Вера Петровна стояла посреди торгового зала «Пятерочки» и задумчиво разглядывала банку зеленого горошка по акции. Мозг, натренированный тридцатилетним стажем работы бухгалтером, автоматически высчитывал выгоду: сорок девять рублей против семидесяти двух. Выгода получалась приличная, но горошек был «мозговой», а Вера Петровна точно знала, что для ее фирменного оливье нужен только нежный.
Телефон в кармане пуховика завибрировал с такой настойчивостью, будто хотел прожечь дыру в подкладке. На экране высветилось: «Мама мужа». Именно так, официально и сухо. Не «свекровь», не «мама», и уж тем более не «любимая бабушка».
— Да, Ираида Семеновна, — Вера вздохнула и поставила горошек обратно на полку. День обещал перестать быть томным.
— Вера! — Голос свекрови, обычно скрипучий, как несмазанная телега, сейчас звенел истерическими нотками. — Я не могу попасть в твою квартиру! В чем дело? Ключ не подходит! Я уже и так его крутила, и эдак! Ты что, замки сменила?
Вера Петровна переложила корзинку в другую руку. В корзинке сиротливо лежал батон и пачка творога.
— Здравствуйте, Ираида Семеновна. Во-первых, не в мою квартиру, а в нашу с Витей. А во-вторых, да, сменили. Еще неделю назад. Заедал верхний замок, боялись, что однажды вообще не откроем.
В трубке повисла тишина. Такая плотная, что можно было резать ножом. Вера знала эту тишину. Это было затишье перед бурей, момент, когда артиллерия перезаряжается.
— И ты мне не сказала? — наконец выдохнула свекровь. — Родной матери не сказала? Я тут стою с сумками, как беженка, на лестничной клетке! У меня давление! У меня, между прочим, пирожки с капустой стынут, которые твой муж так любит! А ты…
— Ираида Семеновна, — перебила Вера, стараясь сохранять ледяное спокойствие, хотя внутри уже начинал закипать тот самый чайник раздражения, который она старательно глушила годами. — Витя на работе. Я в магазине. Мы вас сегодня не ждали. Вторник же. Рабочий день.
— А я должна записываться на прием к собственному сыну? Через госуслуги, может быть? — язвительно осведомилась свекровь. — Я решила сделать сюрприз. Прибраться немного, пока вас нет, ужин приготовить. Ты же вечно на работе, дом запущен…
Вот оно. «Дом запущен». Вера оглядела свою мысленную «квартиру». Да, там не стерильная чистота операционной. На кресле, возможно, лежит Витин свитер. В раковине — две чашки после завтрака. Но называть это «запущенным домом»?
— Ираида Семеновна, у нас чисто. И ужин есть. Вчера котлет нажарила, макароны по-флотски остались.
— Макароны! — фыркнула трубка. — Сухомятка одна. Мужику суп нужен. Борщ! Наваристый! А не твои диетические изыски. Короче, Вера. Я жду пять минут. Если ты сейчас же не примчишься и не откроешь мне дверь, я звоню Вите. И поверь, ему не понравится, что его мать стоит под дверью, как собачонка.
Вера Петровна посмотрела на часы. До конца обеденного перерыва оставалось двадцать минут. До дома бежать — минут пятнадцать быстрым шагом.
— Звоните Вите, — спокойно сказала она. — Он на совещании, телефон выключен. Я буду дома после шести. Раньше никак. Работа, знаете ли, не волк, но и не заяц — в лес не убежит, а вот премию лишат запросто.
— Ты… Ты издеваешься?!
— Нет. Я работаю. Всего доброго, Ираида Семеновна. Посидите пока на лавочке у подъезда, погода хорошая, солнышко.
Вера нажала «отбой» и почувствовала, как дрожат пальцы. Она все-таки взяла банку горошка. Пусть будет. В жизни и так мало радостей, так хоть оливье будет вкусным.
Конфликт с Ираидой Семеновной длился не год и не два. Это была затяжная позиционная война, начавшаяся еще в девяностые, когда Вера, молодая и наивная, вышла замуж за Витю — единственного, драгоценного сыночка мамы-педагога. Витя был хорошим: добрым, рукастым, но мягким, как свежий бисквит. Ираида Семеновна лепила из него идеал, а Вера, по ее мнению, этот идеал безбожно портила.
