— А знаешь, Ленка ведь не просто так с дачи сорвалась посреди ночи, — прошептала, округлив глаза, Зинаида Петровна, наваливаясь грудью на кухонный стол. — Говорят, она в бане кое-что нашла. Не веник и не шайку. А бумагу.
Арина замерла с чашкой в руке, чувствуя, как липкий холодок ползет по спине. Соседка Зинаида была известным «радиоузлом» подъезда, но врала редко — скорее, приукрашивала правду, как кондитер торт кремом.
— Какую бумагу? — осторожно спросила Арина.
— А вот такую. Дарственную, — Зинаида многозначительно подняла палец вверх, указывая в потолок, где, видимо, решались судьбы. — На другую бабу. Представляешь? Мужик, Петр-то её, тихий такой, с усами, вроде мухи не обидит, а дачу, которую они десять лет строили, горбатились, кирпичи эти таскали… переписал на какую-то вертихвостку из бухгалтерии. И молчал, гад! А Ленка случайно нашла, полезла за семенами на чердак бани, а там в старой коробке из-под обуви — документы.
Арина поставила чашку на стол. Звон фарфора показался оглушительным. История Ленки с третьего этажа была страшной, но еще страшнее было то, как она резонировала с тем, что происходило у самой Арины. Только у неё не было ни бани, ни чердака, ни усатого Петра. У неё был Виталик. И был сегодняшний утренний разговор, который до сих пор стоял в ушах, как гул трансформаторной будки.
— Страсти какие, — выдавила Арина, стараясь сохранить лицо.
— И не говори! — Зинаида Петровна шумно отхлебнула чай. — Мужики нынче пошли… хлипкие на совесть. Вроде смотришь — орел, а копнешь — воробей ощипанный. Ты-то со своим как? К Новому году готовитесь? Елку ставить будете?
— Будем, — кивнула Арина. — Конечно.
Она выпроводила соседку через десять минут, сославшись на головную боль. Оставшись одна в тишине квартиры, она подошла к окну. Декабрьская слякоть за стеклом казалась серым продолжением её мыслей.
Утром, пока она искала второй носок под кроватью, Виталик, застегивая рубашку, бросил, даже не обернувшись:
— Слушай, Арин. Тут такое дело. Я маме перевел сто тысяч на Новый год. У неё там зубы посыпались, мост надо менять срочно, иначе совсем жевать нечем будет. В общем, бюджет у нас просел. Так что ты без подарка остаешься. Ну, ты же понимаешь, здоровье матери — это святое. А сапоги твои еще сезон проходят, я смотрел, там только набойку сменить.
Он сказал это так буднично, словно сообщил, что хлеб закончился. Не было ни извиняющегося тона, ни попытки обсудить. Просто факт.
Арина тогда промолчала. Ошарашенно кивнула, проглотив обиду вместе с остывшим кофе. Сто тысяч. Это была вся их «подушка безопасности», которую они откладывали полгода на ремонт ванной. Плитка там уже отваливалась, угрожая однажды рухнуть кому-нибудь на голову во время душа.
Но дело было даже не в ремонте. И не в сапогах, хотя у старых действительно треснула подошва, и она заклеивала её суперклеем, надеясь дотянуть до распродаж. Дело было в том, что «зубы мамы» возникали в их жизни с пугающей регулярностью. То зубы, то спина, то давление, то сломанный холодильник, то необходимость срочно поменять окна, потому что «дует так, что кота сдувает».
Виталик ушел на работу, чмокнув её в щеку, как ни в чем не бывало. А Арина осталась с ощущением, что её обокрали. Причем обокрали законно, с улыбкой и под флагом сыновнего долга.
Вечером Виталик вернулся домой в приподнятом настроении. Принес мандарины.
— Ариш, ты чего такая кислая? — спросил он, раздеваясь в прихожей. — На работе достали?
— Нет, — Арина вышла из кухни, вытирая руки полотенцем. — Виталь, я все думаю про утро. Про деньги.
