— И что она тебе на этот раз напела? Снова крыша у них течет или сосед сверху так громко топает, что люстра качается?
Алина вздрогнула, услышав голос мужа за спиной. Вадим вошел в кухню бесшумно, как всегда. Он обладал этой неприятной способностью появляться из ниоткуда, заставая врасплох. Она быстро завершила звонок, пробормотав сестре короткое «пока, я перезвоню».
— Здравствуй, Вадим, — ровно сказала она, поворачиваясь к нему. — У мамы давление подскочило, я просто узнавала, как она.
— Давление у нее подскакивает по расписанию, аккурат к твоему звонку, — хмыкнул он, открывая холодильник. Он окинул полки придирчивым взглядом, словно инспектировал вверенную ему территорию. — Ничего нового. А вот у меня для тебя новость есть. Настоящая.
Алина напряглась. «Новости» от Вадима редко бывали хорошими для нее. Чаще всего они означали незапланированные траты на его родственников, отмену их совместных планов или просто очередной повод продемонстрировать, кто в доме хозяин.
— Какая? — она старалась, чтобы голос звучал безразлично.
— Пойдем, покажу.
Он вышел в прихожую, и Алина нехотя последовала за ним. Вадим уже накидывал куртку и обувался. Он посмотрел на ее домашние тапочки с вызовом.
— Ну что ты застыла? Обувайся, во дворе покажу.
Во дворе, под окнами их квартиры на первом этаже, стояла она. Блестящая, вишневая, совершенно новая машина, перевязанная нелепым огромным бантом, какие бывают в американских фильмах. Сердце Алины подпрыгнуло и замерло. Неужели? Последние полгода она аккуратно, издалека заводила разговоры о том, как было бы здорово иметь свой транспорт. Не зависеть от автобусов, ездить на дачу с комфортом, может быть, даже съездить вдвоем к морю, как они когда-то мечтали. Она даже начала понемногу откладывать деньги со своей скромной зарплаты библиотекаря — на курсы вождения. Вадим тогда только отмахивался, говорил, что это блажь и лишние расходы.
— Нравится? — самодовольно спросил он, поигрывая ключами с брелоком в виде логотипа известной марки.
— Вадим… это… ты серьезно? — выдохнула она, не веря своим глазам. На секунду ей показалось, что все ее обиды, все недомолвки и его холодность — это просто досадное недоразумение. Вот же он, ее муж, сделал ей такой невероятный сюрприз. Она шагнула к нему, готовая обнять, расцеловать, забыть обо всем.
Вадим сделал неуловимое движение назад, уклоняясь от ее порыва. Улыбка на его лице стала шире, но глаза оставались холодными.
— Конечно, серьезно. Почти три миллиона на дороге не валяются.
— Я… я даже не знаю, что сказать! — в ее голосе звенели слезы радости. — Я же даже водить не умею… Но я научусь! Я завтра же запишусь в автошколу, я уже и деньги почти собрала!
И тут он произнес фразу, которая заморозила кровь в ее жилах и разделила их жизнь на «до» и «после».
— Так я купил эту машину не тебе, а своей маме, — с насмешливым сочувствием в голосе «обрадовал» он. — Ты же не умеешь водить. А Зинаиде Петровне на дачу ездить надо, по врачам мотаться. Ей нужнее.
Алина застыла, глядя на него. Радость на ее лице сменилась сначала недоумением, а потом медленно сползающей маской боли. Огромный красный бант на капоте вдруг показался ей уродливым кровавым пятном.
— Как… маме?
— Ну да. Я же говорю, ей нужнее. Она женщина пожилая, по автобусам таскаться тяжело. А ты молодая, здоровая, на трамвае до своей библиотеки доедешь.
Он говорил это так просто, так буднично, будто объяснял, почему купил хлеб, а не батон. В его мире все было логично и правильно. Он — заботливый сын. Его мать — объект заботы. А она, Алина, — просто функциональное дополнение к их быту, которое может обойтись и без излишеств вроде личного комфорта или исполненной мечты.
