– Мариночка, вот скажи мне, зачем ты поставила кухонный гарнитур именно так? – Галина Петровна поджала губы, обводя критическим взглядом просторную кухню. – И эти модные шторы… Они же совсем не держат солнце! А обои? Неужели нельзя было выбрать что-то поспокойнее?
Марина медленно досчитала до десяти, как советовала её подруга Ирина. Глубоко вздохнула, стараясь не выдать раздражения:
– Галина Петровна, мы с Колей всё обсудили и решили, что именно такая планировка нам подходит лучше всего. А шторы…
– Деточка, – перебила свекровь, снисходительно улыбаясь, – у меня всё-таки больше опыта в обустройстве дома. Вот у нас с Борей…
– Мама, ты опять? – На кухню заглянул Николай, на ходу застёгивая рубашку. – Мы же договорились…
– Коленька, я же как лучше хочу! – Галина Петровна мгновенно сменила тон на заботливо-тревожный. – Смотри, они даже вытяжку неправильно установили. А эти открытые полки? Вся пыль будет оседать на посуде. И потом…
Марина почувствовала, как внутри всё сжимается. Это была их первая собственная квартира – неожиданный и щедрый подарок от бабушки Николая, Анны Михайловны. Три месяца они делали ремонт, выбирали каждую деталь, создавали своё уютное гнёздышко. И вот уже вторую неделю, с момента переезда, свекровь планомерно разбивала их мечты о спокойной жизни своими бесконечными визитами и замечаниями.
– Мама, нам пора на работу, – Николай выразительно посмотрел на часы. – Давай обсудим это в другой раз?
– Конечно-конечно, – Галина Петровна картинно вздохнула. – Я просто беспокоюсь о вас. Кстати, я тут подумала – может, мне дать вам запасной комплект ключей? Чтобы я могла приходить и помогать с уборкой, пока вы на работе?
Марина чуть не поперхнулась кофе. Краем глаза она заметила, как муж напрягся.
– Спасибо, мам, но мы справляемся, – как можно мягче ответил Николай.
– Но Светочка никогда не отказывается от моей помощи! – В голосе свекрови появились обиженные нотки. – Вот она понимает, как важна поддержка матери…
«Ну конечно, Светочка», – подумала Марина. Старшая сестра мужа всегда была для свекрови эталоном идеальной дочери и невестки. И как бы Марина ни старалась, сравнение всегда было не в её пользу.
За окном просигналила машина – приехало такси, вызванное до офиса.
– Нам действительно пора, – Марина решительно поднялась из-за стола. – Галина Петровна, спасибо за заботу, но…
– Да-да, конечно, – свекровь тоже встала, но уходить явно не спешила. – Я только посуду помою и уйду. И ещё хотела посмотреть, как вы гардероб организовали…
Николай уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент в дверь позвонили.
– Доброе утро всем! – На пороге стояла Анна Михайловна, элегантная несмотря на свои семьдесят пять лет. – Решила зайти проведать молодых. О, Галя, ты тоже здесь?
В воздухе повисло едва уловимое напряжение. Марина могла поклясться, что заметила, как свекровь слегка поморщилась при виде своей свекрови.
– Анна Михайловна, как же мы рады! – искренне воскликнула Марина, чувствуя неожиданное облегчение. – Проходите, пожалуйста.
– Мамочка, что же вы в такую рань? – В голосе Галины Петровны звучала плохо скрываемая досада. – Вам же тяжело…
– Что ты, Галя, – улыбнулась пожилая женщина, проницательно глядя на невестку. – В моём возрасте ранний подъём – самое обычное дело. А вот ты, помнится, никогда не любила рано вставать.
Николай едва сдержал улыбку, наблюдая, как его властная мать словно уменьшается в размерах под взглядом бабушки.
– Коленька, Мариночка, вы спешите на работу? – Анна Михайловна присела в любимое кресло у окна. – Не буду вас задерживать. Я к вам ненадолго, просто соскучилась.
– А я как раз собиралась навести здесь порядок, – поспешно вставила Галина Петровна. – Молодым же некогда…
– Вот как? – Анна Михайловна приподняла бровь. – А мне кажется, у них здесь очень уютно. Марина прекрасно справляется с домом.
Марина почувствовала, как к глазам подступают слёзы благодарности. За всё время только бабушка Николая безоговорочно поддерживала все их решения по обустройству квартиры.
– Но мама… – начала было Галина Петровна.
– Галя, – мягко, но твёрдо перебила её Анна Михайловна, – ты не находишь, что молодым пора предоставить возможность жить самостоятельно?
