Дана сидела в своей машине перед домом свекрови, бессмысленно глядя на мерцающие гирлянды на соседских заборах. Ключ зажигания она выдернула с такой силой, что он чуть не сломался в её руке. Пять лет. Пять долгих лет унижений и насмешек. А теперь ей предстояло войти в этот дом и сделать выбор — простить или перевернуть страницу.
— Да ну нафиг, — пробормотала она, поправляя зеркало заднего вида, чтобы взглянуть на своё отражение. — Какого чёрта я вообще сюда приехала?
Телефон завибрировал. Муж. Третий звонок за последние десять минут.
«Ты где? Мама уже стол накрыла».
Дана выдохнула, собрала волосы в хвост и вышла из машины. Февральский воздух ударил в лицо. Дорожка к дому была расчищена от снега — идеально, как и всё в этом доме. Идеально для всех, кроме неё.
Познакомились они с Кириллом в университете. Она — провинциальная девочка из Саратова, приехавшая покорять столицу с одним чемоданом и огромными амбициями. Он — московский мальчик с квартирой в центре и связями отца в строительном бизнесе.
— Знаешь, ты не такая, как все, — сказал он ей на третьем свидании, и Дана, наивная двадцатилетняя девчонка, поверила.
Она не знала тогда, что эта фраза в переводе с языка «золотых мальчиков» означает: «Ты интересная игрушка, но не из моего круга». Но к тому моменту, когда она это поняла, было уже поздно — она по уши влюбилась.
Свадьбу сыграли через год. Скромную, на пятьдесят человек — так захотела Дана. На самом деле она просто боялась знакомить свою семью с семьёй Кирилла. Отец-электрик и мать-медсестра с протёртыми локтями на праздничных кофтах рядом с холёными московскими бизнесменами выглядели бы как персонажи из разных вселенных.
Инга Аркадьевна, свекровь, с первого дня дала понять, что невестка не соответствует их статусу.
— Деточка, — говорила она, глядя на Дану поверх своих дорогущих очков, — тебе нужно поработать над акцентом. В Москве сразу слышно провинцию.
А Дана и не знала, что у неё есть акцент.
— И это платье… — Инга Аркадьевна морщилась, указывая на любимое платье Даны. — Синтетика так заметна, особенно при дневном свете.
Кирилл только посмеивался: «Мама просто хочет как лучше, не обращай внимания».
Но хуже всего стало, когда Дана отказалась от предложения работать в компании свёкра.
— У нас тут семейный бизнес, — объяснял ей свёкор, Аркадий Петрович, поглаживая свои идеально подстриженные усы. — Ты могла бы начать с должности помощника менеджера. Кирилл сейчас как раз руководит отделом продаж.
— Спасибо, но у меня другие планы, — ответила тогда Дана. — Я хочу работать по специальности.
После этого разговора семейные обеды превратились в пытку. Каждое воскресенье Дана с Кириллом приезжали в родительский дом, где Инга Аркадьевна демонстративно интересовалась:
— Ну как там твоя… работа? Всё ещё пытаешься что-то самостоятельно построить?
А Дана действительно пыталась. Её специальность — технический перевод — не приносила больших денег поначалу. Она бралась за любые заказы, сидела ночами, переводя инструкции к тостерам и микроволновкам, а потом техническую документацию к промышленному оборудованию.
— Знаешь, — сказала однажды свекровь, разливая чай по чашкам из тончайшего фарфора, — в нашей семье женщины никогда не зацикливались на карьере. Главное — создать уют для мужа и детей.
— Я просто хочу быть финансово независимой, — ответила Дана.
— Боишься, что Кирилл не обеспечит? — Инга Аркадьевна искренне удивилась. — Глупости. Мой сын никогда не даст своей жене в чём-то нуждаться.
Тогда Дана впервые по-настоящему разозлилась:
— Я не хочу быть содержанкой. Даже у собственного мужа.
В комнате повисла тишина. Кирилл побледнел, а потом, как обычно, свёл всё к шутке.
Но с того дня что-то надломилось. Свекровь стала ещё более язвительной, свёкор перестал замечать Дану за столом, а Кирилл всё чаще задерживался на работе. Когда они всё-таки бывали вместе, он смотрел мимо неё, словно она стала прозрачной.
Дана помнила, как однажды решилась поделиться с мужем своими чувствами.
— Кирилл, мне кажется, твои родители меня ненавидят, — сказала она, заходя в ванную, где он брился перед работой.
— Перестань драматизировать, — раздражённо отмахнулся он. — Они просто к тебе привыкают.
— Кирилл, прошло уже два года. Сколько ещё нужно времени?
