– Ну, это же всего на недельку, Солнышко, прошу тебя! У мамы там трубы прорвало, совсем беда. Она же одна…
“Недельку”, – пронеслось у меня в голове эхом. Эти “недельки” с его мамой, Алевтиной Павловной, тянулись дольше, чем эпоха динозавров. Я прекрасно помнила ее прошлый визит. Тогда она переставила мой любимый увлажнитель в самый темный угол, аргументировав это тем, что “так полезнее”. А потом долго критиковала мои, между прочим, дизайнерские обои и «этот ужасный пластиковый чайник».
Я стояла у окна, как завороженная, и наблюдала, как московский дождь методично смывает последние признаки весны. Капли барабанили по стеклу, словно выбивая похоронный марш моей тишине и покою. Рядом, нервно переминаясь с ноги на ногу, топтался Миша, мой муж.
Он почесал затылок, пытаясь изобразить бодрость.
– Да ладно тебе, чего ты так? Мамка же у меня… своеобразная. Но она ж любя!
Любя, значит, критиковать все вокруг, от количества полотенец в ванной до цвета моих волос?
– Миш, ты помнишь, как она сказала, что мои кактусы – рассадник пауков и их надо выкинуть? А про твой галстук с уточками она что говорила? Что ты в нем как клоун?
Миша вздохнул. Он, конечно, любил маму, но иногда, мне кажется, и он от нее уставал.
– Ну, мам, чего ты сразу… Она просто заботится.
– Заботится, навязывая мне свои представления о прекрасном? Миш, она критикует не только вещи, она критикует саму атмосферу в доме! Как будто у нас тут не дом, а филиал ее личного ада!
Я понимала, что срываюсь, но сдержаться не могла. Предстоящая “неделька” с Алевтиной Павловной казалась мне перспективой хуже зубной боли.
Миша, чуя надвигающуюся бурю, схватил меня за руку.
– Пожалуйста, Солнышко, потерпи. Я все улажу, обещаю! Буду контролировать ситуацию.
Контролировать ситуацию? Да Алевтина Павловна в первый же вечер перехватит все бразды правления и будет раздавать указания, как правильно варить яйца, даже если ты никогда в жизни их не варил!
Прошло сорок минут, и квартира наполнилась удушливым запахом духов “Красная Москва”, привезенных Алевтиной Павловной, кажется, еще из прошлой жизни. Зазвучали шлепающие звуки розовых тапочек с помпонами.
– Здравствуй, дитятко! – пропела Алевтина Павловна, формально обняв меня.
И, не раздеваясь, направилась на кухню.
– Ну и спартанские же у вас тут условия! Что ж, хоть пыли негде скапливаться.
Я попыталась отшутиться:
– Это минимализм, Алевтина Павловна.
Но она, пропустив мои слова мимо ушей, уже изучала микроволновку.
– Вот это… чудовище! Ей лет сто, наверное. Надо ее на дачу отправить, мышей отпугивать.
Я молча сжала кулаки.
На ужин я приготовила пасту с курицей и пармезаном. Алевтина Павловна скривилась.
– Паста? Гастрономия какая! Я вот гречку с кефиром люблю. Полезно для пищеварения.
Миша молча ковырялся в тарелке, стараясь не привлекать к себе внимания.
Следующий день превратился в какой-то сюрреалистический кошмар. Алевтина Павловна переставила мебель в спальне, чтобы кровать стояла строго по фэн-шую. Я, вернувшись с работы, обнаружила, что мои книги сложены в коробки и засунуты в кладовку.
– Пылесборники! – безапелляционно заявила она. – Только место занимают.
В душе меня ждал выстиранный, но совершенно мокрый коврик для ног, а вместо моего любимого синтетического халата – махровый халат кислотного розового цвета, привезенный Алевтиной Павловной, как она выразилась, из Пятигорска.
– Синтетика – вредно для кожи! – назидательно произнесла она.
Вечером, за ужином (гречкой с кефиром для Алевтины Павловны и чем-то безвкусным для нас с Мишей), она продолжала раздавать указания.
– Ты что, поздно сегодня? – поинтересовалась она, когда я сказала, что задержусь на совещании. – А ужин кто готовить будет?
– Алевтина Павловна, я вообще-то тут гость, – попыталась я напомнить.
– Гость? Да жизнь вообще – временное явление! А знаешь что? У меня тут родственники собрались приехать, Виктор с семьей. На пару деньков. Места же много!
У меня чуть вилка из рук не выпала.
– Кто приедет?
Миша, как ни в чем не бывало, кивнул.
– Да, мам, это же Витька с Леной. Хорошие ребята.
– А я тут кто? – выпалила я, не выдержав.
В ответ – тишина. Я встала из-за стола и ушла в спальню. В комнату, которая больше не была моей.
В субботу утром, ровно в десять часов, раздался звонок в дверь. На пороге стояли Виктор с женой Леной и двумя орущими детьми. Алевтина Павловна бросилась их обнимать и целовать. Я, в накинутом на плечи халате, стояла на кухне и варила яйца. Потому что, как заявила Алевтина Павловна, “детям нужен белок для здоровья”.
Лена, племянница Алевтины Павловны, зашла на кухню и окинула меня оценивающим взглядом.