В кухне повисла тишина. Даже шум утренней улицы, доносящийся через приоткрытое окно, казался приглушённым.
– Я только хотела помочь, – пробормотала Галина Петровна, но в её голосе уже не было прежней уверенности.
– Мам, мы правда опаздываем, – мягко сказал Николай. – Может, встретимся на выходных? Придём к вам на обед?
– Конечно, сынок, – несколько растерянно ответила Галина Петровна. – Я тогда пойду… Анна Михайловна, может, вас проводить?
– Спасибо, Галя, но я ещё посижу с молодыми. У меня к ним разговор, – бабушка достала из сумочки какой-то конверт.
Когда за свекровью закрылась дверь, Марина наконец-то смогла перевести дух. Николай подошёл к жене и обнял её за плечи.
– Бабуль, ты как всегда вовремя, – улыбнулся он.
– Присядьте-ка, мои дорогие, – Анна Михайловна похлопала по дивану рядом с собой. – Дело у меня к вам важное.
Николай и Марина переглянулись. Взгляд бабушки стал серьёзным, а в руках она всё ещё держала тот самый загадочный конверт.
– Но мы же опаздываем… – неуверенно начала Марина.
– А вот и нет, – лукаво подмигнула Анна Михайловна. – Я же видела, как вы специально вызвали такси пораньше, чтобы сбежать от Гали. До работы у вас ещё целых сорок минут.
Молодые люди рассмеялись – от бабушкиной наблюдательности ничего нельзя было скрыть.
– Я вот что думаю, – начала Анна Михайловна, постукивая пальцами по конверту, – пора рассказать вам одну историю. О том, почему именно вам я решила оставить эту квартиру…
– Видите ли, – Анна Михайловна расправила складки на своём элегантном платье, – эта квартира хранит особую историю. Историю о том, как важно уметь отстаивать свои границы.
Она открыла конверт и достала пожелтевшую фотографию. На снимке молодая женщина с гордо поднятой головой стояла у того самого окна, где сейчас сидела бабушка.
– Это же вы! – воскликнула Марина, всматриваясь в фотографию.
– Да, милая. Мне здесь было примерно столько же лет, сколько тебе сейчас, – Анна Михайловна улыбнулась своим воспоминаниям. – И знаете, что общего между нами, Мариночка? Мы обе выбрали непростой путь – быть собой, несмотря на давление семьи.
Николай подался вперёд, заинтересованно слушая.
– Когда мы с вашим дедушкой получили эту квартиру, моя свекровь, прабабушка Николая, тоже пыталась установить здесь свои порядки. – Анна Михайловна покачала головой. – Она была уверена, что молодая невестка должна во всём следовать её указаниям. Как и Галя сейчас…
– И что же вы сделали? – тихо спросила Марина.
– О, это было непросто, – рассмеялась бабушка. – Я тогда работала главным инженером на заводе – представляете, какой это был скандал в те времена? Женщина на руководящей должности! Моя свекровь считала, что я должна уйти с работы и посвятить себя исключительно дому и семье. Каждый день она приходила с проверкой, критиковала всё: от моего борща до способа глажки рубашек.
Марина невольно улыбнулась – ситуация казалась до боли знакомой.
– И вот однажды, – продолжала Анна Михайловна, – я не выдержала. Собрала всю семью и сказала: «В своём доме я буду жить по своим правилам. А вы будете командовать у себя». Ох, какой тогда разразился скандал!
– И что было потом? – Николай придвинулся ближе.
– А потом… – бабушка загадочно улыбнулась, – потом моя свекровь впервые в жизни увидела во мне не просто невестку, а человека. Сильную женщину, которая знает, чего хочет. И знаете что? Позже мы стали лучшими подругами. Она поняла, что уважение и любовь нельзя получить силой.
Анна Михайловна достала из конверта ещё один документ.
– Вот почему я настояла, чтобы квартира досталась именно вам. Я вижу в тебе, Мариночка, ту же силу духа. И в тебе, Коленька, – то же умение любить и поддерживать, какое было у твоего деда.
– Но мама… она ведь тоже хотела, чтобы квартира досталась Свете, – осторожно заметил Николай.
– Да, Галя мечтала об этом, – кивнула бабушка. – Но я вижу, как Света во всём подчиняется матери, как боится высказать своё мнение. Этой квартире нужны люди, которые наполнят её своей любовью и независимостью, а не страхом перед чужим мнением.
В дверь снова позвонили. На пороге стояла запыхавшаяся Света.