— Но… ты же видел, как я хотела… Мы же говорили… — прошептала она, чувствуя, как к горлу подступает ком.
— Говорили, — легко согласился Вадим. — Мало ли о чем мы говорим. Надо реально на вещи смотреть, Аля. Какая из тебя водительница? Ты и на велосипеде-то в детстве ездить боялась. А это машина, серьезная техника. Разобьешь еще, не дай бог. А мама у меня водитель со стажем, хоть и с перерывом. Вспомнит быстро.
Он подошел к машине, с нежностью провел рукой по ее гладкому боку.
— Красавица, правда? Завтра поеду к матери, обрадую. Представляю, как она ахнет.
Алина молча смотрела на него. Она больше не чувствовала ни боли, ни обиды. Внутри образовалась звенящая пустота, холодная и огромная, как космос. Она вдруг увидела не своего мужа, а совершенно чужого, самодовольного мужчину, который только что с наслаждением растоптал ее маленькую, но очень важную мечту. И сделал это не со зла, не в пылу ссоры, а просто потому, что мог. Потому что ее желания в его системе координат не имели никакой ценности.
— Пойдем домой, замерзла, наверное, — бросил он через плечо, не дождавшись от нее никакой реакции. — Ужин-то готов?
Она не ответила. Молча развернулась и пошла к подъезду. Всю ночь она лежала без сна, глядя в потолок, и слушала ровное дыхание мужа рядом. Он спал сном праведника, абсолютно уверенного в своей правоте. А она впервые за десять лет их брака поняла, что живет не с близким человеком, а с соседом по квартире, для которого она была чем-то вроде удобной мебели. И эта мысль была страшнее любого скандала.
На следующий день Вадим, сияя, уехал «обрадовать» маму. Алина же, проводив его пустым взглядом, открыла ноутбук. Она не стала искать телефоны психологов или форумы для обиженных жен. Она методично открыла поисковик и вбила в строку: «Лучшая автошкола. Отзывы».
Деньги, которые она откладывала на курсы, лежали в шкатулке. К ним она добавила те, что несколько лет копила на новую шубу, о которой Вадим говорил: «Зачем она тебе, ты же в общественном транспорте не мерзнешь». Получилась приличная сумма. Достаточно не только на самую лучшую школу с индивидуальными занятиями, но и на то, чтобы нанять частного инструктора для дополнительных часов.
Когда Вадим вернулся вечером, пьяный от счастья и материнской благодарности, Алина встретила его с невозмутимым спокойствием. Она поставила перед ним тарелку с ужином и села напротив с книгой.
— Ну, что скажешь? Мать чуть в обморок от радости не упала, — хвастался он. — Говорит, сынок, ты у меня самый лучший. Все для матери сделаешь.
— Я рада за Зинаиду Петровну, — тихо сказала Алина, не отрывая глаз от страницы.
— Что-то ты не очень рада, — подозрительно прищурился он. — Все дуешься? Аля, ну будь взрослой. Это же просто вещь. У тебя что, трагедия случилась?
«Да, — подумала она. — Случилась. Моя прежняя жизнь закончилась вчера, во дворе, у этой вишневой машины». Но вслух она лишь покачала головой:
— Я устала. Спокойной ночи.
Она ушла в спальню, оставив его в недоумении. С этого дня ее жизнь пошла по двум параллельным рельсам. На одном была привычная рутина: работа, дом, ужины для мужа, вежливые, но пустые разговоры. На другом — ее тайна.
Три раза в неделю она уходила из дома, говоря, что идет на йогу или встречается с подругой. Вадим не возражал — ему было даже удобнее, когда она не маячила перед глазами со своим укоризненным видом. А Алина ехала на другой конец города, на площадку автошколы.
