— Опять мои серёжки куда-то пропали. Вчера точно оставляла их на туалетном столике, — Полина раздражённо выдвинула ящик комода, проверяя, не переложила ли украшения туда. — Третий раз за месяц вещи исчезают!
Витя продолжал невозмутимо завтракать, лишь слегка приподняв брови:
— Ты просто кладёшь их куда попало, а потом не помнишь. Работаешь много, устаёшь.
— Я не рассеянная, Витя, — отрезала Полина, захлопнув ящик. — Серёжки, документы, крем для лица — всё постоянно оказывается не там, где я оставила. И это началось не вчера.
— Ну найдутся твои серёжки, — муж поднялся из-за стола. — У меня смена через полчаса, давай вечером поищем. Наверняка сама куда-то переложила.
Полина поджала губы. Это продолжалось уже третий месяц. Сначала пропал её ежедневник, потом переместились рабочие документы, затем исчезла дорогая помада. Каждый раз предметы либо обнаруживались в самых неожиданных местах — от книжной полки до корзины с овощами, либо пропадали бесследно.
— Он тебя газлайтит, — безапелляционно заявила Анна, помешивая компот в столовой возле офиса. — Классика жанра: делает вид, что ты сама виновата, а ты начинаешь сомневаться в своём рассудке.
— Витя не такой, — покачала головой Полина. — Он бы не стал так поступать. Но что тогда происходит?
Анна наклонилась ближе:
— А кто-нибудь ещё имеет доступ к вашей квартире?
— Его родители. У них есть запасной комплект ключей на случай аварии, — Полина замерла. — Но Галина Алексеевна всегда была… ну, корректной. Она никогда не приходит без предупреждения.
— Свекрови бывают разные, — Анна многозначительно подняла бровь. — Моя, например, перебирала мои вещи, когда мы с мужем уезжали в отпуск. Случайно узнала — соседка проговорилась.
— И что ты сделала? — заинтересовалась Полина.
— Поставила скрытую камеру. Маленькую, в книжном шкафу. И всё выяснилось за два дня.
Маленькая камера, замаскированная среди книг, оказалась совсем недорогой. Полина установила её в гостиной, откуда открывался хороший обзор на коридор и часть кухни. Витя задерживался в автосервисе до позднего вечера, и это давало ей время проверить свою теорию.
Через три дня, вернувшись с работы, Полина сразу бросилась к ноутбуку. Просматривая записи, она пролистала много пустых часов, пока вдруг не замерла с открытым ртом.
На экране Галина Алексеевна уверенно открывала дверь своим ключом, проходила в прихожую и, не снимая пальто, направлялась прямиком в их с Витей спальню.
Полина перемотала ещё несколько записей. Свекровь приходила ежедневно около одиннадцати утра и проводила в квартире по часу-полтора. Она методично обыскивала ящики комода, читала записи в ежедневнике Полины, проверяла содержимое её косметички, даже заглядывала в шкафчик с лекарствами.
На одной из записей Полина увидела, как Галина Алексеевна достала из шкатулки золотую цепочку — подарок отца на восемнадцатилетие — повертела её в руках и спрятала в карман.
— Не может быть, — прошептала Полина, чувствуя, как холодеет внутри. Она перемотала запись, просмотрела ещё раз. Сомнений не оставалось.
— Что значит — камеру поставила? — Витя недоуменно смотрел на жену. — В нашей квартире?
— Да, в нашей, — Полина скрестила руки на груди и повторила: — Я камеру поставила! Что твоя мама каждый день у нас делает? Она приходит к нам каждый день, когда нас нет, и обыскивает мои вещи! А недавно взяла мою золотую цепочку и унесла!
— Бред какой-то, — Витя нахмурился. — Мама бы никогда…
— Смотри, — Полина развернула к нему ноутбук и включила запись. — Вот, пожалуйста, во всей красе!
На экране Галина Алексеевна сосредоточенно перебирала содержимое письменного стола Полины, а затем аккуратно фотографировала какие-то документы на телефон.
Витя смотрел, не отрываясь, его лицо постепенно менялось от недоверия к изумлению, потом к смущению.
— Может, она просто хотела… прибраться? — неуверенно предположил он.
— Прибраться? — Полина возмущённо указала на экран. — Она фотографирует мои рабочие документы! Она забрала мою цепочку! Она читает мой ежедневник! Это не уборка, Витя. Это вторжение в частную жизнь.