— Ну началось, — Виталик закатил глаза, но мандарины на тумбочку положил аккуратно. — Арина, ну мы же взрослые люди. Мать звонила, плакала. Говорит, десна ноет, спать не может. Я что, должен был сказать: «Терпи, мама, у Арины сапоги каши просят»?
— Ты мог бы сказать мне, прежде чем переводить, — тихо ответила Арина. — Это были общие деньги. На ванную.
— Ванная подождет, она не живая. А мать у меня одна.
Этот аргумент был непробиваемым, как танковая броня. «Мать одна». Против этого не попрешь. Любое возражение автоматически переводило тебя в разряд бездушных эгоисток, желающих смерти старушке.
Арина знала Тамару Игоревну, свекровь, достаточно хорошо. Это была женщина крепкая, с зычным голосом и манерами отставного генерала. Она жила в соседнем районе, в двухкомнатной квартире, и обладала удивительным талантом создавать проблемы из воздуха.
— Ладно, — сказала Арина, чувствуя, как внутри закипает холодная злость. — Проехали. Зубы так зубы.
Но она не собиралась «проезжать». В её голове начал складываться план. Не мести, нет. Скорее, восстановления справедливости. Баланса вселенной, который сильно накренился в сторону Тамары Игоревны.
На следующий день Арина взяла отгул. Она не пошла в магазин за продуктами, не стала готовить ужин. Вместо этого она поехала к подруге, Люське, которая работала администратором в частной стоматологии. Той самой, где якобы лечилась свекровь.
Люська, яркая брюнетка с острым языком и взглядом рентгена, встретила её в обеденный перерыв.
— А, Аринка! Какими судьбами? Зуб мудрости покою не дает?
— Хуже, Люся. Зуб свекрови.
Арина рассказала историю про сто тысяч. Люська слушала, прищурившись, и крутила в пальцах шариковую ручку.
— Тамара Игоревна, говоришь? Фамилия Вавилова? Сейчас проверим базу. У нас тут все ходы записаны.
Она пощелкала мышкой, глядя в монитор. Лицо её вытянулось.
— Арин, ты сидишь?
— Сижу.
— Твоя Вавилова была у нас полгода назад. На чистке. И все. Никаких мостов, никаких имплантов она не планировала и не делала. У неё, кстати, прекрасные протезы стоят, еще лет пять прослужат, если она орехи колоть ими не будет.
Арина почувствовала, как земля уходит из-под ног.
— То есть… она не лечила зубы?
— Нет. Более того, я тебе по секрету скажу, — Люська понизила голос, — я вчера видела твою свекровь в торговом центре. Она в «Мехах» шубу мерила. Ну, не шубу, а такой жилет меховой, дорогой, зараза. Крутилась перед зеркалом, вся такая довольная.
Пазл сложился. Зубы превратились в меха. А её новые сапоги и ремонт в ванной — в прихоть свекрови, которую сын безропотно оплатил, соврав жене. Или… Виталик сам не знал?
Арина вернулась домой с твердым намерением устроить допрос. Но дома её ждал сюрприз. Виталик сидел на диване, уткнувшись в телефон, а рядом на полу стояла новая, огромная коробка.
— Это что? — спросила Арина, кивая на коробку.
— А, это маме, — небрежно бросил Виталик. — Мультиварка. Старая у неё сгорела, говорит, кашу варить не в чем. Я заказал, завтра завезу.
— Виталь, а на какие деньги? — голос Арины дрогнул.
— Ну… с кредитки снял. Потом закрою, премию дадут.
Кредитка. Опять. У них уже висел долг за машину, а теперь еще и это.
— А зубы? Ты ей сто тысяч перевел. Неужели не хватило на мультиварку?
— Ариш, ну ты даешь! — Виталик возмущенно отложил телефон. — Зубы — это лечение! Это другое! А мультиварка — это быт. Ей тяжело у плиты стоять. Ты что, жалеешь?