Ее инструктором оказался пожилой, немногословный мужчина по имени Петр Семенович. Он не задавал лишних вопросов, не пытался шутить. Он просто учил. И у Алины, к ее собственному удивлению, стало получаться. Тот детский страх, о котором с насмешкой говорил Вадим, куда-то испарился. Вместо него появилось пьянящее чувство контроля. Она впервые в жизни чувствовала, что управляет чем-то большим и сильным, и оно ей подчиняется.
Теорию она зубрила по ночам, когда Вадим спал. Прятала учебник под подушку, как школьница. Каждый выученный знак, каждое правило было для нее маленькой победой над собственной робостью и над тем образом «неумехи», который так старательно лепил из нее муж.
Тем временем вишневая машина стала постоянным источником раздражения. Зинаида Петровна, хоть и имела права сорокалетней давности, водить в современном городском потоке панически боялась. Она звонила Вадиму по любому поводу: то отвезти ее на дачу, то в поликлинику, то просто в магазин за гречкой.
— Сынок, я одна боюсь, — причитала она в трубку так, чтобы слышала Алина. — Движение сумасшедшее, все носятся как угорелые. Ты меня довези, а я уж там сама.
В итоге Вадим тратил все свои выходные, работая личным водителем для собственной матери на машине, которую ей же и подарил. Он злился, ворчал, но отказать не мог — он же «лучший сын». Машина чаще стояла под их окнами, чем у дома свекрови. Вадим каждый раз мыл ее, протирал, сдувал пылинки, будто это был не кусок железа, а живое существо. Алина смотрела на это с холодным любопытством, как энтомолог на суету муравьев.
Однажды вечером Вадим вернулся особенно злой.
— Представляешь, твоя сестра сегодня меня видела, когда я мать из больницы вез, — процедил он, бросая ключи на тумбочку. — И таким взглядом на меня посмотрела, будто я преступление совершил. Еще и тебе, наверное, наябедничала.
— Лена мне ничего не говорила, — спокойно ответила Алина.
— А что она могла сказать? Что я забочусь о своей матери? Или что ее драгоценной сестричке машину не купили? Так пусть ее муж купит, если сможет!
Алина подняла на него глаза.
— При чем здесь Лена и ее муж, Вадим? Дело ведь не в этом.
— А в чем? В том, что ты эгоистка? — взорвался он. — Вместо того чтобы порадоваться за мать, ты ходишь с постной миной уже месяц!
— Я хожу не с постной миной. Я просто живу своей жизнью, — тихо ответила она.
— Да какой своей жизнью? — он издевательски рассмеялся. — Библиотека-дом-кухня? Великая жизнь, нечего сказать.
Она ничего не ответила, лишь плотнее сжала губы. Спорить было бессмысленно. Он не поймет. Он не хотел понимать.
Через два месяца Алина сдала экзамен. С первого раза. И теорию, и площадку, и город. Когда инспектор сказал ей: «Поздравляю, вы сдали», она не почувствовала бурной радости. Лишь глубокое, спокойное удовлетворение. Она вышла из здания ГИБДД, села на лавочку и впервые за долгое время заплакала. Это были не слезы обиды. Это были слезы освобождения.
Свое водительское удостоверение она положила в дальний карман сумки и никому о нем не сказала. Она продолжала ездить на «йогу», но теперь это были занятия с частным инструктором. Она оттачивала навыки, училась парковаться в тесных дворах, ездить по скоростным трассам, чувствовать габариты. Она хотела быть не просто водителем. Она хотела быть асом.
Развязка наступила внезапно, в один из серых ноябрьских дней. Был четверг. Вадим с утра уехал на какую-то важную конференцию за город, откуда должен был вернуться только поздно ночью. Алина была на работе, когда зазвонил ее мобильный. Это была Зинаида Петровна. Голос у свекрови был срывающийся, панический.
— Алина, деточка… беда… Я на даче… упала с лестницы, когда пыталась яблоки в подвал спустить… Нога… кажется, сломана… Я даже встать не могу…
— Скорую вызвали? — деловито спросила Алина, уже на ходу накидывая пальто.
