— В отпуск я еду одна, своих детей мне навешивать не надо, — голос Анны звучал ровно и холодно, как будто она зачитывала сводку погоды, а не отказывала золовке, Марине.
На том конце провода на секунду повисла ошарашенная тишина, а затем раздался возмущенный визг.
— То есть как это — одна? Аня, мы же почти договорились! Я уже ребятам пообещала, что они с тетей на море поедут! У них купальники новые, круги надувные куплены! Ты что, издеваешься?
— Я не помню, чтобы мы договаривались, — спокойно парировала Анна, перекладывая телефон к другому уху и продолжая методично вытирать со стола невидимые пылинки. — Ты сказала, что было бы неплохо, если бы я их взяла. Я ответила, что подумаю. Я подумала. Мой ответ — нет.
— Но почему? — в голосе Марины зазвенели слезы обиды. — Тебе что, жалко для племянников? Вадик будет так расстроен! Они же его родная кровь! Ты просто не хочешь с ними возиться, да? Признайся!
«Еще как не хочу», — мысленно согласилась Аня, но вслух произнесла другое:
— Марина, я очень устала за этот год. Этот отпуск мне нужен, чтобы побыть в тишине и восстановить силы. С двумя активными мальчиками восьми и десяти лет это, боюсь, не получится.
— Ах, ты устала! — язвительно протянула золовка. — А я, по-твоему, не устала? Я с ними одна целыми днями, пока мой на вахтах пропадает! А ты пришла с работы — и отдыхаешь! Ни забот, ни хлопот! Хоть бы раз о других подумала! Эгоистка!
Последнее слово было брошено с такой ненавистью, что Аня невольно отстранила телефон от уха. Марина бросила трубку. Анна медленно опустила руку с телефоном и посмотрела в окно. Вечерний город зажигал огни, но ей казалось, что внутри нее, наоборот, что-то погасло. Чувство вины, которое так умело пыталась зажечь золовка, не разгоралось. Вместо него была только глухая, свинцовая усталость и твердое, как сталь, решение. В этот раз она не уступит.
Вечером вернулся Вадим, муж Анны. Он весело чмокнул ее в щеку, бросил на стул пакет с продуктами и прошел на кухню.
— Уф, ну и денек. Пробки — просто жесть. А ты чего такая тихая? Случилось что?
Аня налила ему чаю и села напротив.
— Звонила твоя сестра. Требовала взять ее детей в мой отпуск.
Вадим поморщился, словно от зубной боли.
— Опять… Ань, ну ты же знаешь Марину. У нее язык быстрее головы работает. Не обижайся на нее.
— Я и не обижаюсь. Я ей отказала.
Мужчина поднял на нее удивленные глаза.
— Совсем? Прямо так и сказала «нет»?
— Именно так. Вадим, я еду на десять дней. Одна. Это не обсуждается.
Он отхлебнул чай, задумчиво глядя на жену. Вадим был неплохим человеком — не ленивым, непьющим, довольно заботливым. Но у него был один существенный недостаток: паническая боязнь семейных конфликтов. Он готов был на любые уступки, лишь бы его оставили в покое и не втягивали в выяснение отношений между «своими девочками» — матерью, сестрой и женой.
— Ань, я все понимаю, ты устала, заслужила… Но может, как-то можно было помягче? Марина теперь надуется, маме нажалуется… Опять начнутся эти звонки, вздохи…
— Вот именно, — подхватила Аня, и в ее голосе впервые прорезался металл. — Начнутся звонки, вздохи и манипуляции. Твоя мама позвонит тебе и скажет, какая у тебя бессердечная жена. Твоя сестра будет писать тебе жалобные сообщения. А ты будешь ходить с виноватым лицом и просить меня «войти в положение». Я проходила это десятки раз. Хватит.
Она встала и начала разбирать пакеты с продуктами. Ее движения были резкими, отточенными. Вадим смотрел на ее напряженную спину и вздыхал. Он знал, что она права. Последние несколько лет Аня превратилась в безотказную палочку-выручалочку для всей его родни. Забрать племянников из школы, потому что у Марины «мигрень». Посидеть с ними в выходные, потому что Марине «надо по магазинам». Отвезти свекровь, Светлану Анатольевну, на дачу, потому что у Вадима «важная встреча». Аня никогда не отказывала. До сегодняшнего дня.
Телефон Вадима зазвонил предсказуемо через десять минут. На экране высветилось «Мама». Он обреченно посмотрел на жену, она лишь пожала плечами и вышла из кухни. Вадим нажал на кнопку ответа.
— Да, мам, привет.
