Диана вздрогнула. Она знала, что этот момент неизбежно наступит, но всё равно оказалась не готова. Через стол от неё сидела мать, Ирина Леонидовна, как всегда безупречно одетая и подтянутая, несмотря на свои шестьдесят два. Солнце играло на серебряных нитях её короткой стрижки, а в глазах стояла решимость, какую Диана видела лишь несколько раз в жизни.
— Я повторять не буду, — сказала мать, постукивая ногтем по столешнице. — Я себе на старость заработала, а вы крутитесь как хотите.
В кухне повисла тишина. Диана смотрела на чашку с жасминовым чаем и пыталась собраться с мыслями. Рядом сидел её муж Кирилл, молчаливый и напряжённый, словно не знал, куда себя деть. Их пятилетняя дочь Полина играла в соседней комнате, не подозревая о разговоре, который перевернёт их жизнь…
— Мама, но ты же обещала, — наконец произнесла Диана. — Когда мы брали ипотеку, ты сказала, что поможешь. Мы рассчитывали…
— Рассчитывали! — Ирина Леонидовна фыркнула. — На чужие деньги всегда легко рассчитывать. А вот я рассчитывала, что к сорока годам моя дочь сможет стоять на собственных ногах.
Кирилл кашлянул, но промолчал. Диана знала, что муж не вмешается — тещи он побаивался с самой свадьбы, когда та отвела его в сторону и что-то долго шептала ему на ухо, отчего Кирилл вернулся к столу бледный и не притронулся к шампанскому.
— Мы стоим на своих ногах, — сказала Диана, стараясь говорить спокойно. — Но ты же знаешь ситуацию. У Кирилла сократили зарплату, я не так давно вернулась из декрета…
— И что? Думаешь, мне легко было? — мать подняла брови. — Когда твой отец нас бросил, тебе было восемь. Я осталась одна с ребёнком, без квартиры, с кредитами. И ничего, выкарабкалась.
— Тогда были другие времена.
— Времена всегда одинаковые для тех, кто не хочет работать.
Диана почувствовала, как внутри закипает злость. Это была старая песня. Мать никогда не упускала случая напомнить, как тяжело ей пришлось, как она «пахала на трёх работах» и «ночей не спала», чтобы Диана «выросла в нормальных условиях». С годами история обрастала всё новыми подробностями — иногда Диане казалось, что мать сама уже не помнит, как всё было на самом деле.
— Мы оба работаем, — тихо сказала она. — И дело не в этом. Ты обещала помочь с первоначальным взносом за квартиру. Мы на это рассчитывали, когда подписывали договор. А теперь у нас две недели до внесения платежа.
Ирина Леонидовна достала из сумочки портсигар, щёлкнула крышкой и вытащила тонкую сигарету. Этот жест всегда означал, что разговор закончен.
— Я передумала, — сказала она, закуривая. — Эти деньги я откладывала тридцать лет. Это моя подушка безопасности. Моя! А вы молодые, сильные. Справитесь.
— Где мы возьмём шестьсот тысяч за две недели? — Диана почувствовала, как дрожит голос.
— Займите, продайте что-нибудь, возьмите ещё кредит, — мать выдохнула дым. — В конце концов, квартиру можно и поменьше найти. Не обязательно сразу трёшку брать.
— Это для Полины, — сказал вдруг Кирилл, и Диана удивлённо посмотрела на мужа. — Мы хотели, чтобы у неё была своя комната. И место для второго ребёнка.
Ирина Леонидовна перевела взгляд на зятя, и что-то в её лице изменилось.
— Второго? — переспросила она. — Вы что, уже и второго запланировали? На мои деньги?
— Не на твои, — сказала Диана. — На свои. Но с твоей помощью, как ты обещала.
— Я ничего не обещала! — отрезала мать. — Я сказала, что подумаю. И я подумала. Нет.
Она затушила сигарету в пепельнице, которую всегда носила с собой, и поднялась.
— Через неделю я улетаю в Таиланд, — сообщила она. — На три месяца. Давно мечтала. Буду жить у моря, наслаждаться жизнью. Я это заслужила.
Она направилась к выходу, но у двери обернулась.
— А вы, — она окинула взглядом кухню, словно оценивая обстановку, — вы ещё молодые. У вас всё впереди. Заработаете.
