— У нас сегодня ребята собираются. Приготовь чего-нибудь, — Андрей даже не поднял глаз от телефона, будто разговаривал с предметом мебели.
Света замерла с кофейной чашкой в руках. В горле встал ком размером с кулак. Опять. Снова. В который раз…
— Слушай, мы же договаривались, что сегодня… — её голос предательски дрогнул.
— Что? — он наконец оторвался от экрана. — Что не так? Обычные посиделки с друзьями. Все жёны нормально к этому относятся.
«Все жёны». Как же она ненавидела эту фразу. Внутри что-то оборвалось. Снова. Ей вдруг захотелось швырнуть чашку об стену, чтобы осколки разлетелись по всей этой идеальной кухне, которую она драила до блеска каждую неделю. Чтобы кофейные брызги заляпали безупречно белые шторы, выбранные свекровью. Чтобы хоть что-то нарушило это удушающее совершенство их «образцовой» семейной жизни.
— Я не все жёны, — тихо сказала Света. — Я твоя жена. И у меня были планы на сегодня.
— Какие планы могут быть важнее друзей? — Андрей картинно закатил глаза. В этот момент он был так похож на свою мать, что Свету передернуло.
«Важнее друзей». Света молча отвернулась к раковине. Она не скажет ему. Не скажет, что записалась на курсы фотографии, о которых мечтала два года. Что сегодня первое занятие. Что она неделю собиралась с духом, чтобы сделать что-то для себя. Видит бог, она устала делать только для других.
Телефон Андрея разразился трелью сообщений. Света знала этот звук — групповой чат его друзей. Там, где они обсуждают футбол, машины и своих «неразумных» жён. Где делятся мемами про «женская логика» и хвастаются, как умело манипулируют «своими благоверными».
— Паша пиво привезёт, — радостно сообщил Андрей. — И Мишка с новой подругой придёт. Ты уж постарайся с ужином, ладно?
Света смотрела в окно. Там, на детской площадке, молодой отец катал дочку на качелях. Они смеялись. Когда-то она мечтала о таком же — о настоящей семье, о детях… Но разве можно рожать ребёнка в семью, где мама — говорящая мебель?
К пяти часам квартира наполнилась запахом жареного мяса и звуками мужского смеха. Света металась между плитой и гостиной, разрываясь между недожаренными стейками и пустыми тарелками, требующими замены. Новая блузка, купленная для курсов, уже была заляпана соусом.
Миша, лучший друг Андрея, развалился в кресле, закинув ноги на журнальный столик. Его новая девушка, модельной внешности блондинка, смотрела на Свету с плохо скрываемой жалостью.
— Светик, золотце, — Миша помахал пустым бокалом. — Винишка бы ещё…
«Золотце». Как же она ненавидела эти слащавые обращения. За ними всегда скрывалось пренебрежение — как к обслуживающему персоналу, которому кинули чаевые в виде фальшивой любезности.
— А я своей сразу сказал, — вещал Паша, размахивая куриной ножкой. — Никаких этих ваших феминистских замашек. Хочешь в семье жить — будь добра соответствовать.
Андрей согласно кивал, а Света чувствовала, как внутри закипает что-то тёмное и опасное. Восемь лет. Восемь лет она пыталась соответствовать. Стать идеальной женой. Превратиться в функцию, в приложение к мужу. Только вот незадача — внутри всё ещё жила та девчонка, которая мечтала о равноправии и уважении.
Красное вино из бокала Миши выплеснулось на белоснежный ковёр. Брызги разлетелись веером, как капли крови на снегу. Света замерла, глядя, как расплывается пятно. Этот ковёр они выбирали вместе, в первый год брака. Точнее, она выбирала, а Андрей снисходительно кивал, приговаривая «Как скажешь, малыш, тебе же с ним возиться».
— Ой, прости, Светуль, — хохотнул Миша. — Бывает. Ты ж у нас мастерица, отстираешь.