— Ну, если бы ты хоть немного попыталась соответствовать…
— Соответствовать? — Дана не верила своим ушам. — Чему именно я должна соответствовать?
— Ну… — Кирилл замялся, избегая её взгляда. — Ты могла бы, например, одеваться более… презентабельно. Мама всегда говорит, что по одёжке встречают.
— Я одеваюсь нормально.
— Знаешь, Дан, нормально — это относительно. В нашем кругу…
— В «вашем кругу»? — перебила она. — Я что, не часть этого круга? Я твоя жена, если ты не забыл.
Кирилл вздохнул и положил бритву.
— Конечно, ты часть. Я не это имел в виду. Просто… родители хотят, чтобы мы соответствовали определённому уровню. Это не только о тебе. Они и мне постоянно напоминают о репутации семьи.
И тогда Дана впервые подумала: «А любит ли он меня на самом деле? Или я просто была экзотичной игрушкой, которая со временем наскучила?»
На третьем году брака Дана получила предложение от международной компании — должность координатора переводов с перспективой роста. Зарплата была вдвое выше прежней, но всё равно значительно меньше, чем у Кирилла.
— Три восьмёрки в месяц — это, конечно, прогресс, — прокомментировала свекровь, когда Дана поделилась новостью за воскресным обедом. — Но Кирилл в твоём возрасте уже зарабатывал в пять раз больше.
— Мам, ну хватит, — вяло заступился Кирилл, не отрывая глаз от телефона.
— А что я такого сказала? — Инга Аркадьевна театрально развела руками. — Я просто констатирую факт. Вот смотри, вы вместе уже три года, а до сих пор живёте в квартире, которую вам купил папа. На свои деньги ты даже машину себе позволить не можешь.
Дана молча доела суп. Она давно научилась глотать обиду вместе с едой за этим столом. Но дома разразился скандал.
— Почему ты никогда не защищаешь меня перед своей матерью? — кричала она, швыряя подушки в Кирилла.
— А что я должен делать? Наорать на маму? — огрызался он. — Она вырастила меня одна, пока отец пахал сутками, чтобы поднять бизнес. Она имеет право говорить то, что думает.
— А как насчёт моего права на уважение?
— Дана, ты всё драматизируешь. Мама просто волнуется о нашем будущем.
— Нет, Кирилл. Твоя мать меня презирает. И знаешь что? Я начинаю думать, что ты тоже.
В ту ночь они впервые спали в разных комнатах.
А утром, когда Дана собиралась на работу, Кирилл остановил её у двери.
— Слушай, — начал он неловко, — насчёт вчерашнего… Может, нам стоит сходить к семейному психологу?
— Психологу? — Дана удивлённо посмотрела на него. — Ты думаешь, проблема во мне?
— Нет, не в тебе. В нас. В том, как мы общаемся.
Дана горько усмехнулась:
— Проблема не в общении, Кирилл. Проблема в том, что для тебя и твоей семьи я всегда буду девочкой из Саратова, которая недостаточно хороша. И никакой психолог этого не изменит.
Кирилл попытался её обнять, но она отстранилась.
— Мне пора на работу, — сказала она. — У меня сегодня важная встреча.
— С кем? — машинально спросил он.
И Дана вдруг поняла, что он никогда не интересовался деталями её работы. Никогда не спрашивал, с кем она встречается, о чём переговоры, какие проекты ведёт. Для него её карьера была чем-то вроде хобби — милой, но бессмысленной причудой, которую он терпел из вежливости.
— С немцами, — коротко ответила она. — Не жди меня к ужину.
А потом случилось то, чего никто не ожидал.
Дана получила повышение до руководителя международного отдела переводов. Её компания выиграла тендер на обслуживание крупного немецкого концерна, и проект достался ей. Она почти переехала в офис — работала по шестнадцать часов в сутки, координировала команду из пятнадцати переводчиков, вела переговоры с немецкими партнёрами.
Кирилл видел её только по утрам — сонную, с кругами под глазами, спешащую на работу раньше него.
— Ты стала совсем чужой, — сказал он ей однажды вечером, когда она вернулась за полночь. — Мы почти не разговариваем.
— А ты хочешь разговаривать? — устало спросила Дана. — О чём? О том, как твоя мама снова обсуждала мой дешёвый маникюр?
— Дана, это нечестно…
— Нечестно? Знаешь, что нечестно? Пять лет слышать, какая я неудачница. Пять лет чувствовать себя второсортной женой. Вот что нечестно.
Проект длился полгода. Бессонные ночи, стресс, конфликты с командой — Дана прошла через всё это. И когда всё закончилось, руководство не просто поблагодарило её — ей предложили стать партнёром компании с соответствующей долей в прибыли.
