— Значит так, Лариса, до пятницы. Время пошло, — Глеб хлопнул дверцей шкафа, словно ставил печать на документе. — Танька приезжает в субботу утром, ей нужно где-то разложиться.
Лариса застыла с мокрой тряпкой в руках. Она как раз протирала пыль на комоде, и это движение — от угла к центру — прервалось на полпути. В комнате пахло полиролью и тем неуловимым душком застарелой обиды, который, кажется, въедается в обои перед разводом.
— Глеб, ты сейчас серьезно? — голос у нее не дрогнул, но стал сухим, как осенний лист. — Ты предлагаешь мне вывезти вещи из моей же квартиры, потому что твоей сестре негде жить?
Глеб поморщился, дергая воротник рубашки. Он не любил, когда его «припирали к стенке» фактами. Он предпочитал жить в мире, где его желания автоматически становились законом физики.
— Не начинай, а? Квартира, положим, общая. Ипотеку я платил? Платил. Ремонт делал? Делал. А Танька — это семья. У нее ситуация, понимаешь? Си-ту-а-ци-я. Муж выгнал, идти некуда, на руках двое детей. Куда ей? Под мост?
— У Таньки муж — владелец автосервиса, — напомнила Лариса, аккуратно складывая тряпку. — И дом у них в три этажа. Если он ее выгнал, то, наверное, не просто так. И почему она не может поехать к маме?
— Мать болеет, ей покой нужен! — взвился Глеб. — А у Таньки дети шумные. Короче, Лар, не беси меня. Мы все равно разводимся. Ты давно хотела пожить у подруги, вот и случай подвернулся. Освободишь спальню и маленькую комнату. Сама пока можешь на кухне перекантоваться, если уж совсем идти некуда, или на дачу езжай. Но вещи из шкафов убери. Таньке нужно пространство.
Лариса посмотрела на мужа так, словно видела его впервые. Пять лет брака. Пять лет она думала, что знает этого человека: немного резкого, амбициозного, но надежного. А сейчас перед ней стоял чужой мужчина с бегающими глазами, который пытался решить проблемы своей сестры за ее счет.
— Глеб, — тихо сказала она. — Квартира куплена до брака. Моими родителями. Ты здесь прописан временно. Ипотеку мы брали на дачу. Которую ты, кстати, оформил на свою маму, «чтобы налогов меньше платить». Забыл?
Глеб покраснел. Он не забыл. Он просто надеялся, что в суматохе скандала Лариса, всегда такая мягкая и уступчивая, не вспомнит детали.
— Ты меркантильная, — выплюнул он. — Только о метрах думаешь. А тут живой человек в беде! Танька моя сестра!
— А я — твоя жена. Пока еще.
— Это формальность! — он махнул рукой. — Короче, я все сказал. В субботу Танька въезжает. Не освободишь шкафы — я сам выкину твои тряпки на лестницу.
Он вышел из комнаты, громко топая, как обиженный подросток. Лариса слышала, как хлопнула входная дверь.
Она медленно опустилась на диван. В голове гудело. Ситуация была не просто абсурдной, она была опасной. Глеб блефовал, но в его блефе чувствовалась истерика. Что-то случилось у его сестры Татьяны, что-то серьезное, раз она готова променять свой особняк на «двушку» брата, да еще и выживать оттуда законную хозяйку.
Лариса подошла к окну. Двор был серым, ноябрьским. Ветер гонял по асфальту пустую пластиковую бутылку. Нужно было действовать. И действовать не так, как привык Глеб — криком и напором, а хитростью.
Первым делом она позвонила отцу. Николай Петрович, бывший начальник цеха, человек старой закалки, трубку взял не сразу.
— Пап, привет. Тут такое дело… Глеб хочет заселить к нам Таньку. Говорит, мне нужно вещи собрать.
На том конце повисла тяжелая пауза.
— Час от часу не легче, — прогудел отец. — Он там белены объелся? Документы на квартиру где?
— В сейфе. Ключ у Глеба.
— Плохо. Дубликат есть?
— Нет.
— Слушай меня, дочка. Никуда не уходи. Никаких вещей не собирай. Я сейчас позвоню Витьке, пусть подъедет.
Витька — это двоюродный брат Ларисы. Молчаливый, огромный, как шкаф, он работал где-то в охране складов и обладал удивительным свойством успокаивать людей одним своим присутствием.