— Я не жалею, Виталик. Я просто пытаюсь понять. Ты перевел сто тысяч на зубы, которых не лечили.
Виталик замер. В его глазах мелькнуло что-то похожее на испуг, но он тут же нацепил маску праведного гнева.
— Ты что, следишь за моей матерью? Ты в своем уме?
— Я была у Люськи в клинике. Тамары Игоревны там не было полгода. И зубы у неё в порядке. А вот в «Мехах» её видели.
Виталик вскочил с дивана. Лицо его пошло красными пятнами.
— Ты… ты сплетни собираешь! Да как ты смеешь! Мама, может, в другую клинику пошла! В государственную!
— С сотней тысяч в государственную? Виталик, не держи меня за дуру.
— Знаешь что! — заорал он. — Если тебе жалко денег для матери, так и скажи! Меркантильная ты баба! Только о своих сапогах и думаешь!
Он схватил куртку и вылетел из квартиры, хлопнув дверью так, что штукатурка посыпалась.
Арина осталась одна. Она села на тот самый диван, где только что сидел муж, и посмотрела на коробку с мультиваркой. Внутри было пусто. Ни слез, ни истерики. Только холодное, ясное понимание: это конец. Но уходить просто так, с обидой в узелке, она не собиралась.
На следующий день Арина позвонила свекрови. Голос был медовым.
— Тамара Игоревна, здравствуйте! Как ваше здоровье? Как зубки?
— Ой, Ариночка, — запричитала трубка. — Плохо, деточка, плохо. Ноют, спасу нет. Вот, собираюсь к врачу, деньги Виталик прислал, дай бог ему здоровья, сыночку моему золотому.
— Да, Виталик у нас молодец, — поддакнула Арина. — Тамара Игоревна, мы тут с Виталиком подумали… Новый год же скоро. Хотим к вам в гости приехать, поздравить. Тридцать первого числа.
Пауза на том конце провода была красноречивой. Свекровь не любила гостей, особенно невестку. Но отказать сыну она не могла.
— Ну… приезжайте, конечно. Только я готовить много не буду, сама понимаешь, зубы…
— Что вы, что вы! — перебила Арина. — Я все привезу! И салаты, и горячее. Вам только стол накрыть. И еще… у меня для вас сюрприз будет. Подарок.
— Подарок? — голос свекрови оживился. — Какой?
— Узнаете. Это то, о чем вы давно мечтали.
Виталик вернулся домой поздно ночью, пахнущий коньяком и холодом. Спал он в гостиной. Утром они почти не разговаривали, обмениваясь лишь короткими фразами по делу. Арина делала вид, что конфликт исчерпан, что она смирилась. Виталик, обрадованный тем, что «буря миновала», расслабился.
Тридцать первого декабря они поехали к свекрови. Арина надела старые сапоги, тщательно замазав трещину кремом. В багажнике лежали контейнеры с едой и большая красивая коробка, перевязанная бантом.
Тамара Игоревна встретила их в том самом меховом жилете. Дома было жарко, но она, видимо, решила выгулять обновку.
— Ой, дети мои! — она расцеловала Виталика в обе щеки, Арине же достался сухой кивок. — Проходите, проходите. Виталик, сынок, как ты похудел! Арина тебя совсем не кормит?
— Кормлю, Тамара Игоревна, кормлю, — улыбнулась Арина. — Просто он много работает. На благо семьи.
Они сели за стол. Арина накрыла всё сама, расставила тарелки, разложила салаты. Виталик открыл шампанское. Тамара Игоревна сидела во главе стола, как императрица, поглаживая мех жилета.
— Ну, давайте проводим старый год, — поднял бокал Виталик. — Пусть все плохое останется в нем.
— Пусть, — эхом отозвалась Арина. — А хорошее приумножится. Тамара Игоревна, а как ваши зубы? Врач что сказал?
Свекровь поперхнулась оливье.