В один день её доход увеличился в десять раз. Теперь она зарабатывала вдвое больше Кирилла.
Но странное дело — радости она не чувствовала. Только опустошение. Словно вместе с изнурительной работой закончилось и что-то ещё — что-то, что давало смысл её жизни последние месяцы. Она поняла, что всё это время бежала. Бежала от несчастливого брака, от презрительных взглядов свекрови, от собственного ощущения неполноценности.
В тот вечер она пришла домой пораньше и застала Кирилла за странным занятием — он сидел на полу в гостиной, перебирая фотографии.
— Что это? — спросила Дана, присаживаясь рядом.
— Да так, ничего особенного, — Кирилл попытался собрать фотографии, но Дана успела заметить, что на них были не семейные портреты, а какие-то пейзажи, необычные ракурсы городских улиц, лица незнакомых людей.
— Ты сам это снял? — Дана взяла одну из фотографий — силуэт старика на фоне заходящего солнца. Было в этом снимке что-то пронзительное, щемящее.
— Да, так, балуюсь иногда, — смутился Кирилл. — Ерунда.
— Это не ерунда, — возразила Дана. — Это… красиво.
И впервые за долгое время они проговорили весь вечер — о фотографии, о том, как Кирилл мечтал поступить в школу фотографии в Нью-Йорке, но отец настоял на экономическом образовании. О том, как он втайне от всех ходит на выставки и мастер-классы, покупает объективы на собственные деньги, а не на отцовские.
— Почему ты никогда не рассказывал? — удивилась Дана.
— А зачем? — пожал плечами Кирилл. — Это всё равно несерьёзно. Отец всегда говорит, что фотография — это для хипстеров и безработных.
— А ты что думаешь?
— Я… — Кирилл замялся. — Я не знаю. Наверное, он прав. Нельзя же бросить нормальную работу ради хобби.
— Почему нельзя?
— Потому что… это безответственно. У нас семья, ипотека, планы на будущее…
— Кирилл, — Дана внимательно посмотрела на него. — А ты счастлив?
— В каком смысле?
— В прямом. Тебе нравится твоя жизнь? Твоя работа? То, кем ты стал?
Кирилл долго молчал, а потом тихо сказал:
— Я не знаю. Честно, не знаю. Я никогда не задумывался об этом.
И в этот момент Дана вдруг поняла, что перед ней — не самоуверенный сынок богатых родителей, а растерянный человек, который всю жизнь пытался соответствовать ожиданиям других людей и совершенно забыл о своих собственных мечтах.
— Знаешь, я получила повышение, — сказала она. — Меня сделали партнёром.
— Поздравляю, — Кирилл улыбнулся, но как-то натянуто. — Это… здорово.
— Ты не спрашиваешь, сколько я теперь буду получать.
— А это важно?
— Не знаю. Для твоей мамы, кажется, да.
Они рассмеялись, и на мгновение Дане показалось, что между ними снова проскочила та искра, которая когда-то зажгла их отношения. Но потом Кирилл посмотрел на часы и сказал:
— Чёрт, я забыл. Мы же сегодня ужинаем с родителями. Мама звонила, приглашала.
И момент был разрушен. Снова Инга Аркадьевна, снова семейные обязательства, снова игра в идеальную пару.
— Я не пойду, — сказала Дана. — У меня болит голова.
— Дана, ну перестань. Мама обидится.
— А я? Мне можно обижаться, когда твоя мать в очередной раз ткнёт меня носом в мой провинциальный акцент или дешёвую одежду?
— Она не будет…
— Будет, Кирилл. Она всегда так делает.
Он ушёл один. А Дана осталась дома, перебирая его фотографии и думая о том, как странно устроена жизнь — люди женятся, не зная по-настоящему друг друга, а потом годами живут с незнакомцами под одной крышей.
На следующий день она всё-таки согласилась пойти на воскресный обед к свекрови. Не ради Кирилла или Инги Аркадьевны, а ради себя — ей хотелось проверить, изменилось ли что-то в ней самой после повышения. Стала ли она увереннее, сильнее, неуязвимее.
— Милая, ты как-то осунулась, — заметила Инга Аркадьевна на очередном семейном обеде. — Может, хватит уже загонять себя на этой работе? Женщина должна цвести, а не вянуть за компьютером.
Дана посмотрела на свекровь и впервые за долгое время улыбнулась искренне.
— Знаете, Инга Аркадьевна, я как раз собиралась обсудить с вами кое-что интересное.
Что-то в её голосе заставило всех за столом насторожиться.
— Мне предложили стать партнёром в компании, — продолжила Дана. — И я согласилась.