Когда дверь за матерью захлопнулась, Диана и Кирилл ещё долго сидели молча. Полина забежала на кухню, спрашивая, куда делась бабушка, но, не получив ответа, вернулась к своим игрушкам.
— Что будем делать? — наконец спросил Кирилл.
Диана смотрела в окно, где мелькнула фигура матери, садящейся в такси.
— Не знаю, — честно ответила она. — Правда не знаю…
Квартира Валентины Сергеевны находилась на первом этаже старого дома на окраине города. Когда-то здесь был респектабельный район, но теперь облупившаяся штукатурка и заросший двор говорили о лучших временах, оставшихся в прошлом. Диана нерешительно постояла у подъезда, проверяя адрес в телефоне. Давно забытая тётка матери, о которой в семье почти не говорили — Диана даже не помнила, виделись ли они когда-нибудь. Но сейчас, когда счёт шёл на дни, она цеплялась за любую соломинку.
Домофон не работал, и Диана просто толкнула тяжёлую дверь. В подъезде пахло кошками и вчерашним борщом. Квартира номер три оказалась в самом конце коридора. Диана глубоко вдохнула и нажала на звонок.
Дверь открылась почти сразу, словно хозяйка стояла за ней, ожидая гостью. На пороге стояла пожилая женщина в простом домашнем платье с цветочным узором. Седые волосы были собраны в аккуратный пучок, а в глазах за толстыми стёклами очков читалось любопытство.
— Ты, значит, Дианка, — сказала она вместо приветствия. — Ириночкина дочка. Вылитая мать в молодости, только глаза добрее.
Диана растерялась.
— Здравствуйте, Валентина Сергеевна. Извините, что без предупреждения…
— Да ладно тебе, — махнула рукой старушка. — Заходи уже. Я ватрушек напекла. Чувствовала, что кто-то придёт сегодня.
Квартира оказалась маленькой, но удивительно уютной. Каждый уголок был обжит, каждая вещь стояла на своём месте. На стенах висели старые фотографии в рамках, на подоконниках теснились горшки с фиалками, а в углу комнаты мурлыкал полосатый кот.
— Присаживайся, — Валентина Сергеевна указала на стул у круглого стола, накрытого кружевной скатертью. — Чай будешь? Или кофе? У меня настоящий есть, турецкий. Мне сосед привозит, он дальнобойщиком работает.
— Чай, пожалуйста, — Диана осторожно опустилась на стул, не зная, с чего начать разговор.
Хозяйка засуетилась у плиты, гремя чашками и заваривая чай. От неё исходило спокойствие и какая-то основательность, которой Диане всегда не хватало в собственной матери.
— Ну, рассказывай, — Валентина Сергеевна поставила перед гостьей чашку с чаем и тарелку с ватрушками. — Что привело тебя к старой тётке, с которой твоя мать двадцать лет не разговаривает?
Диана подняла глаза.
— Вы знали, что я приду?
— Не то чтобы знала, — хозяйка усмехнулась. — Но догадывалась, что рано или поздно Иркины фокусы кого-нибудь ко мне приведут. Она всегда была… сложным человеком.
— Это мягко сказано, — вырвалось у Дианы, и она тут же прикусила язык.
Но Валентина Сергеевна только рассмеялась.
— Не стесняйся. Я эту девочку с пелёнок знаю. И характер её тоже. Всегда была себе на уме, всегда с расчётом. Даже в детстве игрушками не делилась, всё своё берегла. А теперь, видать, что-то натворила?
Диана вздохнула и рассказала всё: про обещание матери помочь с ипотекой, про внезапный отказ за две недели до платежа, про Таиланд и «я себе на старость заработала».
Валентина Сергеевна слушала внимательно, иногда качая головой, но не перебивая. Когда Диана закончила, старушка долго молчала, помешивая ложечкой в своей чашке.
— Знаешь, — наконец сказала она, — есть такая порода людей. Они всё время говорят о своих заслугах, о том, как тяжело им далось то, что они имеют. Но когда дело доходит до помощи близким — всё, жадность перевешивает.
— Я не могу её понять, — призналась Диана. — Она всегда учила меня, что семья — это главное. Что нужно помогать друг другу. А сама…
— Слова и дела у неё всегда расходились, — кивнула Валентина Сергеевна. — Помню, когда твоя бабушка болела — моя сестра, её мать — Иринка даже навещать её не хотела. Всё работа, работа. А как бабушка ушла из жизни, так сразу и квартиру её продала, и вещи повыбрасывала. Даже фотографии не сохранила.