Сначала были претензии к борщу (недостаточно красный). Потом к пеленкам (недостаточно белые). Потом к воспитанию внука (слишком балуешь). Внук вырос, уехал учиться в Питер, а Ираида Семеновна осталась. И с возрастом ее энергия, раньше рассеивавшаяся на школу и учеников, сфокусировалась узким лазерным лучом на семье сына.
Квартира, в которую так рвалась свекровь, была больным местом. Двушку они с Витей купили в ипотеку пятнадцать лет назад. Выплачивали тяжело: Вера брала подработки, сводила балансы по ночам, Витя таксовал после смены на заводе. Ираида Семеновна тогда деньгами не помогла — «мне нужно зубы делать» и «я коплю на санаторий». Зато теперь она считала эту квартиру своим вторым домом.
У нее были ключи. «На всякий случай», — говорил Витя. «Мало ли что, цветы полить, кота покормить». Кота у них не было уже пять лет, а ключи остались. Ираида Семеновна приходила, когда ей вздумается. Перекладывала белье в шкафах («Вера, ну кто так полотенца складывает, это же негигиенично!»), проводила ревизию в холодильнике, выкидывая «подозрительные» продукты.
Последней каплей стал случай месяц назад. Вера вернулась домой пораньше с мигренью и обнаружила свекровь, которая с энтузиазмом рылась в ее ящике с нижним бельем.
— А я смотрю, резинки не растянулись ли, — не моргнув глазом, заявила тогда Ираида Семеновна. — А то у Вити трусы новые, а ты, поди, в рванье ходишь. Экономишь.
В тот вечер Вера устроила скандал. Тихий, интеллигентный, но страшный. Витя бегал между двух огней, пытаясь затушить пожар стаканом воды. Свекровь тогда ушла, гордо поджав губы, и не звонила месяц. И вот — явление Христа народу. С пирожками.
Вечером Вера шла домой медленно, словно на эшафот. В сумке звякала банка горошка, в душе скребли кошки. Около подъезда, на свежевыкрашенной скамейке, сидела Ираида Семеновна. Рядом стояли две огромные клетчатые сумки «мечта оккупанта». Вид у нее был мученический. Проходящая мимо соседка, баба Шура, сочувственно кивала ей, бросая на Веру осуждающие взгляды.
— Явилась, — процедила свекровь, поднимаясь. Колени у нее хрустнули. — Я тут четыре часа сижу. Четыре! Люди ходят, смотрят. Стыдоба! Мать на улице держат!
— Я же сказала: после шести. Сейчас восемнадцать ноль пять, — Вера достала новый ключ. — Зачем вы приехали с вещами, Ираида Семеновна?
— С какими вещами? — свекровь подхватила баулы. — Это гостинцы. Картошка с дачи, соленья. И… я у вас поживу немного.
Ключ застыл в замочной скважине. Вера медленно повернулась.
— Что значит — поживете? У вас же своя трехкомнатная квартира.
— А там ремонт! — радостно сообщила Ираида Семеновна, протискиваясь в приоткрытую дверь мимо остолбеневшей невестки. — Решила обои переклеить в зале и потолок побелить. Мастеров наняла, узбеков. Пыль столбом, дышать нечем! Куда ж мне, старой больной женщине, деваться? Не в гостиницу же! Там клопы и дорого. А у вас диван в гостиной хороший.
Вера вошла в квартиру и закрыла дверь. Запахло нафталином и жареным луком — фирменный аромат свекрови.
— И надолго этот ремонт? — спросила Вера, чувствуя, как начинает дергаться левый глаз.
— Ну… как пойдет, — туманно ответила Ираида Семеновна, уже по-хозяйски расстегивая сапоги. — Неделя, может, две. А может, и месяц. Они же, эти рабочие, народ ненадежный. То намаз у них, то обед. А ты чего стоишь в одежде? Иди чай ставь, мать с дороги. И Вите позвони, пусть быстрее едет. Я ему, кстати, не дозвонилась. Обиделся он на меня, что ли?
Вера прошла на кухню. На столе, идеально чистом утром, уже стояла банка с солеными огурцами, принесенная свекровью. Рассол капал на скатерть.
«Это конец», — подумала Вера. — «Или я её, или она меня. Или мы обе — Витю».
Вечером пришел Витя. Уставший, серый лицом, с пакетом из «Красного и Белого». Увидев мать, сидящую перед телевизором с тарелкой супа (борщ она все-таки сварила, из своих ингредиентов, за час управилась, попутно обругав Верины кастрюли), он замер в дверях.
— Мама?