— Здравствуй, сынок, — голос Светланы Анатольевны сочился в трубку вкрадчивым, полным трагизма медом. — Ты не занят? У нас тут такое… Марина вся в слезах, давление подскочило. Анечка ваша… так ее обидела.
Вадим прикрыл глаза. Спектакль начался.
— Мам, Аня просто устала и хочет отдохнуть одна. Что в этом такого?
— Что такого? — в голосе свекрови зазвенели стальные нотки. — Того, сынок, что семья — это когда все друг другу помогают! А не когда нос задирают! Детишки так ждали этого моря… А она, видишь ли, устала! От чего она устала? В офисе бумажки перекладывать? Вот Маринка — та да, устала. Одна с двумя сорванцами, муж на северах вкалывает, копейку в дом несет. А ваша Анечка… В общем, Вадим, ты муж. Ты должен с ней поговорить. Объяснить ей, что так с родными не поступают.
— Мам, это ее отпуск, она его заслужила.
— Ах, заслужила… А семья не заслужила капельки внимания? Ладно, сынок, не буду тебя отвлекать от важных дел. Видимо, у вас теперь другие приоритеты. Только смотри, как бы твоя Анечка с таким характером тебя одного не оставила. Такие, как она, только о себе и думают.
Светлана Анатольевна повесила трубку, оставив Вадима с тяжелым чувством на душе. Он понимал, что Аня права в своем желании. Но и мать с сестрой давили на самые больные точки — чувство долга, родственные узы. Он вышел в комнату. Аня сидела в кресле с ноутбуком и выбирала отель. На ее лице была маска полного спокойствия.
— Мама звонила, — сказал он, садясь на диван.
— Я догадалась, — не отрываясь от экрана, ответила она. — Что, я эгоистка, которая не ценит семью и скоро тебя брошу?
Вадим удивленно посмотрел на нее.
— Ты… откуда знаешь?
— Стандартный набор фраз. Она использует его каждый раз, когда что-то идет не по ее сценарию. Вадим, я тебя прошу, только один раз. Не втягивай меня в это. Разберись с ними сам. Скажи, что это твое и мое общее решение.
Он кивнул, хотя и не был уверен, что у него хватит духу противостоять материнскому напору…
Следующая неделя превратилась в тихий ад. Марина перестала отвечать на звонки Ани, но исправно писала брату душераздирающие сообщения о том, как страдают ее «ангелочки», лишенные моря. Светлана Анатольевна при встрече поджимала губы, демонстративно вздыхала и разговаривала с Аней исключительно на бытовые темы, игнорируя любые упоминания об отпуске.
В пятницу вечером она пришла к ним в гости «на чай». Села на кухне, чинно сложив на коленях руки в перстнях, и начала свой излюбленный монолог.
— Вот смотрю я на вас, и сердце радуется. Живете в своей квартире, работа у обоих хорошая. Вадик у меня молодец, всегда был целеустремленным. А вот Мариночке моей не повезло… Муж вечно в разъездах, помощи никакой. Крутится как белка в колесе.
Аня молча пила чай, чувствуя, как сгущается атмосфера.
— Мы с отцом, царствие ему небесное, всегда друг за друга горой стояли, — продолжала свекровь, устремив скорбный взор в окно. — Последнюю рубашку готовы были отдать. Потому что семья — это главное. Это святое. А сейчас времена другие… ценности другие… Каждый сам за себя.
Вадим ерзал на стуле.
— Мам, ну что ты начинаешь…
— Я ничего не начинаю, сынок, — она перевела на него влажные глаза. — Я просто рассуждаю. Вот, Анечка в отпуск летит. Замечательно. Отдыхать надо. Только вот совесть-то… она ведь не отпустит. Будет там лежать на пляже, а у самой сердце не на месте. Потому что знает, что здесь ее родные люди…
— Светлана Анатольевна, — прервала ее Аня спокойным, но твердым голосом. — Моя совесть будет совершенно спокойна. Потому что последние три года я каждые выходные проводила с вашими внуками. Потому что я отпрашивалась с работы, чтобы отвезти вас к врачу. Потому что я потратила свой предыдущий отпуск на ремонт в вашей квартире. Я считаю, что свой долг перед семьей я выполнила с лихвой. Теперь я хочу отдохнуть. Одна. И эта тема закрыта.
На кухне воцарилась звенящая тишина. Светлана Анатольевна смотрела на невестку так, словно та только что призналась в страшном преступлении. Ее лицо побагровело, а губы сжались в тонкую ниточку.
— Я… я, кажется, все поняла, — пролепетала она, поднимаясь. — Спасибо за чай. Вадик, проводи меня.