– Ой, вы все здесь! – воскликнула она. – А мама прибежала к нам вся расстроенная…
– Проходи, Света, – спокойно пригласила Анна Михайловна. – Ты как раз вовремя.
Света неуверенно переступила порог, оглядывая собравшихся. В её глазах читалось беспокойство.
– Мама сказала, что вы… что Марина… – она запнулась, не зная, как продолжить.
– Что Марина не хочет принимать её помощь? – мягко подсказала Анна Михайловна. – Присядь, внученька. Давай поговорим начистоту.
Марина заметила, как нервно Света теребит ремешок своей сумочки – привычка, появляющаяся у неё в моменты волнения. Несмотря на внешнюю уверенность и успешность, старшая сестра Николая всегда терялась в эмоционально напряжённых ситуациях.
– Бабушка, я не понимаю, – начала Света, присаживаясь в кресло. – Мама ведь хочет как лучше. Она столько всего знает о ведении хозяйства, о правильной организации быта…
– А ты счастлива, Светочка? – неожиданно спросила Анна Михайловна.
– Что? – растерялась Света. – Конечно, у меня же всё есть: муж, квартира, работа…
– Нет, милая, – покачала головой бабушка. – Я спрашиваю – ты счастлива, когда мама приходит к тебе три раза в неделю перестанавливать мебель? Когда советует, как воспитывать детей? Когда решает, какие шторы тебе вешать?
В комнате повисла тишина. Света опустила глаза, а её пальцы ещё сильнее вцепились в сумочку.
– Я… – она глубоко вздохнула. – Я просто не хочу её расстраивать. Она же мама…
– Вот! – Анна Михайловна торжествующе подняла палец. – Вот оно! Мы все здесь из любви и уважения к Гале годами позволяли ей управлять нашими жизнями. Я молчала, потому что не хотела вмешиваться. Боря, ваш отец, молчит, потому что привык уступать. Ты, Света, молчишь, потому что боишься обидеть. И только Марина…
– Марина не боится сказать «нет», – тихо закончил Николай, с нежностью глядя на жену.
– Именно! – бабушка улыбнулась. – И знаешь — это не неуважение к матери. Это уважение к себе, к своей семье, к своему дому.
Света подняла глаза, в которых блестели слёзы: – Но как же… Мама всегда говорила, что хорошая дочь должна слушаться…
– Милая моя, – Анна Михайловна пересела ближе к внучке, – быть хорошей дочерью не значит растворяться в желаниях матери. Галя любит вас безумно, но её любовь… она как крепкие объятия, которые могут задушить, если не научиться иногда разжимать руки.
В этот момент в кармане у Светы зазвонил телефон. На экране высветилось «Мама».
– Не бери трубку, – вдруг сказала Марина. – Впервые в жизни позволь себе не ответить на её звонок. Просто попробуй.
Света смотрела на телефон как заворожённая. Звонок продолжался, а в комнате стояла звенящая тишина.
Телефон продолжал настойчиво звонить, но Света, словно загипнотизированная, просто смотрела на экран. Когда звонок наконец прекратился, она шумно выдохнула, будто задерживала дыхание всё это время.
– Я… я впервые не ответила маме, – прошептала она, и на её лице отразилась странная смесь испуга и восторга.
– И мир не рухнул, правда? – мягко улыбнулась Анна Михайловна.
– Знаете, – вдруг оживилась Света, – а ведь я всегда мечтала покрасить стены в спальне в лавандовый цвет. Но мама сказала, что это легкомысленно, и мы выбрали бежевый…
– А я хотела бы работать фотографом, – продолжила она, и её глаза загорелись. – У меня даже профессиональная камера есть, но она пылится в шкафу, потому что «несерьёзное это занятие»…
Марина смотрела на золовку с удивлением – никогда раньше она не видела её такой живой и настоящей.
– Помнишь, – вдруг обратился к сестре Николай, – как в детстве ты рисовала чудесные картины? А мама сказала, что художники не зарабатывают денег, и отдала тебя на экономический…
– Да, – Света грустно улыбнулась. – Знаете, я ведь до сих пор иногда достаю краски, когда никто не видит…
Анна Михайловна достала из конверта ещё одну фотографию: – Посмотри, Светочка. Это твоя мама в молодости.
На пожелтевшем снимке юная Галина Петровна стояла у мольберта с кистью в руках. Её глаза сияли, а на лице играла счастливая улыбка.
– Что? – изумилась Света. – Мама рисовала?