Вечер прошел в напряженном ожидании. Глеб вернулся поздно, пахнущий табаком и чем-то кислым, похожим на дешевое пиво. Он прошел на кухню, не разуваясь, и открыл холодильник.
— Ты еще здесь? — бросил он через плечо. — Я думал, ты уже чемоданы пакуешь.
— Я никуда не поеду, Глеб.
Он резко развернулся, дверца холодильника ударилась о стену.
— Ты не поняла? Это не просьба. Танька приедет с детьми. Им нужны условия. Ты эгоистка, Лариса! Только о себе думаешь!
В этот момент в дверь позвонили. Настойчиво, длинно.
Глеб дернулся:
— Кто там еще на ночь глядя?
Лариса пошла открывать. На пороге стоял Витька, а за ним — неожиданно — сама Татьяна. Выглядела она ужасно: тушь размазана, дорогая шуба расстегнута, в руках какой-то баул. Детей с ней не было.
— Ларка! — взвыла Татьяна, вваливаясь в прихожую. — Спасай! Этот зверь меня убить хочет!
Глеб выскочил в коридор:
— Танька? Ты чего сегодня? Мы же договаривались на субботу! И где пацаны?
— У свекрови пацаны! — Татьяна рухнула на пуфик, закрыв лицо руками. — Он узнал, Глебушка! Он все узнал про кредиты!
В коридоре повисла тишина, такая плотная, что можно было ножом резать. Витька, так и не переступив порог, молча подпер плечом косяк, наблюдая за сценой.
— Какие кредиты? — тихо спросила Лариса.
Глеб побледнел. Он метнул на жену злобный взгляд:
— Не твое дело. Тань, пошли на кухню.
— Нет уж, давайте здесь, — Лариса скрестила руки на груди. — Раз уж вы меня выселяете из-за «ситуации», я имею право знать.
Татьяна подняла на нее заплаканные глаза. В них читался животный страх.
— Лар, я набрала… много. На бизнес. Хотела салон открыть, сюрприз мужу сделать. А прогорела. Влезла в микрозаймы, чтобы перекрыть. Там проценты… капало, капало. Муж узнал, когда коллекторы машину его разрисовали. Сказал: вон из дома, пока не расплатишься. А мне нечем! Глеб обещал помочь…
Лариса перевела взгляд на мужа. Теперь пазл складывался.
— Глеб обещал помочь? Чем? Моей квартирой?
Глеб затравленно огляделся.
— Мы хотели продать дачу. Но она на маме, мама уперлась. Сказала, не даст родовое гнездо рушить из-за Танькиной дурости. Оставался вариант…
— Сдать эту квартиру, — закончила за него Лариса. — А меня выгнать. Деньги за аренду — Таньке на долги. Так?
— Ты все равно здесь одна не нужна! — рявкнул Глеб. — Живешь как королева, детей не хочешь…
— Не могу, Глеб. Не не хочу, а не могу. И ты это знаешь.
— Да какая разница! — он махнул рукой. — У Таньки реальные проблемы. Бандиты угрожают!
Витька, до этого молчавший, вдруг кашлянул. Звук прозвучал как выстрел.
— Глеб, — сказал он низким басом. — Ты бы тон сбавил. Сестра сестрой, а жену обижать не по-людски. Квартира чья? Ларисина. Дача чья? Твоей мамы. А у тебя самого что есть?
Глеб набычился:
— У меня машина. И совесть есть, сестру в беде не бросаю!
— Совесть за чужой счет — это воровство, — спокойно заметил Витька. — Тань, а муж твой знает, что ты сюда приехала?
Татьяна замотала головой:
— Нет! Он сказал, если еще раз меня увидит — убьет.
— Значит так, — Лариса приняла решение. Страх ушел, осталось холодное презрение. — Татьяна, сегодня ночуешь здесь. В гостиной. Завтра утром решаешь свои проблемы сама. Глеб, ключи от сейфа на стол.
— Еще чего! — огрызнулся муж.
— Витя, — просто сказала Лариса.
Витька сделал шаг вперед. Глеб дернулся, ударился локтем о вешалку, но ключи достал и швырнул на тумбочку.
— Подавись!