В коридоре она что-то шипела сыну, но Аня уже не слушала. Она подошла к окну и глубоко вдохнула. Она перешла Рубикон. Обратной дороги не было.
В аэропорту Аня чувствовала себя так, словно сбросила с плеч невидимый, но очень тяжелый рюкзак. Она отключила звук на всех семейных чатах и оставила только звонки от мужа. Самолет взмыл в небо, унося ее прочь от упреков, вздохов и манипуляций.
Десять дней пролетели как один миг. Это был не просто отдых, это было возвращение к себе. Аня спала, сколько хотела, читала книги, которые давно откладывала, часами гуляла по набережной, слушая шум волн. Она не делала ничего особенного, но с каждым днем чувствовала, как возвращаются силы, как разглаживаются морщинки на лбу, как снова появляется вкус к жизни. Она поняла, как сильно была истощена, выжата до последней капли.
Вадим звонил каждый день. Рассказывал о работе, о погоде. О матери и сестре не упоминал, и Аня была ему за это благодарна. Она понимала, что по возвращении ее ждет продолжение «военных действий», но сейчас она была к этому готова. Этот отпуск дал ей не только отдых, но и броню.
В последний вечер она сидела в маленьком прибрежном кафе, пила терпкое местное вино и смотрела на закат. Впервые за долгое время она чувствовала себя не функцией — жена, невестка, тетя — а просто женщиной. Анной. И это было пьянящее чувство свободы.
Она вернулась домой отдохнувшей, загоревшей, с легкой улыбкой на губах. Вадим встретил ее в аэропорту с букетом ее любимых ромашек.
— Как же я соскучился, — он крепко обнял ее. — Ты выглядишь потрясающе. Словно светишься изнутри.
Аня рассмеялась.
— Это все морской воздух и сон. А как вы тут без меня?
— Нормально, — он как-то странно отвел глаза. — Работал. Пойдем, машина на парковке.
По дороге домой Аня рассказывала об отеле, о море, о смешной собаке хозяина таверны. Вадим слушал, кивал, но она чувствовала какое-то напряжение.
— Что-то случилось? — спросила она прямо.
Он тяжело вздохнул.
— Да так… Семейные дела. Давай дома расскажу.
Дома, разбирая чемодан, Аня заметила, что муж мнется и не знает, как начать разговор.
— Вадим, не тяни. Что произошло, пока меня не было?
— Понимаешь… У Марины возникли серьезные проблемы. Очень серьезные.
— Какие?
— У ее младшего, Петьки… обнаружили сильную аллергию. Прямо приступ был, в больницу забирали. Нужна какая-то специальная очистка квартиры от аллергенов, гипоаллергенное постельное белье, очиститель воздуха… В общем, куча всего. И очень дорого.
Аня напряглась.
— И что?
— Ну… Марина была в панике. Муж на вахте, денег у нее в обрез. Мама тоже… У нее же только пенсия. В общем… они попросили у меня в долг.
— И ты дал? — голос Ани стал ледяным.
— Дал, — тихо ответил Вадим, не поднимая глаз. — Ань, там ребенок задыхался! Что я должен был делать?
— Сколько ты дал?
— Двести тысяч.
Аня села на кровать. Двести тысяч. Это были деньги, которые они откладывали на первоначальный взнос по ипотеке, чтобы расширить квартиру. Это были их общие деньги.
— Ты взял их с нашего общего счета? Без моего ведома?
— Аня, я не мог до тебя дозвониться! А дело было срочное! Я бы все равно тебе сказал… Я же не украл их, я дал в долг! Марина клялась, что муж вернется с вахты и они все отдадут.
Аня молчала. Дело было не только в деньгах. Дело было в том, что ее снова обошли, приняли решение за ее спиной, воспользовавшись ее отсутствием. Вся та броня, что она нарастила за отпуск, треснула.
— Они сделали это специально, — тихо сказала она.
— Что? О чем ты? — не понял Вадим.
— Они ждали, пока я уеду. Они знали, что я бы начала задавать вопросы. А на тебя надавить проще. Бедный больной ребенок, несчастная мать-одиночка, бессердечная жена на курорте… Классика жанра.
— Аня, прекрати! Ты не можешь быть такой… циничной! Ребенок реально болел, я сам видел выписку из больницы!
— Выписку? Ты ее читал? Или тебе ее просто показали издалека?
Вадим замялся.
— Ну… Марина показывала… Но я в медицинских терминах не разбираюсь.
Аня встала, подошла к своему столу, достала телефон. Ее пальцы быстро летали по экрану.