— О, поздравляю, — без особого энтузиазма отозвалась свекровь. — И что это значит?
— Это значит, что теперь я зарабатываю четыре с половиной миллиона в месяц. До налогов, конечно.
Вилка выпала из рук Аркадия Петровича. Кирилл замер с бокалом у рта. Инга Аркадьевна моргнула несколько раз, словно не расслышала.
— Прости, сколько?
— Четыре с половиной миллиона, — повторила Дана. — Плюс годовые бонусы. В прошлом месяце мы закрыли сделку с корейцами, так что в этом году ожидается хороший бонус.
За столом воцарилась гробовая тишина.
— Ну, это… потрясающе, — выдавила наконец Инга Аркадьевна. — Кирилл, ты знал?
Лицо Кирилла выражало такое изумление, будто перед ним материализовался инопланетянин. Он медленно покачал головой. Он действительно не знал точную сумму — Дана перестала делиться с ним деталями своей работы примерно тогда же, когда он перестал интересоваться.
— Я всегда говорила, что у тебя талантливая жена, — Инга Аркадьевна попыталась сохранить лицо. — Просто волновалась, что ты слишком много работаешь.
— Да, я заметила ваше беспокойство. Все пять лет. Особенно когда вы называли меня провинциальной выскочкой.
— Я никогда такого не говорила! — возмутилась свекровь.
— Не мне. Но стены в вашем доме тоньше, чем вы думаете.
Аркадий Петрович крякнул и внезапно расхохотался:
— А девочка-то с характером! Всегда это в ней ценил.
— Неужели? — Дана повернулась к свёкру. — А мне казалось, вы вообще не замечали моего существования последние пять лет.
— Дана, — предостерегающе произнёс Кирилл. Но Дана уже не могла остановиться. Словно плотину прорвало, и все обиды, все унижения, которые она терпела годами, хлынули наружу.
— Что, Кирилл? Я говорю что-то неприличное? Или неправду? Когда твоя мать на каждом семейном ужине ронняла фразы типа «бедняжка, ну что поделаешь, провинция» — это было прилично? Когда твой отец демонстративно не подавал мне руки при встрече — это было вежливо?
— Аркадий, это правда? — Инга Аркадьевна с возмущением посмотрела на мужа.
— Да ладно тебе, Инга, — отмахнулся свёкор. — Что я, не имею права обижаться? Она отказалась работать в нашей компании. Можно подумать, у неё были варианты получше.
— Как видите, были, — холодно отрезала Дана.
Кирилл смотрел на неё так, словно видел впервые. За пять лет брака он никогда не слышал, чтобы она так разговаривала с его родителями.
— Дана, может, мы поедем домой? — предложил он тихо.
— Зачем? — Дана пожала плечами. — Я ещё даже десерт не попробовала. Инга Аркадьевна, у вас же есть десерт? Или я должна заказать его из ресторана? Теперь я могу себе это позволить.
Инга Аркадьевна пошла на кухню за пирогом, а Кирилл наклонился к Дане:
— Что на тебя нашло? Ты пьяна?
— Нет, Кирилл. Я абсолютно трезва. Впервые за пять лет я вижу всё предельно ясно. Как ты позволял своим родителям унижать меня. Как ты молчал, когда они насмехались над моим происхождением, моей работой, моими мечтами. Как ты всегда становился на их сторону, а не на мою.
— Это неправда…
— Правда, Кирилл. И ты это знаешь.
Инга Аркадьевна вернулась с пирогом и стала разрезать его на идеально ровные куски. Её руки слегка дрожали, а на губах застыла фальшивая улыбка.
— Знаешь, доченька, — сказала она, протягивая Дане тарелку, — я ведь всегда только лучшего тебе желала. Может, и переборщила иногда со своими советами… Но ты должна понять — материнское сердце всегда беспокоится.
— О чьём сердце мы говорим, Инга Аркадьевна? — Дана приняла тарелку. — О вашем материнском или о моём, которое вы методично разбивали все эти годы?
— Ну что ты такое говоришь…
— Правду. Только правду. Вы никогда не хотели, чтобы я была счастлива. Вы хотели, чтобы я соответствовала вашим представлениям о том, какой должна быть жена Кирилла. Образованная, но не умнее его. Стильная, но не ярче вас. Успешная, но не настолько, чтобы затмить сына.
Дана перевела взгляд на мужа:
— Кирилл, я хотела обсудить с тобой ещё кое-что. Помнишь тот дом в Подмосковье, который мы смотрели в прошлом году? Я внесла за него первый взнос.
— Что? — Кирилл побледнел. — Без меня?
