. — Вы пишете так… пронзительно и честно.
— Это потому что я наконец-то пишу о том, что знаю, — объясняла Вера. — О человеческих страхах, об одиночестве, о поисках себя.
Они всё ещё жили как соседи, но что-то неуловимо изменилось между ними. Взгляды стали дольше, случайные прикосновения — чаще, разговоры — откровеннее.
В ноябре приехал Дмитрий с женой Наташей. Они решили навестить Веру, убедиться, что с матерью всё в порядке.
— Мама, ты… изменилась, — сказал Дмитрий, когда они сидели за ужином, который Вера приготовила вместе с Алексеем. — Ты какая-то… другая.
— Конечно, другая, — улыбнулась Вера. — Я наконец-то стала сама собой.
Наташа, тихая девушка с внимательными глазами, смотрела на свекровь с удивлением:
— Вера Константиновна, а вы ведь правда изменились. Вы… светитесь изнутри.
После ужина, когда молодые люди ушли к себе в гостиницу, Алексей и Вера остались вдвоём.
— Спасибо, что помогли с ужином, — сказала Вера. — Вы знаете, я ведь правда терпеть не могла готовить. А сегодня… сегодня мне это даже понравилось.
— Это потому что мы готовили вместе, — улыбнулся Алексей. — Знаете, Вера, я хотел вам сказать…
Он запнулся, подбирая слова.
— Что же? — спросила она, и в её глазах мелькнуло что-то похожее на надежду.
— Я хотел сказать, что… что я счастлив, что в тот день вы потребовали у меня нижнюю полку. Иначе я бы так и не узнал вас.
Вера рассмеялась:
— Господи, какой же я была грубиянкой! Вспомнить стыдно.
— Нет, — возразил Алексей. — Вы были настоящей. Уставшей, раздражённой, но настоящей. Не скрывающей своих чувств за маской вежливости.
Он осторожно взял её руку в свою и, помедлив мгновение, поцеловал кончики пальцев.
— Вера Константиновна, я человек старой закалки, — произнёс он. — И хочу сделать всё правильно. Поэтому спрашиваю: вы позволите мне ухаживать за вами? Официально?
Вера смотрела на него широко раскрытыми глазами. А потом рассмеялась — тем самым молодым, звонким смехом, который он впервые услышал ещё в поезде.
— Алексей Матвеич, мне пятьдесят два года. Какие ухаживания?
— Возраст — это всего лишь цифра, — серьёзно ответил он. — А любовь…
— Что — любовь? — тихо спросила она, когда он замолчал.
— А любовь может прийти в любом возрасте, — закончил он. — Даже если до этого ты прожил полжизни, не зная о ней.
Вера молчала, рассматривая их сцепленные руки. Потом подняла глаза и сказала с улыбкой:
— И что же, Алексей Матвеевич, как вы представляете себе эти ухаживания?
— Букеты цветов, прогулки по набережной, походы в театр, — он говорил серьёзно, но глаза его лучились теплом. — Компрометирующие вас совместные появления на публике.
— Вы ужасный человек, — рассмеялась Вера. — Мой авторитет учительницы будет безнадёжно подорван.
— Или, наоборот, укрепится. Ученики любят романтические истории.
Когда Дмитрий с Наташей уезжали, на перроне Наташа вдруг обняла Веру — крепко и искренне.
— Спасибо, — шепнула она.
— За что? — удивилась Вера.
— За то, что показали нам с Димой, что можно жить иначе. Что можно найти себя и в пятьдесят лет.
— Ты гораздо мудрее, чем я думала, — призналась Вера, глядя невестке в глаза.
— А вы гораздо добрее, чем казались, — улыбнулась Наташа. — Помните, как вы зашли в купе и потребовали нижнюю полку?
Вера покраснела:
— Господи, ты знаешь об этом?
— Алексей Матвеевич рассказал Диме, а тот — мне, — объяснила Наташа. — Это так… романтично. Представляете, как могла бы сложиться ваша жизнь, если бы вы не были такой решительной тогда?
Поезд тронулся, унося молодую пару обратно в Москву. Вера смотрела им вслед, держа Алексея под руку.
