— Ой, что это там? — я остановилась на полпути к станции, прислушиваясь.
Плач доносился откуда-то сбоку, слабый, но настойчивый. Февральский ветер трепал подол пальто. Я свернула к насыпи, туда, где заброшенная будка стрелочника темнела на фоне снега.
Свёрток лежал прямо у рельсов. Грязное одеяло, из которого торчал крошечный кулачок.
— Мать честная… — я подхватила узел на руки.
Девочка. Может, год. Посиневшие губки, но дышит. Плачет еле слышно — сил уже нет, видно.
Я распахнула пальто, прижала к себе. Побежала обратно в деревню, к фельдшеру.
— Зинаида, ты откуда это чудо? — Марья Петровна осматривала малышку.
— У путей нашла. Прямо на снегу.
— Подкидыш, значит. В милицию надо.
— Какая милиция! — я прижала девочку крепче. — Замёрзнет же по дороге.
Марья Петровна вздохнула, полезла в шкаф за молочной смесью.
— На первое время. А дальше что делать будешь?
Я посмотрела на личико девочки. Она перестала плакать, уткнулась носиком мне в свитер.
— Растить буду. Что ж ещё.
Соседки ахали, качали головами. Говорили — дура, мол, одна живёшь, тридцать пять лет, замуж пора, а не чужих детей подбирать. Я молчала.
Знакомые помогли с документами.
Алёнкой назвала. Светлая такая, как солнышко.
Первые месяцы не спала почти. То температура, то животик, то зубки. Качала на руках, пела колыбельные, которые от бабушки помнила.
— Ма! — сказала она в десять месяцев, протягивая ко мне ручонки.
Я разревелась. Столько лет одна, а тут — мама.
Ко второму году бегала по избе, за котом Васькой гонялась. Любопытная росла, во всё совала розовый носик.
— Баба Галя, гляди, моя умница какая! — хвасталась я соседке. — Все буквы в книжке показывает.
— Да ну? В три-то года?
— А ты проверь!
Галя показывала букву за буквой, Алёнка чётко называла. Потом ещё и сказку пересказала — про курочку Рябу.
В пять лет пошла в детский сад в соседнее село. Я на попутках возила. Воспитательница удивлялась — читает уже бегло, считает до ста.
— Откуда такая смышлёная?
— Всей деревней учили, — шутила я.
В школу пошла с косичками до пояса. Я заплетала каждое утро, ленты подбирала под платьице. Учительница на первом же собрании подошла:
— Зинаида Ивановна, ваша дочь особенная. Я таких способных детей редко встречаю.
Сердце распирало от гордости. Моя дочь. Моя Алёнушка.
Годы летели. Алёнка выросла настоящей красавицей — высокая, статная, глаза синие, как летнее небо. В районных олимпиадах призовые места брала, учителя нахваливали.
— Мам, я в медицинский хочу, — заявила она в десятом классе.
— Дорого это, доченька. Где ж мне денег взять на город, на общежитие?
— Я на бюджет поступлю! — глаза горели. — Вот увидишь!
И ведь поступила. Весь выпускной я проплакала — от счастья и от страха. Впервые она уезжала так далеко, в областной центр.
— Не плачь, мам, — обнимала меня на вокзале. — Я каждые выходные приезжать буду.
Врала, конечно. Учёба захватила. Приезжала раз в месяц, потом реже. Но звонила каждый день.
— Мамуль, у нас такая анатомичка сложная! А я сдала на отлично!
— Умница моя. Кушаешь хорошо?
— Да, мам. Не волнуйся.
На третьем курсе влюбилась. Паша, однокурсник. Привезла познакомить — высокий, серьёзный парень. Руку пожал крепко, в глаза смотрел прямо.
— Хороший, — одобрила я потом. — Только смотри, учёбу не забрасывай.
— Мам! — возмутилась Алёнка. — Я красный диплом делаю!
После института предложили остаться в ординатуре. Педиатром решила стать — детей лечить.
— Как ты меня когда-то выходила, — сказала по телефону. — Теперь я других спасать буду.
В деревню приезжала всё реже. То дежурства, то экзамены. Я не обижалась — понимала. Молодость, город, своя жизнь.