— Я поговорю с ней, — пробормотал Витя, потирая лоб. — Должно быть какое-то объяснение.
— Объяснение очевидно, — жёстко ответила Полина. — Твоя мама шпионит за нами и ворует мои вещи. И это продолжается месяцами.
Следующим вечером Галина Алексеевна сидела в их гостиной, идеально прямая, с безупречной укладкой и в элегантном костюме. Она выглядела совершенно невозмутимой, пока Витя не включил запись.
— Что это? — голос свекрови звучал ровно, но Полина заметила, как побелели её пальцы, сжимающие сумочку.
— Это ты, мама, — тихо сказал Витя. — В нашей квартире. Ты приходишь, когда нас нет, и… и роешься в вещах Полины. Зачем?
Галина Алексеевна поджала губы:
— Я имею право проверять, как живёт мой сын.
— Но не обыскивать мои вещи! — воскликнула Полина. — Не красть мою цепочку!
— Не говори чепухи, — отрезала свекровь. — Я ничего не крала. Просто хотела посмотреть, настоящее ли золото.
— И поэтому забрала её домой? — Полина повысила голос. — А документы? Зачем фотографировать мои рабочие бумаги?
Галина Алексеевна холодно посмотрела на неё:
— Я должна была убедиться, что ты подходишь моему сыну. Что у тебя нет… неподобающих связей или тайн.
— Мама! — Витя выглядел потрясённым. — Ты это серьёзно?
— Абсолютно, — кивнула Галина Алексеевна. — Когда ты привёл эту девушку в дом, я сразу поняла — с ней что-то не так.
— Со мной всё так! — воскликнула Полина. — Единственная проблема — это вы! Вы нарушили наше право на частную жизнь!
— Тебе есть что скрывать? — прищурилась свекровь.
— Прекрати, мама, — Витя вмешался, его голос неожиданно окреп. — Ты зашла слишком далеко. Верни цепочку Полины и все остальные вещи, которые взяла. И отдай ключи от квартиры.
— Я не ожидала, что он так поступит, — призналась Полина, сидя с Анной на скамейке возле офиса. — Он всегда был таким… мягким с родителями, особенно с матерью.
— Но ведь поддержал тебя? — Анна оторвалась от телефона.
— Да, — кивнула Полина. — Забрал ключи, сказал, что это нарушение границ. Хотя потом, конечно, пытался смягчить ситуацию, говорил, что его мать беспокоится, что у неё сложный характер…
— А цепочку вернула?
— Нет, — вздохнула Полина. — Говорит, что не брала насовсем, просто забыла вернуть. Но она до сих пор у неё.
Звонок телефона раздался поздно вечером. Голос в трубке был незнакомым, но имя собеседника заставило Полину напрячься.
— Привет, это Дмитрий, брат Вити, — мужчина говорил быстро, словно торопился. — Он дал твой номер. Мне нужно с тобой поговорить… о маме.
— О Галине Алексеевне? — осторожно уточнила Полина.
— Да. Витя рассказал, что произошло, — в голосе Дмитрия звучала усталость. — Это не первый раз, знаешь ли. Она то же самое делала с моей женой. Бывшей женой.
Полина села на край дивана:
— Что именно?
— Приходила в нашу квартиру, когда нас не было. Перебирала вещи Светы, читала её записи. Однажды вскрыла её почту, — Дмитрий тяжело вздохнул. — Мы тогда жили в соседнем подъезде. Удобно для мамы.
— И чем всё закончилось? — тихо спросила Полина.
— Разводом, — коротко ответил Дмитрий. — Я не поверил Свете, когда она пыталась мне рассказать. Решил, что она выдумывает. Поздно понял, что был неправ. Рад, что Витя умнее меня.
— Твоя мать делала то же самое с женой Димы, — Полина стояла, прислонившись к стене кухни и глядя на мужа. — Он мне вчера позвонил.
Витя медленно опустил кружку:
— Дима? Он ничего такого мне не говорил.
— Может, стыдно было, — пожала плечами Полина. — Он сказал, что не поверил жене, когда она жаловалась. И они развелись.
— Чёрт, — Витя потёр лицо руками. — Я помню, когда они расстались, мама говорила, что Света ему изменяла…
— А она изменяла? — спросила Полина.