— Ну, мне показалось, что тебе больше нравится жить в квартире, которую купил папа, — Дана повторила слова свекрови с такой точностью, что Инга Аркадьевна подавилась вином.
Дана чувствовала странную лёгкость. Всё, что она годами носила в себе, наконец, вырвалось наружу. И это освобождало.
— И ещё, — добавила она. — Я нашла твои фотографии. Те, которые ты прячешь от родителей. Они потрясающие. И знаешь что? Я отправила несколько снимков своему коллеге — у него брат владеет галереей. Он хочет с тобой встретиться.
— Ты что сделала? — выдохнул Кирилл.
— Помогла тебе. Хотя бы попытаться осуществить мечту. Хотя бы попробовать жить не так, как хотят твои родители, а так, как хочешь ты.
Инга Аркадьевна побледнела:
— Какие ещё фотографии? Кирилл, о чём она говорит?
И тут произошло нечто удивительное. Кирилл выпрямился, посмотрел на мать и твёрдо сказал:
— Я занимаюсь фотографией, мама. Уже несколько лет. И мне… мне это нравится.
— Но это же просто хобби, — Инга Аркадьевна нервно засмеялась. — Не то, чем занимаются серьёзные люди.
— А кто решает, что серьёзно, а что нет? — спросил Кирилл, и впервые в его голосе Дана услышала стальные нотки. — Ты? Папа? Общество?
— Сынок, ты же не собираешься всерьёз…
— Я не знаю, мама. Но я хочу попробовать. Хотя бы попробовать.
Остаток обеда прошёл в напряжённом молчании. Когда пришло время прощаться, Инга Аркадьевна внезапно обняла Дану:
— Дорогая, я так горжусь тобой! Я всегда знала, что ты далеко пойдёшь.
Дана осторожно высвободилась из объятий.
— Правда? А мне кажется, я только что приехала из Саратова с одним чемоданом и ужасным акцентом.
В машине Кирилл молчал, сосредоточенно глядя на дорогу.
— Почему ты не сказала мне? — наконец спросил он.
— О чём именно? О повышении, о зарплате или о доме?
— Обо всём. Мы же семья, Дана.
— Семья? — Дана горько усмехнулась. — Знаешь, когда твоя мать унижала меня все эти годы, а ты молчал — это тоже была семья? Когда ты перестал спрашивать, как прошёл мой день — это тоже была семья?
— Это нечестно…
— Опять «нечестно»? Кирилл, что ты вообще знаешь о справедливости? Ты родился с серебряной ложкой во рту. Тебе никогда не приходилось доказывать своё право на место под солнцем.
— Да, мне не приходилось, — неожиданно согласился он. — И знаешь, что самое паршивое? Я даже не понимал, через что ты проходишь. Не видел. Или не хотел видеть. Прости.
Эти слова застали Дану врасплох. За пять лет брака Кирилл ни разу не извинялся перед ней. Ни разу не признавал своей вины. Всегда находил оправдания, переводил стрелки, уходил от разговора.
— Прости? — недоверчиво переспросила она.
— Да, прости, — он на секунду отвёл взгляд от дороги и посмотрел на неё. — Я был и.д.и.о.т.о.м. Эгоистичным слепым и.д.и.о.т.о.м.
Дана не знала, что ответить. Этот новый, признающий свои ошибки Кирилл был ей незнаком.
— Насчёт фотографий… Ты правда отправила их кому-то? — спросил он, снова глядя на дорогу.
— Да, — кивнула Дана. — Ты злишься?
— Нет. Я… не знаю. Наверное, я должен был сам это сделать. Давно должен был.
— Почему не сделал?
Кирилл долго молчал, а потом тихо сказал:
— Боялся. Боялся, что отец будет разочарован. Что мама расстроится. Что они скажут — мы столько в тебя вложили, а ты…
— А как насчёт тебя самого? Ты в себя вкладывал? В то, что тебе действительно нравится?
— Нет, — Кирилл покачал головой. — Никогда.
Когда они вернулись домой, Кирилл попытался обнять её, но Дана отстранилась.
— Я переезжаю, — сказала она. — Дом будет готов через месяц.
— А как же я? — растерянно спросил он.
— А что ты? Тебя устраивает наша жизнь? Тебя устраивает, кем мы стали друг для друга?
Кирилл молчал, и это молчание было красноречивее любых слов.
— Знаешь, Кирилл, — продолжила Дана, — я ведь любила тебя. По-настоящему любила. Не твои деньги, не статус, не перспективы. Тебя — того парня, который не боялся быть собой. Который говорил мне, что я не такая, как все.
— А сейчас? — тихо спросил он.
— А сейчас… — Дана задумалась. — Сейчас я не знаю. Слишком много воды утекло. Слишком много обид накопилось.