— Вызвала… Они сказали, ехать будут часа два-три, у них авария где-то на трассе, все стоит. А мне так больно, Аленька, я сознание теряю… Вадику звонила, он недоступен… Что делать?
Дача находилась в шестидесяти километрах от города, в глухом поселке. Такси туда действительно если и поедет, то за огромные деньги и не сразу.
— Зинаида Петровна, слушайте меня внимательно, — голос Алины был тверд и спокоен. — Дверь открыта?
— Да, я не запирала…
— Ничего не делайте. Просто лежите и дышите. Я буду у вас через час. Максимум — час десять.
— Ты? А как ты доберешься? На электричке? Так она только вечером…
— Я приеду, — отрезала Алина и сбросила вызов.
Она выбежала из библиотеки, поймала такси и назвала свой домашний адрес. Через пятнадцать минут она была дома. Ключи от вишневой красавицы всегда лежали на тумбочке в прихожей. Вадим, уверенный в ее полной беспомощности, даже не прятал их.
Алина взяла ключи. Руки не дрожали. Сердце билось ровно. Она спустилась во двор. Машина, которую она ненавидела все эти месяцы, стояла, поблескивая мокрым от дождя боком. Она открыла дверь, села за руль, вставила ключ в замок зажигания. Мотор послушно заурчал.
Она выехала со двора так, словно делала это сотни раз. Уверенно влилась в поток. Ее руки крепко держали руль, но в костяшках не было никакой белизны. Это была уверенность, а не напряжение. Она ехала быстро, но аккуратно, обгоняя медлительные фуры, проскакивая на мигающий зеленый. Она была частью этого потока, этой скорости, этой жизни, которая раньше проносилась мимо окон ее автобуса.
До дачи она домчалась за пятьдесят минут. Зинаида Петровна лежала на полу в прихожей, бледная, со страдальческим лицом. Увидев Алину, она застонала:
— Аленька… я уж думала, все…
— Сейчас мы поедем в больницу, — Алина опустилась рядом, быстро оценивая ситуацию. Нога свекрови неестественно вывернута. — Я помогу вам дойти до машины.
Она почти на себе дотащила грузную женщину до машины, аккуратно усадила на переднее сиденье. Зинаида Петровна морщилась от боли и смотрела на невестку с изумлением.
— Ты… ты что, такси наняла?
— Я сама за рулем, — коротко бросила Алина, заводя машину.
— Как сама? Ты же…
— Помолчите, пожалуйста, Зинаида Петровна. Вам сейчас нельзя волноваться.
Всю дорогу до городской больницы свекровь молчала, только изредка стонала. Она смотрела то на дорогу, то на сосредоточенный профиль Алины, и в ее глазах плескался страх, смешанный с недоумением.
В приемном покое их приняли быстро. Рентген показал сложный перелом со смещением. Требовалась операция. Пока Зинаиду Петровну готовили, Алина сидела в коридоре. Только сейчас ее начало немного отпускать. Она достала телефон. Десять пропущенных от Вадима. Он, видимо, вышел из зоны недосягаемости. Она нажала на вызов.
— Алина? Что случилось? Почему ты мне звонишь? Где ты? — его голос был встревоженным.
— Я в областной больнице. Привезла твою маму. Она сломала ногу на даче.
На том конце провода повисла тишина.
— Как… привезла? На чем?
— На твоей машине, — ровно ответила она.
— Ты?! Ты взяла машину? Ты же… Ты с ума сошла? А если бы вы в аварию попали?
В его голосе был не страх за нее или за мать. В нем был страх за кусок железа стоимостью три миллиона.
— Мы не попали в аварию, Вадим. Потому что я, в отличие от твоих представлений обо мне, умею водить. Я два месяца назад получила права. И пока ты работал водителем у собственной матери, я училась ездить по-настоящему.
Снова молчание, еще более оглушительное.
— Я… я не знал… — пробормотал он наконец.