Витя покачал головой:
— Не знаю. Я никогда не спрашивал Диму напрямую.
— Возможно, это была просто мамина версия, — заметила Полина. — Дима сказал, что она вскрывала Светину почту. Кто знает, что она там «нашла».
Станислав Петрович, отец Вити, предложил встретиться в небольшом кафе на окраине города. После развода с Галиной Алексеевной он жил один и редко виделся с бывшей женой. Полина никогда не была с ним особенно близка — свёкр казался молчаливым, замкнутым человеком.
— Галя всегда была… контролирующей, — неловко сказал он, когда они расположились за столиком. — Ещё до свадьбы. Но я думал, это просто забота.
— Когда вы поняли, что это не так? — спросила Полина.
Станислав Петрович грустно улыбнулся:
— Когда обнаружил, что она проверяет мои карманы, просматривает телефон, следит, с кем я разговариваю. Когда начала обвинять меня в изменах, которых не было.
— Вы поэтому расстались? — осторожно поинтересовался Витя.
— Да. Двадцать пять лет выдержал, — кивнул отец. — Любил её, терпел. Но в какой-то момент понял, что больше не могу так жить. Постоянные подозрения, проверки, допросы… Это отравляет душу, сынок.
— Но почему она такая? — тихо спросил Витя.
— У неё в семье была драма, — Станислав Петрович отвёл взгляд. — Её отец бросил мать ради другой женщины, когда Гале было тринадцать. Она никогда этого не пережила. С тех пор для неё каждый мужчина — потенциальный предатель, а каждая женщина рядом с её близкими — угроза.
Галина Алексеевна восприняла смену замков как объявление войны.
— Ты выбираешь её, а не родную мать? — её голос дрожал от возмущения, когда она звонила Вите. — После всего, что я для тебя сделала? Двадцать лет заботы, бессонных ночей, и ты так легко от меня отказываешься?
— Мама, я не отказываюсь от тебя, — терпеливо объяснял Витя. — Но ты должна понять — то, что ты делала, неправильно. Ты нарушила наше доверие.
— Я хотела тебя защитить! — воскликнула Галина Алексеевна. — Ты слишком доверчивый, всегда был таким. Откуда ты знаешь, что она от тебя ничего не скрывает?
— А откуда ты знаешь, что скрывает? — парировал Витя. — Ты нашла что-то компрометирующее за три месяца обысков?
Галина Алексеевна замолчала.
— Вот видишь, — продолжил Витя. — Полина — честный человек. И она заслуживает уважения и доверия. Как и я, кстати. Я взрослый мужчина и сам выбираю, с кем мне жить.
— Она настраивает тебя против меня, — голос свекрови стал ледяным. — И у неё получается. Что ж, я не буду навязываться.
— Нашёлся документ, который пропал месяц назад, — Полина положила перед Витей тонкую папку. — Знаешь где? В почтовом ящике. Анонимно подбросили.
— Мама? — Витя выглядел измученным.
— Конечно, — кивнула Полина. — Видимо, испугалась, что у меня будут проблемы на работе. Но золотую цепочку так и не вернула.
— Я поговорю с ней ещё раз, — вздохнул Витя.
— Не надо, — Полина покачала головой. — Это уже не имеет значения.
— Что ты имеешь в виду?
— Мне звонила Вера Андреевна, — Полина скрестила руки на груди. — Видела твою маму возле нашего дома. Она стояла под окнами и пыталась заглянуть внутрь.
Витя застыл.
— Когда это было?
— Вчера, пока ты был на работе, — ответила Полина. — И знаешь что? Я устала бояться, что кто-то роется в моих вещах или следит за мной. Я хочу поставить камеры снаружи. И сигнализацию.
Через неделю монтажники закончили установку камер наблюдения по периметру квартиры. Полина настояла на полном комплекте — с датчиками движения, уведомлениями на телефон и возможностью удалённого просмотра.
— Ты действительно думаешь, что это необходимо? — спросил Витя, наблюдая за их работой.
Полина молча показала ему фотографию на телефоне — Галина Алексеевна, снятая камерой подъезда, стояла у их двери, явно прислушиваясь к происходящему внутри. Дата на снимке — вчерашний день.
— Понял, — тихо сказал Витя. — Прости.