— Сынок! — Ираида Семеновна всплеснула руками, едва не опрокинув тарелку на диван. — Худой-то какой! Кожа да кости! Тебя эта жена вообще кормит? Садись, я тебе котлеток привезла, настоящих, мясных, а не из хлеба!
Витя бросил беспомощный взгляд на Веру. Вера стояла у окна, скрестив руки на груди, и смотрела на серый осенний двор.
— Мама у нас поживет, — ровным голосом сказала она. — У нее ремонт.
— А… да? — Витя явно не знал, радоваться ему или плакать. С одной стороны — мамины котлеты. С другой — мамин контроль. — Ну… хорошо. Места всем хватит.
— Вот именно! — поддакнула свекровь. — А то живете тут как бирюки вдвоем. Скучно же! Я вам веселья добавлю!
«Уж это точно», — подумала Вера. Веселья будет — хоть отбавляй.
Началось все на следующее утро. Вера проснулась от грохота на кухне. Было шесть утра.
— Ираида Семеновна! — Вера вышла в коридор в халате, щурясь от света. — Вы чего гремите? Нам вставать через час!
Свекровь стояла посреди кухни с молотком для отбивания мяса в руке. На столе лежали куски свинины.
— Так Витеньке на работу надо свеженькое собрать! — радостно провозгласила она. — Отбивные! Он их с детства обожает. А то пойдет голодный, язвы наживет. Ты-то спишь до последнего, лентяйка, а мать уже на посту!
— Мы не едим жареное мясо на завтрак, — Вера попыталась говорить спокойно, но голос сорвался на визг. — И соседи спят! Ираида Семеновна, прекратите стучать!
— Ой, какие мы нежные! — свекровь демонстративно опустила молоток, но тут же шлепнула им по мясу. — Раньше вставать надо, хозяюшка. Кто рано встает, тому Бог подает. А ты все спишь да красишься. Вон, погляди на себя в зеркало — мешки под глазами, как у панды. Это все от недосыпа… то есть от пересыпа!
Вера вернулась в спальню и упала лицом в подушку. Витя мирно храпел, укрывшись одеялом с головой. Ему было хорошо. Он привык спать под звуки маминого террора с детства.
— Витя, — Вера толкнула мужа в бок. — Твоя мама делает отбивные. В шесть утра.
— Ммм… вкусно… — пробормотал Витя во сне.
За завтраком была вторая часть Марлезонского балета. Ираида Семеновна критически осмотрела Верин наряд — строгую блузку и юбку-карандаш.
— И куда это мы так вырядились? — спросила она, подливая сыну чаю. — На работу или женихов искать? Юбка-то трещит по швам. Поправилась ты, Вера, поправилась. Мучное надо меньше есть. А то Витя найдет себе молодую, стройную. Мужики — они глазами любят.
— Мама, перестань, — вяло отреагировал Витя, жуя отбивную.
— А что я такого сказала? Я правду говорю! Кто тебе еще правду скажет, кроме матери? Жена-то будет молчать, пока рога не вырастут.
Вера молча допила кофе, встала, взяла сумочку.
— Я сегодня задержусь, — бросила она мужу. — Квартальный отчет.
— Опять отчеты! — всплеснула руками свекровь. — До ночи шляться будет! Витя, ты проверь, может, у нее там не отчет, а начальник какой-нибудь…
Дверь за Верой захлопнулась с такой силой, что с вешалки упал зонт.
Так прошла неделя. Каждый вечер Вера возвращалась в квартиру, которая все больше превращалась в филиал сумасшедшего дома. Вещи меняли свои места. В ванной появились какие-то тряпочки, сохнущие на батарее (Ираида Семеновна стирала полиэтиленовые пакеты!). Телевизор орал на всю мощность — свекровь смотрела политические ток-шоу и громко комментировала действия правительства, называя всех «прохиндеями» и «дармоедами».
Но самое страшное было не это. Самое страшное — это то, как менялся Витя. Он словно регрессировал. Превращался из взрослого пятидесятилетнего мужчины обратно в пухлого подростка, полностью зависимого от мамы. Он перестал мыть за собой посуду («Мама помоет, ей нетрудно»). Он перестал обсуждать с Верой планы на выходные («Мама хотела на кладбище съездить, к дедушке, надо отвезти»). Он даже начал говорить мамиными фразами.
— Вер, а чего ты суп не солишь? Мама говорит, пресный совсем, как вода из-под крана.
В субботу Вера решила: пора действовать. План созрел, пока она стояла в очереди в аптеке за валерьянкой. Она знала, что лобовая атака с Ираидой Семеновной не сработает. Тут нужна партизанская хитрость.