— Я могу всё исправить, — Кирилл сделал шаг к ней. — Клянусь, я изменюсь. Я буду другим.
— Дело не в тебе, — покачала головой Дана. — Дело во мне. Я уже не та наивная девочка из Саратова. Я выросла. И выросла из этих отношений.
В ту ночь они снова спали в разных комнатах. Но в этот раз Дана чувствовала не обиду, а странное спокойствие. Словно что-то окончательно решилось внутри неё.
С того дня всё изменилось. Инга Аркадьевна начала звонить Дане каждый день — спрашивала, как дела, приглашала на обед, предлагала помощь с обустройством нового дома.
— Дорогая, я присмотрела потрясающие шторы для твоей гостиной, — щебетала она в трубку. — И знаешь, мой массажист ищет новых клиентов. Тебе бы не помешало расслабиться после рабочего дня.
Дана вежливо благодарила и находила причины отказаться.
А однажды Инга Аркадьевна позвонила с неожиданным предложением:
— Дана, солнышко, ты не могла бы помочь? У меня небольшие проблемы с бизнесом. Ничего серьёзного, просто нужна консультация. Ты же теперь такая… успешная.
Дана чуть не рассмеялась в трубку. Неужели Инга Аркадьевна действительно думает, что после всех этих лет унижений она просто так придёт на помощь?
— Какого рода консультация? — сухо спросила она.
— Понимаешь, у нас возникли сложности с зарубежными партнёрами. Языковой барьер, культурные различия… А ты же в этом специалист. Может, поговоришь с ними?
— Инга Аркадьевна, — медленно произнесла Дана, — вы предлагаете мне бесплатно поработать на вас?
— Ну что ты, какое бесплатно! — возмутилась свекровь. — Мы заплатим! По рыночной ставке!
— А она вам известна? Моя рыночная ставка?
— Ну… я думала, для семьи ты сделаешь скидку.
Вот оно что. Дана усмехнулась:
— Знаете, Инга Аркадьевна, у меня есть отличная идея. Почему бы вам не обратиться в мою компанию? Официально. Как клиент. У нас лучшие специалисты по межкультурной коммуникации.
— Но это же… неудобно как-то.
— Почему? — искренне удивилась Дана. — Бизнес есть бизнес. Вы получите качественную услугу, а я — комиссионные с контракта. Все в выигрыше.
В трубке повисла тишина. Потом Инга Аркадьевна натянуто рассмеялась:
— Ты такая деловая стала. Прямо не узнать.
— Я всегда такой была, — ответила Дана. — Просто вы не замечали.
Кирилл тоже изменился. Он стал возвращаться с работы раньше, приносил цветы, спрашивал о её делах. Однажды он даже пришёл на корпоратив её компании — стоял в углу с бокалом вина, неловко улыбаясь её коллегам. Потом признался, что чувствовал себя не в своей тарелке.
— Они все такие… уверенные в себе, — сказал он. — Знают, чего хотят, говорят на трёх языках, шутят о каких-то глобальных проектах. А я как будто с другой планеты.
— Добро пожаловать в мой мир, — усмехнулась Дана. — Примерно так я чувствовала себя все пять лет в компании твоих друзей и коллег.
Кирилл виновато опустил голову.
А через неделю после этого разговора он сделал то, чего Дана от него совершенно не ожидала — поехал на собеседование в ту самую галерею, куда она отправляла его фотографии.
— И как прошло? — спросила она, когда он вернулся домой с непроницаемым выражением лица.
— Они… — он сделал паузу, — они взяли меня. На должность фотографа. Будет выставка через три месяца. Коллективная. Один из моих снимков возьмут.
— Кирилл, это же здорово! — Дана действительно обрадовалась за него. — Поздравляю!
— Я уволился, — добавил он тихо. — Из отцовской компании.
— Что? — Дана не поверила своим ушам. — Как… как отец отреагировал?
— Сказал, что я неблагодарный щенок, — Кирилл невесело усмехнулся. — Что он создавал бизнес для меня, а я плюнул ему в душу. Ничего нового.
— А мама?
— Как ни странно, она поддержала меня. Сказала, что я должен найти своё призвание. Представляешь?
Дана недоверчиво покачала головой:
— Нет, не представляю. Это на неё не похоже.
— Да, — согласился Кирилл. — Что-то с ней происходит в последнее время. Она даже отцу перечить начала. Никогда такого не было.
В тот вечер они впервые за долгое время поужинали вместе. Кирилл рассказывал о своих планах, о снимках, которые хочет сделать, о техниках, которые собирается освоить. Его глаза горели, как у мальчишки. Дана слушала и думала: «Вот он какой настоящий. Вот кого я полюбила когда-то».