Вечером, когда они сидели на кухне, он неожиданно спросил:
— Ты сможешь когда-нибудь простить её?
Полина долго молчала, глядя в окно.
— Нет, — наконец ответила она. — Дело даже не в вещах или в слежке. Она не уважает меня, не уважает наш выбор, не уважает тебя. Она думает, что имеет право контролировать нашу жизнь. Я не могу это простить, потому что она не считает, что поступала неправильно.
— Я понимаю, — кивнул Витя. — Просто… она всё-таки моя мать.
— Я знаю, — Полина взяла его за руку. — И я никогда не попрошу тебя выбирать между нами. Общайся с ней, сколько хочешь. Но я буду держаться на расстоянии.
В квартире Найденовых снова воцарился порядок — вещи оставались на своих местах, документы не исчезали, косметика не перемещалась таинственным образом.
Галина Алексеевна теперь приходила только по приглашению, держалась подчёркнуто вежливо, не задавала лишних вопросов. Но Полина часто ловила на себе её внимательный, изучающий взгляд и замечала, как свекровь незаметно оглядывает комнаты, словно оценивая обстановку.
На семейном ужине, устроенном Витей в попытке наладить отношения, Галина Алексеевна неожиданно сказала:
— Полина, я подумала о наших… недоразумениях. Возможно, я была слишком настойчива в своём желании узнать тебя лучше.
Полина отложила вилку:
— Это не называется «узнать лучше», Галина Алексеевна. Это называется «нарушить частную жизнь».
— Я действовала из лучших побуждений, — свекровь поджала губы. — Как мать, я имею право…
— Нет, не имеете, — твёрдо сказала Полина. — Вы не имеете права обыскивать нашу квартиру, забирать мои вещи, читать мои документы. Это незаконно.
— Я беспокоилась о сыне, — возразила Галина Алексеевна. — Мать всегда чувствует…
— Мама, — прервал её Витя. — Мы уже обсуждали это. То, что ты делала, неправильно. Я хочу, чтобы мы двигались дальше, но для этого нужно признать ошибки.
— Какие ошибки? — Галина Алексеевна выпрямилась. — Любовь к сыну — это ошибка? Желание защитить его — это ошибка?
Полина встала из-за стола:
— Вот поэтому мы никогда не сможем нормально общаться. Вы не видите границ, вы оправдываете неприемлемое поведение «материнской любовью». Извините, но я больше не буду это обсуждать.
Спустя три месяца Полина вернулась домой и обнаружила на столе конверт. Внутри лежала её золотая цепочка и короткая записка: «Это принадлежит тебе. Г.А.».
— Она приходила, — объяснил Витя. — Сказала, что нашла это у себя в шкатулке и не помнит, как туда попало.
— Конечно, не помнит, — хмыкнула Полина, разглядывая цепочку. — Хотя странно, что она вообще решила её вернуть.
— Дима с ней поговорил, — Витя потёр шею. — Серьёзно. Сказал, что если она не изменит своё поведение, то потеряет обоих сыновей.
Полина молча надела цепочку. Это была маленькая победа, но она не обольщалась — Галина Алексеевна могла отступить, но не сдаться.
Через неделю камера у входной двери зафиксировала, как свекровь осторожно проверяет ручку двери, явно пытаясь понять, не оставили ли они квартиру открытой.
— Ничего не изменилось, — вздохнула Полина, показывая запись мужу. — Она просто стала осторожнее.
— Мне жаль, — тихо сказал Витя. — Правда жаль.
— Мне тоже, — кивнула Полина. — Но теперь хотя бы мы знаем правду. И можем защитить себя.
В тот вечер она установила ещё одну камеру — на лестничной площадке, направленную прямо на их дверь. На сохранённом видео было отчётливо видно, как Галина Алексеевна простояла под дверью почти пятнадцать минут, прислушиваясь и делая заметки в маленьком блокноте.
Полина сохранила запись, но ничего не сказала мужу. Война со свекровью перешла в молчаливую, затяжную фазу, и она была готова к долгой осаде.
Полина закрыла ноутбук с записью и тяжело вздохнула. Эта тихая война выматывала её сильнее, чем она готова была признать. Каждый день начинался с проверки камер, каждый вечер заканчивался обсуждением новых «визитов» Галины Алексеевны. Это превращалось в болезненную одержимость для обеих женщин.