Она пришла домой и с порога заявила:
— Ираида Семеновна, Витя! У меня для вас сюрприз!
Свекровь, сидевшая на диване с вязанием, насторожилась. Спицы замерли.
— Какой еще сюрприз? Опять кредит взяла?
— Нет! — Вера сияла, как начищенный самовар. — Я подумала, Ираида Семеновна, вам так тяжело с ремонтом. Пыль, грязь… И решила помочь!
— Помочь? — Свекровь прищурилась. — Чем это? Денег дашь?
— Лучше! Я договорилась со своими знакомыми ребятами-строителями. Они завтра же поедут в вашу квартиру и проверят, как там идут дела. Поторопят ваших узбеков, проконтролируют качество. А то знаете, как бывает: вы тут сидите, а они там материалы воруют.
Лицо Ираиды Семеновны изменилось. С него сползло выражение вечного недовольства, сменившись чем-то похожим на панику.
— Не надо! — взвизгнула она. — Не надо никого посылать! Я сама! Там… там все под контролем! У меня свой прораб, проверенный!
— Да бросьте, мама, — вмешался Витя, отрываясь от телефона. — Вера дело говорит. Пусть глянут. А то эти ремонтники такие жулики. Я сам с ними поговорю. Ключи-то у тебя с собой?
Ираида Семеновна вжалась в диван.
— Ключи… Ключи я… прорабу отдала. Запасные. А свои… свои на даче забыла. Вот!
— На даче? — удивилась Вера. — Вы же говорили, что с вокзала сразу к нам. Когда вы на дачу успели?
— Ну… перед этим! Заезжала! Огурцы взять! Вы меня допрашиваете, как в гестапо?! — Свекровь перешла в наступление. — Я мать! Я пожилой человек! У меня давление скачет от ваших расспросов! Витя, принеси корвалол!
Пока Витя бегал за каплями, Вера внимательно смотрела на свекровь. Пазл складывался. Никакого ремонта не было. Это была оккупация. Рейдерский захват территории под благовидным предлогом. Ираиде Семеновне просто стало скучно одной в трешке, и она решила «поиграть в семью» на территории сына.
Вечером, когда все улеглись (свекровь храпела в гостиной так, что звенела люстра), Вера тихонько вышла на кухню. Она достала телефон и набрала номер.
— Алло, Людочка? Привет, дорогая. Прости, что поздно. Слушай, ты же все еще сдаешь комнату в своей коммуналке? Той самой, где сосед-алкоголик с баяном? Да? Отлично. Мне нужно забронировать ее на две недели. Для кого? Для одной очень интеллигентной женщины, любительницы острых ощущений.
Утром Вера вышла к завтраку при параде.
— Витя, мама, у меня новости.
— Опять? — простонала свекровь, намазывая масло на булку слоем толщиной в палец.
— Да. К нам сегодня приезжает моя племянница из Саратова. С тройняшками. Им по два года. И с собакой. Ротвейлером. У них там трубы прорвало, жить негде.
Витя поперхнулся чаем. Ираида Семеновна выронила бутерброд. Маслом вниз, разумеется.
— Куда?! — хором спросили они.
— Сюда, — Вера обвела рукой кухню. — В тесноте, да не в обиде, правда, Ираида Семеновна? Вы же сами говорили: веселее будет. Детки шумные, конечно, но такие забавные! Рисуют на обоях, кашу по полу размазывают. А собачка добрая, только лает громко по ночам. Но ничего, мы потерпим. Семья же!
— Тут жить негде! — взвизгнула свекровь. — Я тут сплю! На диване!
— А мы раскладушку поставим, — невозмутимо парировала Вера. — В коридоре. Или на кухне. Вы же, мама, все равно рано встаете. Будете собачку выгуливать.
Ираида Семеновна побледнела. Перспектива делить жилплощадь с тремя орущими младенцами и ротвейлером явно не входила в ее планы по воспитанию невестки.
— Витя! — она повернулась к сыну. — Скажи ей! Это же дурдом!
— Ну… мам… — Витя почесал затылок. — Родственники же. У них беда. Как ты у нас, так и они…
— Сравнил! — возмутилась мать. — Я — мать! А это какие-то племянники седьмая вода на киселе!
— Родная племянница, — поправила Вера. — Дочь сестры. Они будут через час. Я побежала встречать на вокзал. Готовьтесь, мама. Уберите все бьющееся повыше. И да, собака любит грызть обувь, так что сапоги лучше спрятать.