Диана почувствовала, как к горлу подкатывает ком. Она плохо помнила бабушку — той не стало, когда ей было лет пять. Но что-то в словах Валентины Сергеевны задело её за живое.
— Я не знаю, что делать, — честно призналась она. — У нас две недели, чтобы найти шестьсот тысяч. Иначе мы потеряем задаток и квартиру.
Валентина Сергеевна внимательно посмотрела на неё.
— А зачем ты ко мне пришла, девочка? Денег просить? Так у меня их нет. Я на пенсию живу, сама знаешь какую.
Диана покраснела.
— Нет, что вы. Я просто… — она замялась. — Мама как-то упоминала, что у вас остались какие-то семейные вещи. Документы, фотографии. Я подумала, может, там есть что-то, что поможет понять… понять её. Почему она такая.
Валентина Сергеевна усмехнулась.
— Хитришь, девочка. Но ладно, — она поднялась и подошла к старому комоду. — Есть у меня кое-что. Не знаю, поможет ли тебе это с деньгами, но, может, хоть душу успокоит.
Она достала из ящика потрёпанную папку с завязками.
— Вот, держи. Тут письма твоей бабушки, фотографии, кое-какие документы. И дневник Иринкин, детский ещё. Она у меня его забыть изволила, когда в последний раз заходила, лет двадцать назад. Всё собиралась отдать, да случая не представилось.
Диана осторожно приняла папку.
— Спасибо, — сказала она, не зная, что ещё добавить.
— Не за что, — Валентина Сергеевна снова села за стол. — Только учти: что бы ты там ни нашла, это не оправдание. Понимать человека и прощать его подлости — разные вещи…
Кирилл нашёл её в два часа ночи, сидящей на полу в окружении разложенных фотографий, писем и вырезок из газет.
— Диан, ты чего не спишь? — он потёр заспанные глаза. — Что это у тебя?
Диана подняла на мужа взгляд, и он отшатнулся — столько в нём было странного возбуждения.
— Я, кажется, кое-что нашла, — сказала она, показывая на пожелтевший лист бумаги. — Смотри.
Кирилл опустился рядом с ней на пол и взял протянутый документ.
— Это… что? Договор?
— Это дарственная, — Диана поднялась и начала ходить по комнате. — Понимаешь? Моя бабушка, мать мамы, подарила ей квартиру. Ту самую, в которой мама жила, когда я была маленькой. Мама всегда говорила, что купила её сама, что «горбатилась на трёх работах». А на самом деле она получила её в подарок от своей матери!
Кирилл нахмурился, вчитываясь в текст.
— И что? Может, она просто не хотела, чтобы ты знала?
— Дело не в этом, — Диана остановилась перед ним. — Смотри дальше. Вот письма бабушки… Она не просто подарила квартиру. Она ещё и давала маме деньги — регулярно, каждый месяц. Даже когда сама уже болела и лежала в больнице.
Она протянула Кириллу ещё несколько листков.
— А вот это из маминого дневника. Она писала, что «мать опять суёт свой нос в мои дела», что «достала со своей заботой». Понимаешь? Моя мать построила всю свою личность на мифе о том, что она всего добилась сама. А на самом деле ей помогали — и очень существенно.
Кирилл отложил бумаги и потёр лицо ладонями.
— Диан, это всё интересно, но как это поможет нам с ипотекой?
Диана села рядом с ним и взяла за руку.
— Я думаю, мама продала не только бабушкину квартиру, — тихо сказала она. — Тут есть упоминания ещё об одной собственности — даче в Подмосковье. Бабушка писала о ней в письмах, говорила, что оформила на маму. Но мама никогда о ней не упоминала. Я думаю, она её тоже продала.
— И?
— И не заплатила налоги, — Диана показала на старую газетную вырезку. — Смотри, тут статья о налоговой амнистии 90-х годов. Многие тогда не платили налоги с продажи недвижимости. Если мама продала дачу и не заплатила…
— То что? — Кирилл выглядел озадаченным. — Ты хочешь шантажировать свою мать?
Диана покачала головой.
— Нет. Я хочу поговорить с ней. Просто поговорить. Но теперь — на равных…
Ирина Леонидовна открыла дверь с недовольным видом. Было восемь утра воскресенья — время, когда она обычно ещё спала после субботних посиделок с подругами.