Но было уже поздно. Что-то умерло в Дане за эти пять лет — то наивное и искреннее чувство, которое когда-то заставляло её сердце биться чаще при виде Кирилла. Она смотрела на него почти с нежностью, но это была нежность прощания.
Через две недели она переехала в новый дом. Один. Кирилл остался в их старой квартире — теперь уже действительно его квартире, а не подарке от родителей.
— Я буду приезжать на выходных, — пообещал он. — Помогать с обустройством.
— Не стоит, — покачала головой Дана. — Мне нужно побыть одной. Разобраться в себе.
Кирилл кивнул с пониманием, которого раньше в нём не было:
— Я подожду. Сколько потребуется.
И вот спустя месяц одиночества и самоанализа она стояла перед дверью свекрови, держа в руках коробку с тортом. Сегодня был день рождения Инги Аркадьевны, и Дана обещала прийти. Месяц назад они с Кириллом официально расстались, хотя пока не оформили развод.
Дверь распахнулась прежде, чем она успела позвонить.
— Дана! — Инга Аркадьевна расцвела в улыбке. — Наконец-то! Я уж думала, ты не придёшь.
Дом был полон гостей. Коллеги Аркадия Петровича, друзья семьи, какие-то дальние родственники. Дана поздоровалась со всеми и отошла к окну. Она чувствовала себя чужой на этом празднике жизни, хотя — какая ирония! — теперь её принимали здесь с распростёртыми объятиями.
— Вот она, наша гордость! — Инга Аркадьевна подвела к ней пожилую пару. — Знакомьтесь, это Дана, невестка моя. Она партнёр в международной компании. Такая умница!
Дана вежливо улыбнулась и ответила на пару вопросов о работе. Когда пожилая пара отошла, она повернулась к свекрови:
— Инга Аркадьевна, можно вас на минутку?
Они вышли на веранду. Февральский воздух был свеж и колюч, как битое стекло.
— Что-то случилось, дорогая? — свекровь куталась в шаль, её лицо выражало искреннее беспокойство.
— Я хотела поговорить о нас с Кириллом.
— О, я так рада! Вы помирились? Я всегда говорила, что вы созданы друг для друга.
Дана глубоко вдохнула:
— Нет, мы не помирились. И не помиримся. Я подала на развод.
Лицо Инги Аркадьевны окаменело.
— Но… почему? Кирилл так старается…
— Поздно, — Дана покачала головой. — Знаете, что самое обидное? Я действительно любила его. Не его деньги, не статус, не перспективы. Его самого. Того парня, который говорил мне, что я не такая, как все.
— Дана, все семьи проходят через трудности…
— Дело не в трудностях. Дело в уважении. Вы пять лет давали мне понять, что я недостаточно хороша для вашего сына. Пять лет я слышала насмешки и колкости. А теперь, когда выяснилось, что я зарабатываю больше всей вашей семьи вместе взятой, вы вдруг решили, что я «умница» и «гордость».
— Ты несправедлива, — Инга Аркадьевна нервно поправила шаль. — Я всегда хорошо к тебе относилась.
— Нет, не всегда. И мы обе это знаем. «Деточка, тебе нужно поработать над акцентом». «Синтетика так заметна при дневном свете». «Женщины в нашей семье не зацикливаются на карьере». Помните эти фразы?
Свекровь отвела глаза.
— Я просто хотела, чтобы ты соответствовала…
— Я знаю, чему вы хотели, чтобы я соответствовала. Образу идеальной невестки из богатой семьи. Но я не такая. Я из Саратова, мой отец — электрик, а мать — медсестра. Я заработала всё сама. И знаете что? Я горжусь этим.
— А если я скажу, что тоже выросла не в богатой семье? — вдруг тихо произнесла Инга Аркадьевна. — Что мой отец был водителем автобуса, а мать — уборщицей в школе?
Дана подняла на неё удивлённый взгляд:
— Почему вы никогда об этом не говорили?
— Потому что… стыдилась, — свекровь отвернулась к ночному саду. — Аркадий из профессорской семьи. Когда мы познакомились, я была простой медсестрой в больнице, где он проходил практику. Его родители были против нашего брака. Они считали, что я… как они выражались, «не их круга».
— Как и я, — медленно произнесла Дана.
— Да, — кивнула Инга Аркадьевна. — И знаешь, что я сделала? Я начала меняться. Избавилась от акцента, научилась одеваться «правильно», освоила этикет, нашла работу в престижной клинике. Я сделала всё, чтобы соответствовать их миру. И в какой-то момент… стала такой же, как они. Стала смотреть на других сверху вниз.