— Нам нужно поговорить, — сказала она, когда Витя вернулся с работы. — Так больше не может продолжаться.
— Что-то случилось? — встревоженно спросил он, снимая куртку.
— Твоя мама приходила снова. Стояла под дверью с каким-то блокнотом. Делала записи, — Полина устало провела рукой по волосам. — Я больше не хочу жить как на войне, постоянно проверять камеры, бояться оставить дверь незапертой хотя бы на минуту.
Витя сел напротив, его плечи поникли:
— Что ты предлагаешь?
— Нам нужно переехать, — твёрдо сказала Полина. — В другой район. Где твоя мама не будет знать наш адрес.
— Но эта квартира… — начал было Витя.
— Я знаю, что она досталась тебе от бабушки, — мягко перебила Полина. — Мы можем её сдавать. Но жить здесь больше невозможно.
— А если она найдёт новый адрес? — Витя нахмурился. — Ты же видишь, она не остановится.
— Значит, примем более радикальные меры, — Полина посмотрела ему прямо в глаза. — Заявление в полицию о преследовании. У нас есть записи, доказательства.
Витя вздрогнул:
— Ты серьёзно готова написать заявление на мою мать?
— Я не хочу этого делать, — покачала головой Полина. — Но если она продолжит, у меня не останется выбора. Это вопрос нашего спокойствия и безопасности, Витя.
Квартиру на окраине города нашли быстро — небольшую, но светлую, в новом доме с консьержем и системой видеонаблюдения. Полина настояла, чтобы о переезде знал минимум людей.
— Ты даже Диме не сказал? — удивилась она, когда они распаковывали вещи.
— Нет, — Витя покачал головой. — Он бы не выдал специально, но мама умеет вытягивать информацию. Лучше пока никому не говорить.
Полина обняла мужа:
— Спасибо, что пошёл на это. Я знаю, как тебе тяжело.
— Мне тяжелее видеть, что происходит с тобой, — тихо ответил Витя. — Ты постоянно напряжена, всё время проверяешь камеры, вздрагиваешь от каждого звука.
Первые недели в новой квартире были похожи на глоток свежего воздуха. Полина перестала просыпаться по ночам от малейшего шороха, перестала проверять, на месте ли её вещи. Они с Витей наконец-то начали обсуждать не только его мать, но и другие темы — работу, друзей, планы на будущее.
Витя встречался с Галиной Алексеевной раз в неделю — в кафе или в парке, никогда не приглашая её домой и не раскрывая нового адреса. Полина не участвовала в этих встречах, но видела, как они изматывают мужа — каждый раз он возвращался подавленным.
— Она постоянно спрашивает, где мы живём, — рассказывал Витя после очередной встречи. — Говорит, что хочет прислать нам подарок на новоселье. А когда я отказываюсь сказать, обвиняет тебя в том, что ты настроила меня против неё.
— А ты что отвечаешь? — осторожно спросила Полина.
— Что это было моё решение, — твёрдо сказал Витя. — Что я сам видел записи с камер и сам решил, что нам нужно пространство.
Спокойствие длилось ровно два месяца. Однажды вечером, возвращаясь с работы, Полина заметила знакомую фигуру у подъезда их нового дома. Галина Алексеевна стояла, прижавшись к стене, и внимательно наблюдала за входящими в подъезд людьми.
Полина тут же развернулась и ушла, позвонив Вите.
— Она здесь, — сказала она дрожащим от злости голосом. — У нашего подъезда. Следит.
— Невозможно, — выдохнул Витя. — Как она узнала?
— Не знаю. Может, следила за тобой после ваших встреч?
В тот вечер они не пошли домой — остановились у Анны, обсуждая, что делать дальше. Витя выглядел раздавленным.
— Я позвоню ей, — наконец решил он. — Прямо сейчас. Это должно закончиться.
Разговор длился почти час. Полина слышала только одну сторону, но и этого было достаточно, чтобы понять — Витя наконец-то поставил жёсткий ультиматум.
— Либо ты прекращаешь преследовать нас, либо я перестану с тобой общаться вообще, — его голос звучал твёрдо, без обычных колебаний. — Да, я серьёзно, мама. Полина готова подать заявление о преследовании, и я её поддержу. У нас есть записи. Множество записей.