– О да, – кивнула бабушка. – И очень талантливо. Но твоя бабушка, моя свекровь, считала, что приличной девушке нужна серьёзная профессия. И Галя послушалась… А потом точно так же поступила с тобой.
– Получается, – медленно проговорила Света, – мама просто повторяет то, что когда-то сделали с ней?
– Именно так, милая. Цепочка несвободы передаётся из поколения в поколение, пока кто-то не найдёт в себе смелость её разорвать.
В дверь снова позвонили. На этот раз настойчиво и требовательно.
– Это мама, – побледнела Света. – Я узнаю её звонок.
Николай и Марина переглянулись. Анна Михайловна выпрямилась в кресле и твёрдо сказала: – Пора заканчивать этот замкнутый круг страха. Открывайте.
Марина подошла к двери. За её спиной Николай крепко сжал руку сестры, безмолвно поддерживая её. Щелчок замка прозвучал как выстрел в напряжённой тишине квартиры.
На пороге стояла Галина Петровна. Её идеально уложенная причёска слегка растрепалась, а в глазах читалось плохо скрываемое волнение.
– Значит, вот как? – начала она дрожащим голосом. – Собрались все без меня? Света телефон не берёт… Что происходит?
– Проходи, Галя, – спокойно пригласила Анна Михайловна. – Нам действительно нужно поговорить.
– О чём? О том, как невестка настраивает против меня моих же детей? – Галина Петровна решительно прошла в комнату, но осеклась, увидев фотографии на столе.
– Мама, – тихо позвала Света, – почему ты никогда не рассказывала, что любила рисовать?
Галина Петровна застыла, уставившись на снимок, где она, молодая и счастливая, стояла у мольберта. Краска медленно отлила от её лица.
– Где… где ты это взяла? – она повернулась к свекрови.
– Я сохранила, Галя. Как и память о том, какой живой и творческой девушкой ты была, пока не решила стать «правильной» невесткой и матерью.
– Это всё в прошлом, – резко ответила Галина Петровна, но её голос предательски дрогнул. – Я выбрала серьёзную профессию, создала семью…
– И теперь пытаешься контролировать жизнь своих детей, как когда-то контролировали тебя? – мягко спросила Анна Михайловна.
– Я просто хочу для них лучшего! – воскликнула Галина Петровна, но в её голосе уже не было прежней уверенности.
– Мама, – Света поднялась с кресла, – а что, если твоё «лучшее» не совпадает с тем, что делает счастливыми нас?
– Что ты имеешь в виду? – растерянно спросила Галина Петровна.
– Я хочу заниматься фотографией, – твёрдо сказала Света. – И перекрасить спальню в лавандовый. И научиться готовить не по твоим рецептам, а по тем, которые нравятся мне и мужу.
– Но…
– А я хочу жить с женой в своей квартире так, как мы считаем нужным, – спокойно добавил Николай. – Мы благодарны за твои советы, мама, но решения будем принимать сами.
Галина Петровна опустилась на край дивана. Её плечи поникли, а идеально прямая спина вдруг ссутулилась.
– Вы меня совсем не любите, да? – тихо спросила она.
– Мам, – Николай присел рядом с ней, – мы все тебя очень любим. Именно поэтому говорим об этом сейчас.
– Галя, – Анна Михайловна достала из конверта ещё один листок, – помнишь, что ты написала в своём дневнике в девятнадцать лет?
Галина Петровна взяла пожелтевший листок дрожащими руками и начала читать вслух:
«Сегодня мама снова сказала, что мои картины – это несерьёзно. Что я должна думать о будущем, а не тратить время на глупости. Почему она не может понять, что именно в рисовании я вижу своё будущее? Почему нельзя просто поддержать мою мечту?..»
Её голос прервался, а на бумагу упала слеза.
– Я сохранила твой дневник, – тихо сказала Анна Михайловна. – Нашла его, когда вы с Борей переезжали. И знаешь, что самое грустное? То, на что ты когда-то обижалась, ты теперь делаешь сама. Со своими детьми.
В комнате повисла тишина, нарушаемая только тиканьем часов и шумом улицы за окном.
– Помнишь, – продолжила Анна Михайловна, – как ты плакала, когда поступила на экономический? Как прятала краски на антресоли? Как постепенно перестала улыбаться так же ярко, как на этой фотографии?
Марина видела, как по щекам свекрови катятся слёзы. Впервые за всё время их знакомства железная Галина Петровна выглядела такой… человечной.