Вера вышла из квартиры, чувствуя спиной испепеляющий взгляд свекрови. На улице она выдохнула. Никакой племянницы, конечно, не было. Была договоренность с Людочкой, которая должна была позвонить через час и разыграть спектакль по телефону, если «клиент» не созреет. Но Вера чувствовала: клиент уже дозревает…
Вера вернулась домой не через час, а через три. Она намеренно тянула время, гуляя по осеннему парку и кормя уток остатками булки, купленной в ларьке. Уткам было все равно, есть у Веры квартирный вопрос или нет, они просто хотели жрать. Глядя на их жадные драки за корку, Вера думала, что люди не так уж далеко ушли от водоплавающих.
Когда она открыла дверь своим ключом, в квартире царила подозрительная тишина. Не работал телевизор, не пахло жареным луком.
В коридоре, сидя на обувной тумбочке, Витя держался за голову. Вид у него был такой, словно он только что пережил бомбежку.
— Где они? — шепотом спросил он, едва увидев жену.
— Кто? — Вера невинно захлопала ресницами, снимая сапоги. — Племянница? Так пробки же, Витюш. Город стоит. Звонили, сказали, подъезжают. Собаку укачало в такси, пришлось останавливаться, проветривать. Водитель ругается, дети плачут, в общем, весело едут.
Из гостиной донесся тяжелый вздох. Ираида Семеновна сидела в кресле, обложенная подушками, как хан в шатре. Рядом стоял чемодан. Не те клетчатые сумки, с которыми она пришла, а старый, добротный советский чемодан, который она, видимо, нашла на антресолях.
— Вера, — трагическим голосом произнесла свекровь. — Я тут подумала. Может, не надо им сюда? Может, в гостиницу их? Я денег дам… немного.
Вера прошла в комнату, демонстративно оглядывая пространство.
— Ну какая гостиница, Ираида Семеновна! У людей беда, денег нет. И потом, мы же семья. Помните? Вы сами учили: сам погибай, а товарища выручай. Кстати, Витя, надо бы убрать ковер. Ротвейлер — мальчик молодой, может не дотерпеть до улицы. И вазу вашу любимую, хрустальную, мама, лучше спрятать. Тройняшки очень любят играть в «городки».
При упоминании хрустальной вазы — подарка на юбилей от коллектива школы — лицо свекрови перекосило.
В этот момент зазвонил телефон Веры. На экране высветилось «Людочка».
— Тихо! — шикнула Вера, включая громкую связь. — Едут!
Из трубки, благодаря актерскому таланту Людочки и, видимо, скачанным из интернета звукам, раздался адский шум. Лаяла крупная собака, визжал какой-то ребенок, а женский голос истерично орал: «Рекс, фу! Не грызи сиденье! Артемка, выплюнь каку! Алло, тетя Вера! Мы уже во дворе! Какой подъезд? Рекс просто озверел с дороги, хочет кушать! У вас есть сырое мясо? Килограмма три?»
Витя вжался в стену. Ираида Семеновна побелела так, что стала сливаться с тюлем.
— Третий подъезд, пятый этаж! — радостно прокричала Вера в трубку. — Ждем, родные! Мяса нет, но есть бабушкины котлеты, он их с удовольствием слопает!
Вера нажала отбой и лучезарно улыбнулась свекрови.
— Ну вот. Пять минут, и они здесь. Витя, иди встречай, помоги чемоданы затащить. Там у них еще клетка с попугаем, я забыла сказать.
И тут плотину прорвало.
Ираида Семеновна вскочила с кресла с резвостью, которой позавидовал бы олимпийский спринтер. Она схватила свой чемодан и сумки.
— Ноги моей здесь не будет! — взвизгнула она. — Это не квартира, а псарня! Витя, как ты допустил?! Я уезжаю! Сейчас же! Вызови мне такси!
— Куда? — холодно спросила Вера, преграждая путь к выходу. — У вас же ремонт. Пыль, узбеки, дышать нечем. Куда вы поедете на ночь глядя? В этот цементный ад?
Свекровь замерла. Глаза ее бегали. Она понимала, что загнала сама себя в ловушку. Сказать правду — значит признать поражение. Соврать — значит остаться здесь с бешеным ротвейлером. Страх перед собакой и тремя вандалами-детьми победил гордость.
— Нет у меня никакого ремонта! — выпалила она. — Нету! Я… я сдала квартиру!
Повисла пауза. Витя медленно сполз по стене на пуфик.
