Предвижу массу желающих объяснить на пальцах, что Люба – хитрая расчётливая самка, которая одурачила и оставила с носом влюблённого Александра Нетужилина; он сам – бесчувственный эгоист, «тюфяк» и тряпка, а его жена – бесхребетное существо, потому что способна простить предательство мужа и унижаться перед счастливой соперницей.
Но для меня это история любви. Той самой, которая «долготерпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не мыслит зла, всему верит, всего надеется, всё переносит». И которая никогда не перестаёт.
Женщина и война несовместимы по сути. Как может находиться в круге смерти рождённая для жизни и продолжения жизни?
И кто упрекнёт молодую красивую медсестру, что она осмелилась любить в то страшное время, когда вокруг рвались снаряды и вихрем взметалась истерзанная земля? Это был её способ выжить, её островок надежды среди хаоса и разрушения.
А она сама стала спасением для рядового Нетужилина. Ведь кто знает – может быть, именно любовь к ней уберегла мечтательного, рассеянного и совсем неопытного новобранца от напророченной шальной пули. Фронтовая королева, на которую заглядывались простые солдаты, стала его далёкой звездой, несбыточной грёзой, недостижимой и прекрасной.
И вот война окончена. Теперь Александр – студент истфака, киномеханик – счастливо женат. Сашу и Веру объединяет общность интересов, глубокая, истинная интеллигентность, порядочность, способность искренне сопереживать и сочувствовать.
Неожиданная встреча с незабвенной фронтовой любовью меняет для Нетужилина весь мир вокруг. Только любящие глаза могли узнать в вульгарной уличной торговке с папиросой в зубах и облезлым маникюром ту невероятную и дерзкую красавицу с вьющейся русой косой, летящую верхом на лошади. Тогда маленькое ухо пряталось в пшеничных завитках, румяный рот улыбался, а смех звучал так заразительно!
Теперь спутанные безжизненные волосы кое-как убраны под старую шапку, глаза, когда-то такие нежные, превратились в растрескавшиеся льдинки с острыми углами, каждая из которых будто только и ждёт момента, чтобы изранить, а смех больше похож на лай, прерывающийся надсадным кашлем. Вся драма этой женщины проносится перед глазами Нетужилина: гибель комбата, рождение дочери, судьба матери-одиночки, которая, словно кошка, выпустив когти, судорожно пытается удержаться на наклонной плоскости.
Её тоже убили на этой войне. Её лучшую часть – прекрасную, тонкую, совершенную. Осталась неприглядная оболочка, в которой бьётся ожесточённая душа.
Наверное, человек другого склада всего лишь подивился бы произошедшей перемене, покачал головой и, пробормотав что-то вроде «что с нами делает время!» отправился домой, где ждёт любящая жена и стынет обед.
Но только не Саша.
Ведь они оба родом из той войны. Оба оставили там, в окопах, свою любовь. «На войне у меня было всё», – говорит Люба, и это действительно так. Ах, война, что ты сделала, подлая! Разметала в клочья красоту и женственность, убила надежду, убила мечту.
Рядовой Нетужилин – единственный, кто может помочь Любе «вернуться с войны». Это его дань негасимому чувству, дань несбыточному, недостижимому. Дань прекрасной израненной птице, навсегда распластавшей бессильные крылья на сожжённой земле. Эту птицу, мечту свою, он бережно отогревает в ладонях, согревает своим теплом – совершенно бескорыстно, не требуя ничего взамен, – только затем, чтобы она снова могла взлететь.
И пусть Люба никогда не увидит мужчину своей судьбы в этом неисправимом романтике. Он для неё – память о любви, которая шла рука об руку со смертью. О том времени, когда она была молодой прекрасной девушкой с роскошной косой. Когда она была королевой, а не торговкой-лоточницей. О времени, где все ещё живы и всё возможно, даже счастье.
Этот осколок прошлого, врезавшийся в настоящее, чуть не разбил ещё одно любящее сердце: Веры. Ах, как много нужно иметь любви, чтобы, оказавшись в подобной ситуации, не закатить мужу сцену ревности, не хлопнуть дверью, не вцепиться в волосы сопернице! Именно сила, а не слабость нужна, чтобы произнести вот так просто и доверчиво: «Саша, а что же мне делать? Куда же мне деваться? Нет, ну правда, ты прости меня, но я чувствую, что совершенно лишняя. Я ведь тоже хочу быть счастливой. И я хочу быть с тобой!»
Многие жёны, не рассчитывая на откровенное признание мужей, сделали бы вид, что ничего не происходит, и называли это «женской мудростью». Главное – «пересидеть» соперницу.
Но Вере претит лицемерие, она способна смотреть опасности в лицо и не хочет унижать ложью своего робкого и окончательно запутавшегося в сетях любви и долга Сашу. Именно эта смелость позволяет ей пригласить роковую-фронтовую подругу мужа на Новый год и разговаривать с этой обворожительной, уверенной в своей непобедимой власти женщиной на равных и даже с некоторой иронией.
Вера не просто любит мужа. Она жалеет его. Она способна понять всю силу чувства, внезапно его захватившего, и ту адскую душевную муку, которую он испытывает. Вера не только сама ни в чём не винит мужа, но не позволяет посторонним людям судить его («я запрещаю вам говорить гадости о моём Саше!») Вера – не жестокий бесстрашный воин, но дипломатичный, выдержанный, очень мудрый и очень отважный страж своего маленького и хрупкого семейного мирка.
Кто-то скажет, что Саша остался с Верой только потому, что оказался не нужен Любе. А я отвечу, что Саша никогда и не ставил целью завоевать Любу. Она была и осталась для него недостижимой мечтой, и вся его любовь превратилась в служение женщине, которую он любил когда-то давно, ещё на войне, а теперь возродил, поднял со дна её души всё давно ею забытое и похороненное.
Поэтому фильм – вовсе не об изменах, соперничестве, роковых женщинах и рыцарях бледных со взором горящим. Весь этот фильм – о Любви и Вере. О нежности, прорывающей броню цинизма. О женской преданности, которая бывает вознаграждена. О безграничной чистоте и доброте души, на которых стоит и будет стоять этот мир.
Помните, как у Вероники Тушновой:
Всех его сил проверка,
сердца его проверка,
чести его проверка, –
жестока, тяжка, грозна,
у каждого человека
бывает своя война.
С болезнью, с душевной болью,
с наотмашь бьющей судьбою,
с предавшей его любовью
вступает он в смертный бой.
Беды как танки ломятся,
обиды рубят сплеча,
идут в атаки бессонницы,
ночи его топча.
Золой глаза запорошены,
не видит он ничего,
а люди: «Ну, что хорошего?» –
спрашивают его.
А люди-добрые, умные
(господи им прости) –
спрашивают, как думает
лето он провести?
Ах, лето моё нескончаемое,
липки худенькие мои,
городские мои, отчаянные,
героические соловьи…
Безрадостных дней круженье,
предгрозовая тишина.
На осадное положенье
душа переведена.
Только б в сотый раз умирая,
задыхаясь в блокадном кольце,
не забыть –
Девятое мая
бывает где-то в конце.