– Я ведь правда хотела как лучше, – прошептала она. – Думала, если уберегу их от ошибок, если научу жить правильно…
– Мама, – Света опустилась перед ней на колени, – а что, если наши «ошибки» – это часть пути? Что, если нам нужно самим найти свою дорогу?
– И что, если счастье не в том, чтобы жить «правильно», а в том, чтобы жить честно? – добавил Николай. – Честно с собой и другими?
Галина Петровна подняла заплаканное лицо:
– Знаете… я ведь до сих пор иногда достаю старые краски. Когда никто не видит. И рисую… рисую все те картины, которые не нарисовала в молодости.
– Правда? – оживилась Света. – Мама, а покажешь? И может… может, мы могли бы порисовать вместе? У меня есть новые краски, и…
Галина Петровна выпрямила спину и аккуратно промокнула глаза платком:
– Что ж, – она попыталась вернуть себе привычную строгость, но получилось не очень убедительно, – раз уж мы начали этот разговор…
– Давайте начнем с чистого листа, – предложила Марина, удивляясь собственной смелости. – У каждого из нас есть право на собственное пространство и решения. И на ошибки тоже.
– Да, и на неидеально расставленную мебель, – неожиданно усмехнулась Галина Петровна. – Хотя, признаюсь, мне до сих пор кажется, что кухонный гарнитур стоит неправильно.
– Мама! – шутливо возмутился Николай.
– Ну что? – Галина Петровна развела руками. – Старые привычки не исчезают за пять минут. Но… – она сделала глубокий вдох, – я постараюсь. Правда постараюсь.
– И начнём мы с того, – твёрдо сказала Анна Михайловна, поднимаясь с кресла, – что сейчас все разойдёмся по своим делам. Молодым пора на работу, а у тебя, Галя, кажется, были планы на сегодня?
– Вообще-то… – Галина Петровна замялась, – я собиралась провести ревизию в шкафах Светы…
– Мама, – решительно сказала Света, – давай лучше встретимся вечером у меня. Выпьем чаю, посмотрим твои рисунки. Только… без ревизий, ладно?
– Хорошо, – непривычно тихо согласилась Галина Петровна. – Знаете, а у меня ведь сохранились твои детские рисунки, Светочка. Может… может, достать их тоже?
– И мои акварельные краски, – улыбнулась Света. – Помнишь, ты говорила, что они слишком дорогие? Я всё-таки купила их месяц назад.
Галина Петровна покачала головой:
– Мы столько времени потеряли, играя в «правильную жизнь»…
– Зато сколько времени впереди, – заметила Анна Михайловна, направляясь к выходу. – Главное – помнить: нет ничего правильнее, чем быть собой.
Когда дверь за старшим поколением закрылась, Марина наконец-то смогла расслабиться. Николай обнял её за плечи: – Ну что, теперь заживём?
– Да, – улыбнулась она, – по своим правилам.
Три месяца спустя
Звонок в дверь больше не вызывал у Марины внутреннего напряжения. На пороге стояла Галина Петровна с небольшой картиной в руках.
– Решила зайти на минутку, – сказала она, протягивая сверток. – Это вам с Колей. Надеюсь, впишется в интерьер.
Марина развернула бумагу и замерла: на холсте был изображен их дом, утопающий в весенних цветах. Яркие краски, свободные мазки – никакой чопорной строгости, которую можно было ожидать от свекрови.
– Это прекрасно, – искренне сказала Марина.
– Повесьте, где считаете нужным, – Галина Петровна улыбнулась. – Кстати, у нас со Светой через неделю первая совместная выставка в городской галерее. Любительская, конечно, но всё же… Придёте?
– Обязательно!
– И ещё… – Галина Петровна на секунду замялась. – Я тут подумала… пора бы мне и собственную студию оборудовать. А то в спальне уже все углы красками заставлены. Борис ворчит.
Марина рассмеялась: – А как же «художники не зарабатывают денег»?
– А кто сказал, что нужно обязательно зарабатывать? – подмигнула свекровь. – Можно просто… жить.
Она не стала проходить в квартиру, хотя раньше бы обязательно зашла с проверкой: – Ладно, не буду мешать. У вас же свои правила.
Когда дверь закрылась, Марина бережно повесила картину на стену. Странно, но именно здесь, чуть левее от того места, где Галина Петровна когда-то предлагала переставить диван, картина смотрелась идеально.
А в кухне, с той самой «неправильной» планировкой, уже накрывался стол к ужину. И впервые за долгое время это был действительно их дом – с их правилами, их решениями и их маленькими несовершенствами, которые делали его таким уютным.