— Сдала? — переспросил он. — Мама, ты же говорила, что обои…
— Да к черту обои! — махнула рукой Ираида Семеновна. — Деньги нужны! Пенсия — слезы! А тут подвернулся вариант хороший, студенты-заочники, тихие, на сессию приехали. Платят хорошо, вперед за два месяца дали. Я думала, поживу у вас немного, сэкономлю, вам помогу по хозяйству… А вы! Эгоисты! Мать родную на улицу выгоняете ради какой-то племянницы с псом!
Вера усмехнулась про себя. «Шах и мат», — подумала она.
— Так, значит, вы сдали свою трехкомнатную квартиру, получили деньги, а жить приехали к нам на голову, в двушку, питаться за наш счет и учить меня жизни? — уточнила Вера. Голос ее был спокоен, как удав перед обедом.
— Я хотела как лучше! — уже не так уверенно буркнула свекровь. — Для семьи старалась!
— Хорошо, — кивнула Вера. — Тогда у вас есть деньги на такси. И на гостиницу. Или на санаторий. Вы же на него копили?
В дверь позвонили. Это был не домофон, а звонок в саму дверь. Кто-то настойчиво давил кнопку.
— Это они! — прошептала свекровь в ужасе. — Ротвейлер! Вера, не открывай! Я уйду через черный ход! У вас есть черный ход?
— Нет, мама, мы не в дворце живем, — вздохнул Витя. Он встал, подошел к матери и взял ее сумки. — Поехали.
— Куда? — пискнула Ираида Семеновна.
— На дачу. Там печка есть, дрова я заготовил. Отопление электрическое включим. Перекантуешься там две недели, пока твои студенты не съедут.
В дверь снова позвонили, на этот раз требовательно и долго.
— Бежим! — скомандовала свекровь и первая рванула к двери, расталкивая сына и невестку. Она распахнула дверь, готовая встретиться лицом к лицу с чудовищем, лишь бы прорваться к лифту.
На пороге стояла соседка баба Шура. В руках она держала тарелку.
— Верочка, здравствуй, — прошамкала она. — Я тут пирогов напекла, с яблоками. Думаю, угощу, а то у вас шум такой был, крики… Думала, убивают кого.
Ираида Семеновна, тяжело дыша, посмотрела на бабу Шуру, потом на пустую лестничную клетку.
— А где… собака? — спросила она.
Вера подошла сзади и мягко положила руку свекрови на плечо.
— Собака, Ираида Семеновна, задерживается. Но она обязательно будет. С минуты на минуту. Так что вам лучше поторопиться. Витя, вызывай такси до дачи. «Комфорт плюс», маме нужно успокоиться.
Через пятнадцать минут квартира опустела. Витя уехал провожать маму, пообещав вернуться через три часа. Он не задавал вопросов про племянницу. Кажется, он начал о чем-то догадываться, но мужская солидарность с собственным покоем заставила его молчать. Ему тоже хотелось тишины.
Вера закрыла дверь на все замки. Потом накинула цепочку. Подумала и придвинула к двери табуретку.
Потом она прошла на кухню. На столе сиротливо стояла банка с солеными огурцами, забытая свекровью в панике. Вера убрала ее в холодильник.
Она достала из шкафа банку того самого зеленого горошка, купленного вчера. Открыла. Сделала себе бутерброд с докторской колбасой. Налила чаю.
— Алло, Людочка? — набрала она подругу. — Отбой тревоги. Враг бежал, побросав знамена и кастрюли. Ты была великолепна. «Оскар» плачет по тебе, дорогая. Да, с меня причитается. Коньяк и конфеты. Нет, ротвейлера искать не надо.
Вера откусила бутерброд, глядя в темное окно. На душе было спокойно и немного грустно. Она понимала, что это не победа в войне, а лишь выигранная битва. Ираида Семеновна вернется. Через месяц, через полгода. Придумает новую болезнь, новый ремонт или всемирный потоп.
Но это будет потом. А сегодня у нее есть тихий вечер, банка горошка и муж, который вернется и будет благодарен ей за спасение, пусть даже и не скажет этого вслух.
Она включила сериал. Героиня на экране рыдала из-за измены мужа.
— Ой чукча, — ласково сказала ей Вера, отхлебывая чай. — Измена — это ерунда. Ты попробуй свекровь с раскладушки выгнать.
За окном начал накрапывать дождь, смывая следы такси, увозившего Ираиду Семеновну в дачную ссылку. Жизнь продолжалась. Бытовая, сложная, но все-таки своя.