Когда он закончил разговор, его лицо было бледным, но решительным:
— Кажется, она поняла. Впервые в жизни она действительно меня услышала.
Галина Алексеевна позвонила на следующий день — не Вите, а Полине. Её голос звучал непривычно тихо:
— Я хотела бы встретиться. Поговорить. Только ты и я.
— Зачем? — прямо спросила Полина. — Чтобы снова обвинить меня во всех грехах?
— Нет, — после паузы ответила свекровь. — Чтобы извиниться.
Они встретились в маленьком кафе далеко от дома. Галина Алексеевна выглядела постаревшей, осунувшейся — Полина даже почувствовала укол сострадания, который тут же погасила воспоминанием о месяцах преследования.
— Я была у врача, — неожиданно начала свекровь, глядя в свою чашку. — После разговора с Витей. Он никогда раньше со мной так не говорил.
— Врача? — удивилась Полина.
— Станислав всегда говорил, что у меня… проблемы с контролем. Что это ненормально, — Галина Алексеевна говорила медленно, словно через силу. — Дима тоже говорил. Но я не слушала. А теперь Витя… Я поняла, что могу потерять обоих сыновей.
Полина молча ждала продолжения.
— Мне поставили диагноз, — свекровь поджала губы. — Сказали, что я могу научиться справляться с этим. Если буду работать над собой.
— И вы готовы? — осторожно спросила Полина.
— Я не хочу остаться одна, — просто ответила Галина Алексеевна. — Мне страшно. Но я действительно хочу измениться.
Полина долго молчала, разглядывая женщину напротив. Было трудно поверить в её искренность после всего, что произошло.
— Я не могу сразу начать вам доверять, — наконец сказала она. — Это займёт время. Много времени.
— Я понимаю, — кивнула Галина Алексеевна. — Я не прошу доверия. Только… шанс.
Прошёл год. Полина сидела на диване в их новой квартире — они всё-таки решили не возвращаться в старую — и просматривала фотографии на телефоне. Среди них была одна, сделанная месяц назад — Витя, она и Галина Алексеевна в парке. Свекровь улыбалась неуверенно, но искренне.
Их отношения всё ещё были далеки от идеальных. Галина Алексеевна регулярно посещала специалиста, училась справляться со своими навязчивыми мыслями. Бывали срывы — однажды она снова попыталась расспрашивать соседей о их жизни. Но она действительно старалась.
Полина не могла заставить себя полностью простить и забыть. Они со свекровью встречались раз в месяц, всегда в присутствии Вити, всегда в общественных местах. Этого было достаточно.
Камеры видеонаблюдения по-прежнему стояли в их квартире, хотя Полина уже не проверяла записи каждый день. Это была своего рода страховка, молчаливое напоминание о том, что они больше не позволят нарушать свои границы.
Отношения с Галиной Алексеевной остались натянутыми, полными недосказанности и затаённой обиды. Но они научились сосуществовать — не как близкие люди, а как взрослые, которые уважают выбор друг друга. Для Полины этого было достаточно. Полного примирения между ними не произошло — слишком глубока была рана недоверия, слишком сильны противоречия. Но они нашли способ жить дальше, не разрушая семью окончательно.
— Мне всё ещё сложно, — призналась Полина Вите, откладывая телефон. — Каждый раз, когда вижу твою маму, вспоминаю все те записи. Все те месяцы, когда я думала, что схожу с ума.
— Я знаю, — Витя сел рядом, взял её за руку. — И не прошу тебя забыть. Только… попытаться жить дальше.
— Я пытаюсь, — кивнула Полина. — Каждый день.
Она посмотрела на экран телефона, где остались открытыми фотографии с камер наблюдения годичной давности — Галина Алексеевна под их дверью, с блокнотом в руках.
Полина решительно закрыла галерею и выключила телефон. Прошлое оставалось с ними, но оно больше не определяло их будущее. Они выжили в этой тихой семейной войне, сохранив свои границы и достоинство. И хотя раны ещё не затянулись, они наконец-то смотрели вперёд, а не постоянно оглядывались через плечо.
На тумбочке у дивана стояла маленькая шкатулка, внутри которой лежала та самая золотая цепочка — теперь уже не символ утраты, а напоминание о том, что иногда нужно бороться за себя, даже если это означает противостоять собственной семье.