А потом позвонила как-то вечером, голос странный:
— Мам, можно я завтра приеду? Поговорить надо.
— Конечно, доченька. Что-то случилось?
— Приеду — расскажу.
Всю ночь не спала. Сердце ныло — чувствовало беду.
Приехала бледная, осунувшаяся. Села за стол, чай налила, а руки дрожат.
— Мам, ко мне люди приходили. Говорят… говорят, они мои биологические родители.
Чашка выскользнула из моих рук, разбилась о пол.
— Как нашли?
— Какие-то связи у них, поиски через людей… Не знаю точно. Женщина плакала. Говорит, молодая была, глупая. Родители заставили отдать. Потом всю жизнь жалела. Искала.
Я молчала. Много леь боялась этого дня.
— И что ты?
— Я сказала, что подумаю. Мам, я не знаю, что делать! — Алёнка разрыдалась. — Ты моя мама, единственная! Но они… они же тоже страдали все эти годы…
Я обняла её, гладила по волосам.
— Страдали, говоришь? А кто тебя у рельсов зимой бросил? Кто не подумал, выживешь ли?
— Она сказала, положила у будки стрелочника. Знала, что он скоро проверку делать придёт. Но он заболел в тот день…
— Господи…
Мы сидели, обнявшись. За окном темнело. Васька-кот тёрся о ноги, просил ужин.
— Я встречусь с ними, — сказала Алёнка через неделю. — Просто поговорю. Узнаю… почему.
Сердце сжалось, но я кивнула:
— Правильно, доченька. Тебе нужны ответы.
Встреча назначена была в городе, в кафе. Я поехала с ней — сидела в соседнем зале, ждала.
Вышла она через два часа. Глаза красные, но спокойная.
— Ну как?
— Обычные люди. Ей было семнадцать тогда. Родители пригрозили выгнать из дома. Отец мой… он и не знал ничего. Она скрывала. Потом вышла замуж за другого, родила ещё детей. Но меня всегда помнила.
Мы шли по весеннему городу. Цвела сирень, пахло свежестью.
— Они хотят общаться. Познакомить с братьями, сестрой. Отец… биологический… он вдовец сейчас. Плакал, когда узнал.
— И что ты решила?
Алёнка остановилась, взяла мои руки в свои:
— Мам, ты всегда будешь моей мамой. Той, кто растил, любил, верил в меня. Это не изменится никогда. Но… я хочу узнать их. Не для того, чтобы заменить тебя. А чтобы… чтобы понять себя до конца.
Слёзы душили, но я улыбнулась:
— Я понимаю, доченька. И я всегда буду рядом.
Она обняла меня крепко-крепко:
— Знаешь, она сказала спасибо. За то, что ты меня спасла, вырастила такой. Сказала, что я выросла лучше, чем могла бы с ней — испуганной девчонкой без образования.
— Не в этом дело, Алён. Просто я любила тебя. Каждый день, каждую минуту.
Теперь у Алёнки две семьи. Она познакомилась с братьями — один инженер, другая учительница.
С биологической матерью созваниваются, иногда встречаются. Тяжело далось им это прощение, но дочка моя сильная — смогла.
На свадьбе Алёнки с Пашей сидели за одним столом — я и та женщина. Обе плакали, когда жених с невестой танцевали первый танец.
— Спасибо вам, — тихо сказала она. — За дочь.
— Это вам спасибо. За то, что подарили мне её.
Алёнка работает теперь в областной детской больнице. Спасает малышей. Когда родила сама — девочку назвали Зиной, в мою честь.
— Мам, нянчиться будешь? — смеётся дочка, протягивая мне внучку.
— А как же! Сказки буду рассказывать, песни петь. Как тебе когда-то.
Маленькая Зиночка хватает меня за палец, улыбается беззубым ротиком. Точь-в-точь как Алёнка когда-то, у железной дороги, когда я взяла её на руки и поняла — это судьба.
Любовь не выбирает, кого считать своим. Она просто есть — огромная, как небо над нашей деревней, тёплая, как летнее солнце, верная, как материнское сердце.