Света смотрела на расплывающееся пятно, и внутри у неё тоже что-то расплывалось — остатки терпения, клочки самоуважения, обрывки надежды на то, что всё можно исправить.
— Светик, — голос Андрея звучал как приказ, — принеси пятновыводитель. И салфетки захвати.
Что-то щёлкнуло у неё в голове. Громко, как выключатель. Или как курок. Восемь лет унижений пронеслись перед глазами: вот она гладит его рубашки в три часа ночи, потому что «завтра важная встреча». Вот отменяет встречу с подругой, потому что его друзья внезапно решили заглянуть. Вот драит ванную после очередной гулянки, пока они смотрят футбол…
— Нет, — слово вырвалось само собой, тихое, но твёрдое.
В комнате повисла тишина. Даже музыка, казалось, стихла.
— Что значит «нет»? — Андрей подался вперёд.
— Нет — значит нет, — Света сорвала фартук. — Я к вам в служанки не нанималась. Дальше сами.
Она бросила фартук прямо на винное пятно. Белая ткань моментально пропиталась красным — как флаг капитуляции.
— Ты что устраиваешь? — Андрей вскочил. — Прекрати этот цирк!
— Цирк? — Света рассмеялась, и от этого смеха у неё самой мурашки побежали по коже. — Нет, милый. Цирк — это наш брак. Где я — клоун, развлекающий публику. Но представление окончено.
Она развернулась и вышла из комнаты. Руки тряслись, когда она собирала сумку. Документы, деньги, телефон… Восемь лет жизни не уместятся в одну сумку, но главное — забрать своё достоинство. Оно ещё теплилось где-то внутри, как последний уголёк в остывшем костре.
За спиной слышались голоса:
— Да ладно, Андрюх, бабы они такие… — Помиритесь ещё… — Может, это эти, как их… критические дни?
Света захлопнула входную дверь и прислонилась к стене. Сердце колотилось как бешеное. В голове звенела пустота. Ноги сами понесли её к родительскому дому.
Мамина квартира встретила её запахом гречишного чая и теплом. Здесь всегда пахло домом — настоящим, без фальши и притворства. Здесь мама и папа мыли посуду вместе, со смехом обрызгивая друг друга. Здесь никто никогда не был прислугой.
— Доченька? — мама выглянула из кухни и замерла. — Что случилось?
Света открыла рот, чтобы ответить, но вместо слов вырвались рыдания. Она рухнула в мамины объятия, как в детстве, когда разбивала коленки.
— Я больше не могу, мам, — всхлипывала она. — Не могу быть идеальной женой. Не могу улыбаться, когда внутри всё горит. Не могу…
Мама гладила её по голове:
— Тише, родная. Идеальных жён не бывает. Бывают счастливые женщины.
Телефон разрывался от звонков и сообщений. Андрей писал что-то про истерику, неблагодарность и «что люди подумают». Ни одного «прости». Ни одного «вернись, я всё понял». Только претензии и угрозы.
Утром на пороге возникла свекровь — в своём любимом бежевом костюме, с идеальной укладкой, похожая на музейный экспонат из зала «Идеальная женщина 50-х».
— Как ты могла? — начала она с порога. — Мой мальчик всё для тебя делал! Обеспечивал, содержал…
— Содержал? — Света горько усмехнулась. — Я работаю наравне с ним. И дома пашу за троих.
— А что такого? — свекровь поджала губы. — Я тоже работала. И мужа обслуживала, и ребёнка растила. И ничего, не жаловалась.
— И где сейчас ваш муж?
Свекровь побледнела:
— Да как ты смеешь? Я одна подняла сына! Всё для него делала!
— Вот именно, — кивнула Света. — Всё для него. А для себя — ничего. И теперь хотите, чтобы я повторила ваш путь? Спасибо, но нет.
Через неделю они встретились в кафе. Андрей выглядел помятым — рубашка в складках, щетина неровно пробивается на щеках. Раньше Света погладила бы эту рубашку. Раньше напомнила бы про бритву. Раньше… Слишком много «раньше» осталось позади.