— А? Врач? Да… сказал, сложный случай. Лечить долго надо. Пока вот временную пломбу поставил.
— Бедная вы наша, — с сочувствием сказала Арина. — Сто тысяч — это ж только начало, наверное? Цены-то сейчас бешеные.
Виталик напрягся, бросил на жену предостерегающий взгляд.
— Ну, хватит о болезнях, — перебила Тамара Игоревна. — Давайте о хорошем. Арина говорила про подарок.
— Точно! — Арина хлопнула в ладоши. — Виталик, принеси коробку из прихожей.
Виталик, недоумевая, принес коробку. Тамара Игоревна, забыв про зубную боль, жадно потянула руки к подарку.
— Это от нас с Виталиком. От души, — сказала Арина.
Свекровь развязала бант, сорвала обертку. Открыла крышку.
Внутри лежал… старый, треснутый унитазный бачок. Чистый, отмытый, но безнадежно расколотый, склеенный скотчем. А внутри бачка — пачка распечатанных чеков и выписок.
В комнате повисла тишина. Такая, что было слышно, как тикают часы на стене.
— Это… что? — прошипела Тамара Игоревна, багровея.
— Это, мама, — спокойно начала Арина, — символ. Символ того, куда уходят наши семейные деньги. В унитаз. А бумажки там — это выписка из банка Виталика за последний год. Я тут посчитала на досуге. Двести сорок тысяч. На зубы, на спину, на окна, на «срочные долги».
Виталик вскочил, опрокинув стул.
— Арина! Ты что творишь?!
— Я? Я правду дарю. Самый лучший подарок. — Арина встала, глядя прямо в глаза свекрови. — Тамара Игоревна, жилет у вас шикарный. Жаль только, что он куплен на деньги, которые мы откладывали на ремонт. На деньги, из-за которых я хожу в дырявых сапогах.
— Вон! — взвизгнула свекровь. — Вон из моего дома! Виталик, ты слышишь, как она с матерью разговаривает?! Выгони её!
Виталик стоял, растерянный, переводя взгляд с матери на жену, с жилета на разбитый бачок.
— Мам, — тихо сказал он. — А правда… зубы-то… ты же говорила…
— Что «говорила»?! — заорала Тамара Игоревна. — Я тебя вырастила! Я ночей не спала! А ты мне чеки считаешь?! Да я имею право на нормальную жизнь! А эта… эта нищебродка только деньги твои считает!
— Эта нищебродка, — ледяным тоном перебила Арина, — зарабатывает не меньше твоего сына. И платит половину кредита за машину, на которой вы, Тамара Игоревна, на дачу рассаду возите.
Она повернулась к мужу.
— Виталик, выбор за тобой. Либо мы сейчас уходим вместе и начинаем жить своим умом, без вранья и спонсирования маминых капризов, либо я ухожу одна. И подаю на развод. И на раздел имущества. Машину будем пилить.
Виталик смотрел на неё, как на инопланетянку. Он никогда не видел жену такой. Жесткой, решительной, безжалостной. Он привык, что Арина мягкая, уступчивая, что с ней всегда можно договориться, уговорить, надавить на жалость.
— Ариш, ну зачем так… Сейчас Новый год… Давай потом…
— Нет, Виталик. Сейчас. Прямо сейчас.
В этот момент в дверь позвонили. Звонок был резким и требовательным. Тамара Игоревна, все еще красная от гнева, рявкнула:
— Кто там еще?!
Она пошла открывать. На пороге стоял мужчина. Высокий, плотный, в дорогом пальто, с проседью в висках. За его спиной маячили двое крепких парней в униформе грузчиков.
— Вавилова Тамара Игоревна? — спросил мужчина баритоном, от которого дребезжали стекла.
— Ну я, — буркнула свекровь, немного растеряв боевой пыл.
— Добрый вечер. Я по объявлению. Вы продаете дачу в Садовом? Срочная продажа, цена ниже рыночной. Мы договаривались по телефону вчера. Я привез задаток и готов забрать ключи. Парни сейчас вещи ваши вывезут, если что-то осталось.