Ночь прошла беспокойно. Из гостиной доносились всхлипывания Татьяны. Глеб заперся на кухне и кому-то яростно шептал в телефон. Лариса не спала. Она лежала в темноте и думала о том, как странно устроена жизнь. Еще вчера она планировала купить новые шторы в спальню, а сегодня планирует развод и оборону собственной крепости.
Утром события начали развиваться с пугающей скоростью. Едва Лариса вышла на кухню, чтобы сварить кофе, в дверь забарабанили. Не позвонили, а именно забарабанили — кулаком, тяжело и требовательно.
Глеб, спавший прямо за кухонным столом, вздрогнул и уронил пустую кружку. Она разбилась, но никто не обратил внимания.
— Открывай, Глеб! Я знаю, она здесь! — раздался мужской голос за дверью.
Это был Сергей, муж Татьяны.
— Не открывай! — взвизгнула Татьяна, выбегая из гостиной. Она была в той же одежде, помятая и бледная. — Он убьет меня!
Лариса подошла к двери.
— Кто там?
— Лариса, открой. Мне нужна Татьяна. И Глеб мне нужен. Разговор есть.
Лариса посмотрела в глазок. Сергей стоял один, руки в карманах. Выглядел он не как убийца, а как человек, смертельно уставший от вранья.
Она открыла.
Сергей вошел, не разуваясь, прошел мимо замершей Татьяны прямо на кухню, где сидел Глеб.
— Ну здравствуй, родственничек, — сказал он тяжело. — Рассказывай, как ты меня кинуть хотел.
— Я?! — Глеб вскочил, опрокидывая стул. — Ты что несешь, Серега?
— Мне твоя матушка звонила, — усмехнулся Сергей. — Сказала, что ты уговаривал ее дачу переписать на тебя срочно. Якобы, чтобы спасти от моих кредиторов. Только вот кредиторы — не мои, а Танькины. И долг там такой, что дачи не хватит. А еще до меня слух дошел, что ты под мою фирму хотел кредит взять. Поддельную доверенность в банк носил?
В кухне стало тихо, как в склепе. Лариса прислонилась к косяку. Оказывается, дно было еще глубже.
— Какую доверенность? — прошептала Татьяна. — Глеб, ты же сказал, что нашел инвестора…
— Молчи, дура! — заорал Глеб. — Я тебя спасал! Тебе деньги нужны были? Нужны! Я крутился как мог!
— Подделывая документы? — уточнил Сергей. — Это статья, Глеб. Мошенничество. Я заявление еще не подал, но очень хочется.
— Сережа, не надо! — Татьяна бросилась мужу в ноги. — Он ради меня…
— Встань, — брезгливо сказал Сергей. — Не позорься. Ты детей бросила на мать, сама сбежала, набрала долгов на три миллиона… На что? На тряпки? На «бизнес»? Я видел твои закупки. Китайское барахло по цене брендов. Тебя развели, как лохушку, а ты и рада.
Он повернулся к Ларисе.
— Извини, Лар. Втянули тебя в этот цирк. Я Таньку забираю. Повезу в клинику, пусть нервы лечит. А долги… сам разберусь. Но с одним условием.
Он посмотрел на Глеба.
— Ты, «спасатель», исчезаешь из нашей жизни. И деньги, которые ты у матери моей занял полгода назад «на раскрутку», вернешь. До копейки. Срок — неделя.
— У меня нет таких денег! — взвизгнул Глеб.
— Продай машину. Почку. Мне плевать.
Сергей схватил Татьяну за руку и потащил к выходу. Дверь захлопнулась.
Лариса и Глеб остались одни.
— Ну что, — сказала Лариса. — Вывози вещи, Глеб. В моей квартире теперь буду жить я. Одна.
— Лар, ну ты чего… — Глеб попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривой, жалкой. — Ну бес попутал. Хотел как лучше. Семья же… Давай забудем? Я же не для себя старался!
— Ключи от машины на стол, — сказала она. — И от дачи.
— Зачем?
— Машину продашь, долг Сергею вернешь. А дачу… дачу твоя мама, думаю, сама продаст, когда узнает про твои махинации. Уходи, Глеб. Прямо сейчас.
— Но мне некуда!
— Ситуация, — пожала плечами Лариса. — Си-ту-а-ци-я.