— Выглядишь паршиво, — заметила она, помешивая нетронутый кофе.
— А ты прекрасно, — процедил он. — Отдохнула от семейных обязанностей?
«Семейных обязанностей». Света поморщилась. В его понимании семья — это когда жена превращается в приложение к мужу, в функцию, в робота для обслуживания.
— Нет, Андрей. Я не отдыхала. Я наконец-то начала жить.
— Жить? — он раскатисто рассмеялся. — А как же я? Мои друзья? Наш дом?
— Твои друзья, — поправила она. — Твой дом. Где для меня места не было. Только для моих функций — готовить, убирать, стирать, молчать.
— Да что ты несёшь? — он стукнул кулаком по столу. Пара за соседним столиком обернулась. — У тебя было всё! Квартира в центре, машина, шубы…
— Всё, кроме уважения, — Света подняла глаза. — Знаешь, что я поняла за эту неделю? Я не помню, когда ты в последний раз спросил, как прошёл мой день. Что я чувствую. О чём мечтаю.
— При чём здесь…
— При том! — её голос зазвенел. — Я для тебя не человек. Я — функция. Набор обязанностей. Робот для обслуживания твоего комфорта.
Андрей откинулся на спинку стула:
— А чего ты хотела? Все так живут. Моя мама…
— Я не твоя мама! — Света вскочила. — И знаешь, что? Я благодарна твоему отцу, что он ушёл. Он показал твоей маме, что она не права. Жаль, она не поняла.
— Не смей трогать мою семью! — прошипел Андрей.
— Семью? — Света горько рассмеялась. — Ты даже не знаешь, что это такое. Семья — это не там, где жена — рабыня, а муж — господин. Семья — это партнёрство.
Она достала из сумочки конверт:
— Вот, заявление на развод. Уже подала.
— Ты пожалеешь, — процедил он. — Кому ты нужна? Старая, страшная…
— Мне, — просто ответила Света. — Я нужна себе. И знаешь, что? Я впервые за восемь лет чувствую себя красивой. Потому что перестала быть тенью.
Она встала, расправила плечи:
— Прощай, Андрей. Надеюсь, твоя следующая жена будет достаточно слабой, чтобы терпеть твоё потребительское отношение.
…Прошёл год. Света сидела в любимой кофейне, просматривая фотографии со своей последней съемки. Курсы фотографии переросли в страсть, страсть — в профессию. Теперь она сама решала, как жить, что делать, куда расти.
— Света? — знакомый голос заставил её вздрогнуть.
Андрей. Постаревший так быстро за этот год, с залысинами на висках. В помятой рубашке и с пакетами полуфабрикатов.
— Как ты? — спросил он, переминаясь с ноги на ногу.
— Прекрасно, — она улыбнулась. — А ты как?
— Да так… — он замялся. — Мама готовит иногда. Но это не то… Слушай, может…
— Нет, — мягко перебила она. — Даже не начинай.
— Я многое понял, — он опустил глаза. — Многое переосмыслил…
— Поздно, Андрей, — она покачала головой. — Знаешь, в чём твоя проблема? Ты не понимаешь главного: женщина — не функция. Она — человек. Со своими мечтами, желаниями, целями. И она имеет право на счастье. Не в служении мужу, а в реализации себя.
За его спиной показалась суетливая фигура свекрови:
— Андрюшенька! Я твои рубашки забрала из химчистки! И суп варится!
Света встала:
— Прощай. И знаешь… Спасибо тебе.
— За что? — он растерянно моргнул.
— За то, что показал, как не надо. За то, что заставил меня найти силы уйти. За то, что научил ценить себя.
Она вышла из кофейни в солнечный весенний день. В сумке лежала камера — через час у неё съёмка. Вечером встреча с подругами. А в воскресенье… В воскресенье она поедет на море — одна, с фотоаппаратом и мечтами. Потому что теперь её жизнь принадлежит только ей.