Арина замерла. Виталик вышел в коридор, бледный как полотно.
— Какую дачу? — спросил он. — Мама, ты что, дачу продаешь? Отцовскую?
Тамара Игоревна попятилась, прижимая руки к груди. Жилет на ней вдруг показался нелепым, как театральный костюм.
— Виталик, я хотела объяснить… — забормотала она. — Там долги… Я вложилась… в одно дело… пирамида… думала, проценты будут… хотела вам помочь!
— Какая пирамида?! — взревел Виталик. — Ты продаешь дачу, которую отец строил?! За долги?! А мои деньги? Те двести тысяч? Они куда ушли?!
— Туда же… — прошептала мать, опустив глаза. — Я думала, отыграюсь…
Арина смотрела на эту сцену и понимала: это не просто скандал. Это крах. Крах всего уклада жизни, который Виталик так тщательно оберегал. Его святая мать оказалась игроманом или жертвой мошенников, а он — слепым спонсором её безумия.
Мужчина в пальто нетерпеливо постукивал ногой.
— Так мы оформляем или как? У меня времени мало.
Виталик схватился за голову.
— Нет! Ничего мы не продаем! Мама, скажи ему!
— Продаем, сынок, — всхлипнула Тамара Игоревна. — Иначе меня… они сказали, квартиру заберут. Я расписку написала под залог квартиры.
Арина молча подошла к вешалке, сняла свое пальто. Надела те самые сапоги с трещиной.
— Куда ты? — крикнул Виталик, хватая её за рукав. — Арина, не уходи! Ты видишь, что творится? Помоги! Надо что-то делать! Юриста искать, в полицию…
Она посмотрела на него. В его глазах был страх. Страх маленького мальчика, который разбил вазу и не знает, как склеить. Но Арина больше не хотела быть клеем.
— Виталик, — сказала она спокойно. — Это твоя мать. Твои долги. Твоя дача. И твои проблемы. Я свои сто тысяч «на зубы» уже списала в убытки. Больше я в это не играю.
— Ты бросишь меня сейчас? Вот так? Когда у нас беда?
— Это не беда, Виталик. Это закономерность. Ты выбирал маму каждый раз, когда врал мне. Каждый раз, когда забирал у нашей семьи. Вот теперь у тебя есть мама. И её долги. Наслаждайся.
Она открыла дверь.
— Арина! — крикнул он ей в спину. — Если ты уйдешь, назад дороги не будет!
— Я знаю, — ответила она, не оборачиваясь. — Я на это и рассчитываю.
Она вышла в морозный вечер. Снег падал крупными хлопьями, закрывая грязь на асфальте. Где-то вдалеке уже начали взрывать петарды. Арина вдохнула холодный воздух полной грудью. Ей было страшно. У неё не было денег, не было жилья (квартира была Виталика, добрачная), не было плана. Но было чувство, что с души сняли бетонную плиту.
Она достала телефон. Набрала номер.
— Люсь? Привет. С наступающим. Слушай, твое предложение насчет пожить у тебя пару дней, пока ты к родителям уезжаешь… оно в силе? Да? Спасибо. Я еду. С меня шампанское. Нет, не празднуем. Начинаем новую жизнь.
Арина спрятала телефон в карман и зашагала к остановке. Впервые за долгое время она не чувствовала тяжести в ногах, несмотря на дырявые сапоги. Она шла легко. Впереди была неизвестность, но это была её неизвестность. А не чужая ложь, упакованная в подарочную коробку…
Она думала, что поставила точку, но ошибалась. Пока такси увозило её в ночь, Виталик уже придумал подлый ход, как заставить жену расплачиваться за мамины долги. Утренний звонок превратит обычный развод в войну на уничтожение. Арина еще не знала, что у неё в руках есть козырь, который оставит мужа нищим.