Из дома донеслись звуки праздника — смех, музыка, звон бокалов. А они стояли на веранде, две женщины, которые никогда не понимали друг друга, но, как оказалось, имели куда больше общего, чем можно было представить.
— Когда Кирилл привёл тебя, — продолжила Инга Аркадьевна, — я увидела в тебе себя. Молодую, амбициозную, не из их мира. И вместо того, чтобы поддержать, я… я стала испытывать тебя. Проверять на прочность. Я хотела, чтобы ты либо сломалась и стала «как надо», либо ушла.
— А я не сломалась и не ушла, — тихо сказала Дана. — По крайней мере, не сразу.
— Да, — Инга Аркадьевна горько усмехнулась. — Ты оказалась сильнее, чем я думала. Сильнее, чем была я сама.
Они помолчали, глядя на заснеженный сад.
— Вы надо мной смеялись, а теперь узнали, сколько я зарабатываю, и я снова любимая невестка? Так не пойдёт, — твёрдо сказала Дана. — Я пришла сегодня, чтобы лично поздравить вас с днём рождения и сказать, что мы с Кириллом расстаёмся. Официально.
— А если он не согласится на развод?
— Это его право. Но ничего не изменится — я не вернусь.
Инга Аркадьевна внезапно постарела на глазах. Её плечи поникли, а в глазах появилась растерянность.
— Я всегда хотела для него лучшего, — тихо сказала она. — Ты должна понять… Мать всегда хочет для своего ребёнка лучшего.
— Я понимаю, — кивнула Дана. — Но лучшее — не значит богатое или статусное. Лучшее — это то, что делает человека счастливым.
Она замолчала, глядя на заснеженный сад.
— Вы знаете, что Кирилл хотел стать фотографом? — спросила она внезапно. — У него настоящий талант. Но он никогда не решался вам сказать об этом. Потому что боялся разочаровать. Боялся не соответствовать.
Инга Аркадьевна побледнела:
— Я не знала…
— Конечно, не знали. Вы были слишком заняты, создавая для него идеальную жизнь по вашим представлениям. Но знаете что? Идеальная жизнь — это миф. Настоящая жизнь — она с шероховатостями, ошибками и неудачами. И только пройдя через них, можно по-настоящему что-то почувствовать.
Дана протянула руку и коснулась плеча свекрови:
— С днём рождения, Инга Аркадьевна. Будьте счастливы.
Она развернулась и пошла к выходу, не оглядываясь. На крыльце её догнал Кирилл.
— Ты уходишь? — спросил он растерянно.
— Да.
— Можно… можно я приеду к тебе завтра? Просто поговорить.
Дана посмотрела на него — такого знакомого и одновременно чужого. Когда-то она была готова отдать всё, чтобы быть с ним. А теперь…
— Приезжай, — сказала она. — Но не как муж. Как фотограф. Привези свои работы. Я хочу увидеть то, что ты по-настоящему любишь делать.
В глазах Кирилла мелькнуло удивление, а потом — что-то похожее на надежду.
— Хорошо, — кивнул он. — Я привезу.
Дана села в машину и выехала на дорогу. Лёгкий снег кружился в свете фар, оседая на лобовом стекле. Она включила радио — какая-то мелодичная композиция без слов. Идеальный саундтрек для её мыслей.
Завтра Кирилл привезёт свои фотографии. Показать ей настоящего себя — того, кого она никогда по-настоящему не знала. И что дальше? Смогут ли они начать сначала? Или их история уже написана до конца, и осталось лишь перевернуть последнюю страницу?
Дана не знала ответов на эти вопросы. Возможно, новая глава с Кириллом — уже другим Кириллом, настоящим. А может быть, окончательное прощание. Но одно она знала точно — больше никто и никогда не заставит её чувствовать себя недостаточно хорошей просто за то, что она такая, какая есть.
Она припарковалась у своего нового дома и на мгновение замерла, глядя на освещённые окна. Свой дом. Свои правила. Своя жизнь.
Телефон завибрировал. Сообщение от Кирилла: «Спасибо за сегодня. За то, что пришла. За то, что сказала маме правду. За то, что всё это время верила в меня больше, чем я сам».
Дана улыбнулась и набрала ответ: «До завтра, фотограф».
Февральский ветер гнал позёмку по дороге, а Дана впервые за долгое время чувствовала себя абсолютно свободной. Целый мир лежал перед ней — со всеми его сложностями, неопределённостями и возможностями. И она была готова встретить его с высоко поднятой головой.
А может быть, не одна. Возможно, рядом с ней будет идти человек с фотоаппаратом, который однажды сказал ей, что она не такая, как все. И оказался прав.