– Ой, Танечка, а что это у вас тут? Дети голодные, как волки!
Я покосилась на ее ноги. На них красовались мои летние белые тапки.
За завтраком выяснилось, что у детей аллергия на хлеб с семечками.
– Ну и юмор у вас, Танечка! – укоризненно посмотрела на меня Лена.
– Да, у нее юмор специфический, – поддержала ее Алевтина Павловна.
Виктор, муж Лены, оглядел тесную кухню.
– Ну, тесновато у вас тут, конечно… Зато душевно!
Я почувствовала, как во мне закипает ярость.
– Миша, а у тебя еще много таких “родственников”, готовых внезапно ворваться в нашу жизнь? Алевтина Павловна, а вы хоть немного меня уважаете?
Алевтина Павловна пожала плечами.
– Просто у нас с тобой разные взгляды. Я вот считаю, что у людей должен быть дом, как у людей! А не этот… лофт с пылью.
– Это моя квартира! – рявкнула я. – И я не разрешала ничего менять!
– Ну все, с меня хватит! – заявила я, вставая из-за стола. – Я ухожу. Я не хочу быть декорацией в вашем чужом спектакле. Я люблю тебя, Миша, но я больше не могу терпеть это неуважение.
Я ждала, что Миша скажет что-нибудь. Что поставит свою мать на место. Но он молчал, как рыба об лед. И тогда я поняла, что должна уйти.
Я в спешке кинула в сумку зарядку для телефона, зубную щетку и любимую толстовку с ироничной надписью «Я не выспалась». Я покидала квартиру, где, как мне казалось, должна была быть счастлива с мужем, а оказалась пленницей чужих правил и представлений о счастье.
На пороге меня перехватила Алевтина Павловна.
– Эгоистка! Неблагодарная!
– Это вы эгоистка! – огрызнулась я в ответ. – Вы создали в этом доме невыносимую атмосферу! Вместо уюта тут обстановка казармы или общежития! Я устала от ваших родственников, которых вы без спроса приглашаете! Устала от ощущения, что мое личное пространство – это полигон для ваших экспериментов!
Я хлопнула дверью так, что задребезжала посуда в серванте. Я шла по улице, стараясь не заплакать. Мне нужно было в место, где тихо и спокойно. И я поехала к маме.
Мамина хрущевка встретила меня запахом пирогов и уютом. Мама молча обняла меня и погладила по голове, как в детстве, когда мне было плохо. Мне нужно было восстановиться. Перезагрузить батарейку, которую из меня вытащили.
Целую неделю я отсыпалась, пила горячий чай без упреков и перестала вздрагивать от каждого шороха за стеной. Миша звонил каждый вечер, уговаривал вернуться. Сначала его голос был тихим и растерянным, потом становился настойчивее, а под конец звучал почти по-детски жалобно. Он говорил, что скучает, что ему без меня плохо. Но я молчала, обессиленная и опустошенная.
Мама, видя мое состояние, молча перебирала четки.
– Запасайся, дочка, двумя веревками, – говорила она. – Для четок и для нервов.
На восьмой день я решила пройти мимо своего дома. В окнах горел свет. Значит, Алевтина Павловна и ее родственники все еще там. Я вздохнула и собралась уйти, когда зазвонил телефон. Незнакомый номер. Интуиция подсказала мне ответить.
– Алло? Это Таня? Вас Татьяна Николаевна из поликлиники беспокоит. Тут вашей свекрови, Алевтине Павловне, плохо стало. Давление высокое, нервничает сильно…
Несмотря на все обиды, я поехала в поликлинику.
В поликлинике я увидела растерянную и жалкую Алевтину Павловну, сидящую под капельницей.
– Танечка… – прошептала она. – Родственники все уехали внезапно… Миша пропал… Я так испугалась…
Я смотрела на нее и видела не властную свекровь, а одинокую пожилую женщину, которая пытается заполнить свою жизнь чужими семьями.
– Алевтина Павловна, – сказала я мягко. – Я не могу быть для вас всем. У меня своя жизнь.
В этот момент появился Миша. Он выглядел помятым и виноватым.
– Я… я испугался, – пробормотал он. – Не знал, что делать… Убежал на работу. Прости меня, Тань.
Он подошел ко мне и взял за руку.
– Я обещаю, что больше такого не повторится. Я решил найти маме отдельное жилье. Рядом с ее подругой. Буду помогать ей. Но больше никто не будет вторгаться в нашу жизнь.
Прошла еще неделя. В нашей квартире снова тихо и спокойно. Я включила телевизор, чтобы хоть немного разбавить тишину. Миша ставил чайник, зная, какой чай я люблю.
– Ты правда думала, что я выберу свою семью, а не тебя? – спросил он, садясь рядом со мной на диван.
– Я думала, что ты вообще не сделаешь выбора, – ответила я. – Что ты просто спрячешься.
Миша вздохнул.
– Я не знал, как поступить правильно. Но теперь я понял, как нельзя. Я обещаю, что больше никогда не повторю своих ошибок.
Мы обнялись и засмеялись. Мы пережили тяжелый период и вышли из него, став сильнее. И я знала, что даже после самого сильного дождя обязательно выглянет солнце.