Глеб ушел через час. Он собирал вещи молча, зло швыряя рубашки в сумку. Лариса сидела на кухне и пила остывший кофе. Ей не было жалко его. Ей было жалко тех пяти лет, которые она потратила на иллюзию.
Но история на этом не закончилась.
Прошла неделя. Лариса подала на развод. В квартире стало тихо и просторно, даже дышать стало легче. Она затеяла перестановку, выкинула старое кресло, которое любил Глеб, и купила большой фикус.
В субботу утром ей позвонила свекровь, Антонина Павловна.
— Лариса, здравствуй, — голос у нее был странно бодрый. — Ты дома? Я заеду. Разговор есть.
Лариса напряглась. Визиты свекрови никогда не сулили ничего хорошего. Обычно это были нравоучения о том, как правильно варить щи или гладить рубашки Глебушке.
Антонина Павловна приехала через час. Она была женщиной грузной, властной, с высокой прической, которую не портил никакой ветер.
Она вошла, огляделась и хмыкнула:
— Чистенько. Глеба, значит, выгнала?
— Он сам ушел, — уклончиво ответила Лариса. — Чай будете?
— Буду. И торт я принесла. «Прагу». Режь.
Они сели за стол. Антонина Павловна молча жевала торт, внимательно глядя на невестку.
— Я ведь знала, что он с гнильцой, — вдруг сказала она. — Глеб-то мой. Баловала я его. Все лучшее — сыночке. Вот и вырос… потребитель.
Лариса чуть не поперхнулась чаем. Такого признания она не ожидала.
— Танька — та просто дура, прости господи, — продолжала свекровь. — Ей бы жить да радоваться, муж хороший, дом полная чаша. Нет, захотелось самостоятельности. Бизнесвумен, тьфу. А Глеб… Глеб хуже. Он подлый.
Она отодвинула тарелку.
— Сережа мне звонил. Рассказал про доверенность. И про долг. Знаешь, что Глеб придумал? Он ко мне прибежал вчера. Говорит: «Мам, продай дачу, спаси от позора».
— И что вы?
— А я ему сказала: «Нет, сынок. Сам кашу заварил — сам и расхлебывай». Он тогда на меня с кулаками полез. Представляешь? На мать!
Антонина Павловна на секунду прикрыла глаза, и Лариса увидела, как дрожат ее руки. Под маской железной леди скрывалась глубоко несчастная старая женщина.
— Я его выгнала. Сказала, чтобы ноги его в моем доме не было. Поживет у друзей, авось ума наберется. А к тебе я пришла вот зачем.
Она полезла в сумку и достала папку с документами.
— Это дарственная. На дачу.
— Кому? — опешила Лариса.
— Тебе.
Лариса отодвинулась от стола.
— Антонина Павловна, вы что? Зачем? Я развожусь с вашим сыном!
— Вот именно поэтому. Ты единственная в этой семье, у кого голова на плечах есть. И совесть. Я знаю, что ты на эту дачу свои деньги тоже вкладывала, хоть Глеб и врал, что сам все тянет. Я видела, как ты там горбатилась на грядках, пока он с пивом в гамаке валялся.
— Я не возьму. Это ваше имущество. Отдайте внукам.
— Внукам я квартиру оставлю. А дача… Она сейчас разменной монетой станет. Глеб ее у меня выманит или обманом отнимет, я старая, меня обдурить легко. А у тебя хватка есть, я вижу. Ты ему отпор дала. Возьми дачу, Лариса. Фиктивно, если хочешь. Просто чтобы она на тебе числилась, пока страсти не улягутся. А там разберемся. Не хочу я, чтобы родовое гнездо за Танькины трусы ушло с молотка.
Лариса смотрела на документы. Ситуация принимала совершенно неожиданный оборот. Взять дачу — значит остаться связанной с этой сумасшедшей семейкой. Отказаться — значит позволить Глебу окончательно все разрушить.
— Давайте так, — сказала она. — Никаких дарственных. Оформим договор купли-продажи с отсрочкой платежа. Чтобы все было законно и Глеб не мог оспорить. Я вам «выплачу» сумму через десять лет. А по факту дача останется вашей, просто по документам — моей. Я ее сохраню. Но ключи будут только у меня. И Глеб туда — ни ногой.