— Конечно, не знал, — в голосе Алины не было ни злорадства, ни упрека. Только бесконечная усталость. — Тебе было неинтересно. Ты был слишком занят, доказывая всем, какой ты хороший сын.
— Я сейчас приеду, — растерянно сказал он.
— Приезжай. Твоей маме нужна операция.
Он примчался через час. Взъерошенный, с растерянным лицом. Он увидел Алину, сидящую на больничной кушетке, — спокойную, собранную, чужую. Он подошел к ней, хотел что-то сказать, может быть, даже обнять.
— Аля…
Она подняла на него ясные, холодные глаза.
— Врач сказал, что мы приехали очень вовремя. Промедление могло привести к серьезным осложнениям. Скорая добралась до дачи только через три часа после нашего отъезда.
Вадим смотрел на нее и не узнавал. Перед ним сидела не его тихая, покладистая жена-библиотекарь. Это была другая женщина. Уверенная, сильная, знающая себе цену.
— Я не понимаю… почему ты мне не сказала? — спросил он, словно это было сейчас самым главным.
Алина медленно усмехнулась. Впервые за много месяцев.
— А зачем? Чтобы ты сказал, что это блажь и что у меня все равно ничего не получится? Я решила просто сделать. Без твоего одобрения. Знаешь, это оказалось на удивление легко.
Он стоял перед ней, как провинившийся школьник. Вся его напускная важность, вся его роль «главы семьи» и «заботливого сына» рассыпалась в прах перед ее спокойной правотой.
Операция прошла успешно. Алине пришлось остаться с Зинаидой Петровной еще на несколько часов, пока та не отошла от наркоза. Вадим суетился рядом, пытался быть полезным, но выглядел нелепо и жалко. Когда они наконец вышли из больницы на улицу, была уже глубокая ночь. Вишневая машина стояла на парковке.
— Я поведу, — торопливо сказал Вадим, протягивая руку к ключам.
Алина молча вложила ключи в его ладонь. Всю дорогу домой они не проронили ни слова.
Дома Алина сразу пошла в душ. Стоя под горячими струями, она чувствовала, как вода смывает с нее остатки прошлого. Она вышла, надела свой любимый халат и пошла на кухню. Вадим сидел за столом, обхватив голову руками.
— Алин, давай поговорим, — поднял он на нее взгляд. — Я… я был неправ.
— Ты был не просто неправ, Вадим. Ты был слеп. И глух. Ты жил в своем удобном мире, где все крутилось вокруг тебя и твоей мамы. А я… я была просто функцией.
— Это не так! Я люблю тебя!
— Любишь? — она горько усмехнулась. — Ты даже не знаешь, о чем я мечтаю. Ты не знаешь, что я люблю, чего боюсь. Ты знаешь только, что я «не умею водить». Вернее, знаЛ.
Она подошла к окну. Вишневая машина под фонарем казалась черной.
— Спасибо тебе за нее, — неожиданно сказала она.
— За что? — не понял он.
— За то, что ты ее купил. Не для меня. Это был самый важный урок в моей жизни. Ты показал мне, чего я стою в твоих глазах. И это заставило меня, наконец, обрести собственную ценность.
Она повернулась к нему.
— Я не знаю, что будет с нами дальше, Вадим. Честно, не знаю. Но как раньше уже точно не будет. Я больше не буду той тенью, которая боится тебя разочаровать.
Она ушла в спальню и плотно закрыла за собой дверь. Не на замок. Просто закрыла. Утром, когда Вадим еще спал, Алина встала, оделась, взяла со стола свою сумочку и вышла из дома. Она не тащила чемоданы и не писала прощальных записок. Она просто спустилась во двор, села в такси, которое уже ждало ее, и уехала. Не к маме, не к сестре. В маленький отель на окраине города, который она забронировала накануне ночью из больницы. Ей нужно было время. Ей нужно было пространство. Ей нужно было побыть одной, чтобы понять, какой будет ее новая жизнь. Жизнь, в которой руль она будет держать сама.