— Так. Отделение аллергологии, детская больница номер пять, так? Хорошо. У меня там есть знакомая, работает в регистратуре. Сейчас узнаем, так ли все страшно, как описывает твоя сестра.
Она набрала номер. Вадим смотрел на нее с ужасом.
— Аня, не надо! Это… это унизительно! Ты не доверяешь моей семье!
— После того, как они пытались испортить мне единственный за три года отпуск, а потом залезли в наш семейный бюджет за моей спиной — нет, не доверяю, — отрезала она и приложила телефон к уху.
— Леночка, привет! Это Аня. Слушай, у меня к тебе нескромный вопрос, нужна твоя помощь…
Разговор длился не больше пяти минут. Когда Аня положила трубку, на ее лице не было ни злости, ни обиды. Только холодная, презрительная уверенность.
— Ну что ж, — сказала она, глядя прямо в глаза мужу. — Твой племянник действительно был в больнице. Один день. С легкой крапивницей на клубнику, которую ему скормила заботливая бабушка. Ему сделали укол, прописали антигистаминные капли за триста рублей и в тот же день отправили домой с рекомендацией соблюдать диету. Ни о какой госпитализации, приступах удушья и тем более дорогостоящем оборудовании речи не шло.
Вадим побледнел.
— Не может быть… Марина… мама… они бы не стали…
— Еще как стали бы. А знаешь, почему я в этом так уверена? — Аня открыла на ноутбуке страницу Марины в социальной сети, которую та вела под вымышленным именем, но Аня давно о ней знала. На странице красовались свежие фотографии, выложенные три дня назад. На них счастливая Марина позировала в новой норковой шубе. Подпись гласила: «Наконец-то мечта сбылась! Спасибо моим любимым мужчинам за поддержку!» В комментариях отметилась Светлана Анатольевна: «Доченька, ты заслужила! Носи с удовольствием!»
Вадим смотрел на экран, и его лицо медленно приобретало каменное выражение. Он молча взял свой телефон и набрал номер сестры.
— Марина? Я сейчас приеду. И мама пусть тоже подъезжает к тебе. У нас будет серьезный разговор.
Аня не поехала с ним. Она осталась дома. Ей не нужно было присутствовать при этом скандале. Она свое дело сделала. Она не знала, чем закончится их семейная драма, но точно знала одно: больше никто и никогда не посмеет решать за нее, как ей жить и как тратить ее время и деньги.
Вадим вернулся поздно ночью. Молча прошел на кухню, налил себе стакан воды и выпил залпом.
— Ты была права, — сказал он глухо, не глядя на Аню. — Во всем.
— Они признались?
— Не сразу. Сначала кричали, что я неблагодарный сын и брат, что ты меня против них настроила. Мама плакала. Потом Марина проговорилась. Оказывается, они давно эту шубу присмотрели. А тут муж ее задержался на вахте, денег не выслал. Вот они и придумали этот спектакль. Думали, ты на отдыхе, ничего не узнаешь, а я размякну и дам денег. А потом они бы «отдавали» мне по пять тысяч в месяц лет этак пять.
Он сел на стул и закрыл лицо руками.
— Я себя таким глупым чувствую… Господи, какой же я идиот.
Аня подошла и положила руку ему на плечо. В ее прикосновении не было злорадства или упрека. Только тихая, горькая усталость.
— Ты не глупый. Ты просто слишком сильно хотел верить в то, что у тебя идеальная семья.
Они долго сидели в тишине. За окном шумел ночной город.
— Я сказал им, чтобы завтра к вечеру деньги были у меня на карте, — наконец произнес Вадим. — Иначе я пойду в полицию и напишу заявление о мошенничестве. И еще я сказал, что мы больше не будем общаться. По крайней мере, до тех пор, пока они не извинятся. Перед тобой.
Аня знала, что они не извинятся. Такие люди не извиняются. Они затаятся, а потом придумают новую интригу, новую ложь, выставляя себя жертвами.
Деньги Марина вернула на следующий день. Видимо, пришлось сдать шубу обратно в магазин. Ни она, ни Светлана Анатольевна больше не звонили. В семье воцарилась холодная, оглушительная тишина.
Иногда по вечерам Аня видела, как Вадим задумчиво смотрит в телефон, на старые семейные фотографии. Ей было его жаль. Но себя ей было жаль больше. Тот короткий отпуск у моря стал для нее не просто отдыхом. Он стал точкой невозврата, после которой она наконец выбрала себя. И пусть эта победа была горькой, но она была честной. А честность — это единственное, что имело значение в мире, полном лжи и фальшивых слез.