Антонина Павловна усмехнулась:
— А ты зубастая стала. Молодец. Согласна.
Они ударили по рукам.
Следующие полгода были похожи на затяжной прыжок с парашютом. Развод прошел грязно. Глеб делил все: вилки, постельное белье, даже пытался отсудить половину стоимости ремонта, чеки на который давно выцвели. Он кричал на суде, что Лариса обокрала его, что она сговорилась с его матерью и сестрой.
Сергей, муж Татьяны, долг с Глеба все-таки вытряс. Как — история умалчивает, но Глеб ходил притихший и продал не только машину, но и свой дорогой игровой компьютер. Татьяна прошла курс лечения от невроза, вернулась к мужу, но теперь жила под жестким финансовым контролем.
А Лариса… Лариса вдруг поняла, что ей нравится ее новая жизнь. Без оглядки на чужое мнение, без страха «что люди скажут».
Однажды весной, когда уже сошел снег, она поехала на дачу. Ту самую, которая теперь официально принадлежала ей. Старый дом требовал ухода. Нужно было подкрасить ставни, убрать прошлогоднюю листву.
Она возилась в саду, когда калитка скрипнула.
На дорожке стоял Глеб. Он осунулся, похудел, был одет в какую-то нелепую ветровку.
— Привет, — сказал он хрипло. — Мать сказала, ты здесь.
Лариса выпрямилась, опираясь на грабли.
— Чего тебе, Глеб? Здесь частная собственность.
— Лар, может, поговорим? Я все осознал. Правда. Живу сейчас у друга в общаге, работаю таксистом. Тяжело. Я дурак был. Но мы же можем… все вернуть?
Он сделал шаг к ней. В его глазах светилась надежда — жалкая, липкая надежда паразита, который ищет нового донора.
— Помнишь, как мы здесь шашлыки жарили? — заискивающе улыбнулся он. — Как мечтали баню построить? Давай попробуем сначала? Я изменился.
Лариса смотрела на него и видела не бывшего мужа, а незнакомца. Чужого, неприятного человека, который когда-то случайно оказался в ее жизни.
— Глеб, — сказала она спокойно. — Посмотри на эту яблоню. Видишь?
— Ну, яблоня. И что?
— Я ее прошлой осенью побелила. Обрезала сухие ветки. Лечила от короеда. Одна. Без тебя. И знаешь, она зацветет в этом году так, как никогда не цвела. Потому что с нее убрали все лишнее, все, что тянуло соки.
— Ты это к чему? — нахмурился он.
— К тому, что я тоже зацвела, Глеб. Когда убрала из своей жизни лишнее. Тебя.
— Ты жестокая, — прошипел он. — Стер… — он осекся, вспомнив ее взгляд. — Бессердечная ты.
— Нет, Глеб. Я просто взрослая. А теперь уходи. Или я спущу собаку.
— У нас нет собаки! — удивился он.
— У меня — есть. Рекс, ко мне!
Из-за угла дома выбежала здоровенная овчарка. Витька подарил ее Ларисе месяц назад «для охраны». Пес глухо зарычал, глядя на незваного гостя.
Глеб попятился.
— Ну и живи со своим псом! Дура!
Он выскочил за калитку. Лариса слушала, как удаляются его шаги, и улыбалась. Солнце грело спину, пахло мокрой землей и первыми почками.
Она вернулась в дом, налила себе чаю с мятой. Телефон пискнул — пришло сообщение от Антонины Павловны: «Как дела на фазенде? Я нашла того мастера по крышам, которого ты искала. Скинуть телефон?»
«Скидывайте, — написала Лариса. — И приезжайте в следующие выходные. Шашлык с меня».
Она отложила телефон и посмотрела в окно. Мир был огромным, сложным, иногда несправедливым, но теперь он был ее собственным. И никто больше не посмеет сказать ей: «Вывози вещи». Потому что вещи — это всего лишь вещи. А вот право на свою жизнь нужно защищать с ключами от сейфа в одной руке и поводком овчарки в другой.
На столе лежала брошюра «Курсы ландшафтного дизайна». Лариса давно хотела научиться правильно планировать сад. Не для «проектов», не для бизнеса, а для себя. Чтобы вокруг было красиво. И чтобы, глядя на цветы, душа разворачивалась, как тугой бутон после долгой, холодной зимы.