— Знаете, о чём я думаю? — спросила она, когда поезд скрылся из виду.
— О чём же?
— О том, что, возможно, мне стоит написать ещё одну книгу.
— О чём же будет эта книга? — поинтересовался Алексей, когда они шли по перрону к выходу.
— О том, что жизнь может начаться заново в любом возрасте. О том, что иногда нужно набраться смелости и уступить свою нижнюю полку, чтобы получить нечто гораздо большее.
Алексей улыбнулся и крепче прижал к себе её руку.
Весна в Пятигорске наступила рано. Сады покрылись цветом, воздух наполнился ароматами и свежестью. В один из таких дней, когда город словно умылся после зимней спячки, Алексей предложил Вере подняться на вершину Машука.
— Зачем? — удивилась она. — Мы же были там десятки раз.
— Доверьтесь мне, — попросил он с загадочной улыбкой.
Они поднимались по извилистой тропе, любуясь раскинувшимся внизу городом. На самой вершине, где ветер был особенно свеж и силён, Алексей достал из кармана маленькую коробочку.
— Вера Константиновна, — начал он торжественно. — Я человек прямолинейный и простой. Но даже такие, как я, иногда совершают безумства. Поэтому я просто спрошу: вы выйдете за меня замуж?
Вера смотрела на него с изумлением, а потом рассмеялась — звонко и счастливо:
— Алексей Матвеевич, вы с ума сошли! В нашем-то возрасте!
— То есть «нет»? — уточнил он с притворным огорчением.
— То есть «да», конечно же «да», — она обняла его, прижавшись щекой к плечу. — Только представьте, что скажут наши дети. И коллеги. И ученики!
— Скажут, что мы счастливые люди, — просто ответил Алексей. — И будут абсолютно правы.
Они стояли на вершине Машука, обнявшись, когда внезапно начался тёплый весенний дождь. Но они не спешили спуститься вниз — стояли под дождём, словно в благословении свыше.
— Знаете, Алексей, — сказала Вера, глядя на раскинувшийся внизу город, — а ведь я никогда не думала, что в моей жизни может случиться что-то подобное.
— Я тоже, — признался он. — После смерти Маши я был уверен, что моя жизнь закончена. А оказалось — она только начинается.
— И с чего же она начинается? — спросила Вера, глядя ему в глаза.
— С самого важного, — улыбнулся Алексей. — С любви.
Осенью того же года в издательстве «Нива» вышла книга В.К. Соколовой «Нижняя полка». На последней странице значилось посвящение: «А.М. — человеку, который научил меня путешествовать не только поездами, но и душой».
Книга имела скромный, но устойчивый успех. Критики отмечали её искренность и глубину, необычную для дебютного произведения. А читатели находили в ней то, чего часто не хватает в современной литературе — веру в то, что начать жизнь заново никогда не поздно.
В школе, где преподавала Вера Константиновна, её книгу включили в список рекомендованной литературы для старшеклассников. А в библиотеке, которой заведовал Алексей Матвеевич, устраивали литературные вечера, посвящённые творчеству «местных авторов».
В интервью городской газете Вера однажды сказала: «Знаете, самое удивительное в жизни — это то, что она полна неожиданностей. Даже когда кажется, что всё уже решено и распланировано, судьба может преподнести такой сюрприз, который перевернёт всё с ног на голову. И это прекрасно».
А на традиционный вопрос о творческих планах ответила: «Буду писать о любви. О том, что она бывает разной — юношеской и зрелой, мимолётной и выстраданной годами. Но всегда — преображающей жизнь».
Вечерами они по-прежнему сидели на балконе, пили чай и разговаривали — о книгах, о работе, о жизни. Только теперь это были уже не просто соседи, а муж и жена. И когда Алексей спрашивал, не жалеет ли она о своём решении начать всё с нуля, Вера качала головой и отвечала:
— Единственное, о чём я жалею — что не решилась на это раньше. Но, как говорила моя бабушка, всему своё время. И, наверное, именно сейчас пришло время быть счастливой.
И это было правдой. Целой, настоящей и абсолютной правдой.