— Что случилось? — спросила она, увидев дочь на пороге. — Надеюсь, это что-то серьёзное.
— Серьёзное, — кивнула Диана, проходя в квартиру без приглашения. — Нам нужно поговорить.
Она прошла на кухню и села за стол. Мать, в шёлковом халате и с растрёпанными волосами, выглядела непривычно уязвимой без своего обычного макияжа и укладки.
— Если ты опять про деньги, то разговор окончен, — сказала Ирина Леонидовна, доставая из шкафчика кофе. — Я всё сказала.
— Я была у Валентины Сергеевны, — просто сказала Диана.
Рука матери, держащая банку с кофе, замерла в воздухе.
— У кого?
— У твоей тёти. Сестры бабушки Веры.
Ирина Леонидовна медленно поставила банку на стол и повернулась к дочери. Её лицо изменилось — губы сжались в тонкую линию, а в глазах появился странный блеск.
— И зачем ты к ней ходила? — голос звучал обманчиво спокойно.
— Хотела узнать о нашей семье, — Диана положила на стол папку, которую принесла с собой. — И узнала много интересного.
Мать перевела взгляд на папку, но не притронулась к ней.
— Например? — спросила она всё тем же ровным голосом.
— Например, что бабушкину квартиру ты не покупала. Она подарила её тебе. И ещё помогала деньгами — регулярно, до самого конца.
Ирина Леонидовна фыркнула.
— И что? Это было давно. Какая разница?
— Разница в том, — Диана подалась вперёд, — что ты всю жизнь рассказывала мне, как тяжело тебе было, как ты «пахала на трёх работах», чтобы обеспечить нас жильём. А на самом деле тебе помогали. Точно так же, как ты обещала помочь мне.
Мать отвернулась и включила кофеварку. Её спина выглядела напряжённой.
— Это совсем другое. Времена были другие. И вообще, прошлое не имеет отношения к настоящему.
— А дача в Павловском? — спросила Диана. — Та, что бабушка тоже оформила на тебя? О которой ты мне никогда не рассказывала?
Ирина Леонидовна резко повернулась.
— Откуда ты…
— Из писем, — Диана постучала пальцем по папке. — Бабушка писала тебе о ней. О том, как она хотела, чтобы там отдыхали её внуки. То есть я.
Мать скрестила руки на груди.
— Я продала эту дачу. Она была старая, разваливающаяся. Никто бы там не смог отдыхать.
— Когда?
— Что «когда»?
— Когда ты её продала? — Диана не отводила взгляда от матери.
— Не помню, — Ирина Леонидовна отмахнулась. — Давно. Какая разница?
— В 93-м? — Диана достала из папки газетную вырезку. — До налоговой амнистии?
Мать побледнела.
— К чему ты клонишь? — спросила она тихо.
Диана глубоко вздохнула.
— Я не хочу тебя шантажировать, мама. Правда. Я просто хочу, чтобы ты выполнила своё обещание. Ты говорила, что поможешь нам с первоначальным взносом. Мы рассчитывали на это. У нас дочь, мы хотим второго ребёнка. Нам нужно где-то жить.
— И ты решила меня заставить? — в голосе матери зазвучала горечь. — Угрожать налоговой?
— Нет, — Диана покачала головой. — Я просто хочу, чтобы ты вспомнила, что когда-то тебе тоже помогали. И что в этом нет ничего постыдного.
Ирина Леонидовна отвернулась к окну. На улице начинался дождь, капли стучали по стеклу, создавая странный, почти мелодичный ритм.
— Ты не понимаешь, — наконец сказала она. — Эти деньги — всё, что у меня есть. Моя подушка безопасности. Что, если я заболею? Что, если мне понадобится операция? Дом престарелых? Кто будет платить?
— Мы будем, — просто ответила Диана. — Твоя семья.
Мать обернулась, и Диана с удивлением увидела в её глазах слёзы.
— Да уж конечно… Много вас таких помощников-то нынче в поколении? — спросила Ирина Леонидовна голосом, в котором вдруг прорезались незнакомые, детские нотки. — Всем только дай-дай-дай, а сами… Да ты же бросишь меня, если я стану бесполезной…
Диана поднялась и подошла к матери.
— Это ты мне всегда говорила, что семья — самое важное, — сказала она. — И знаешь что? В этом ты была права…
Две недели спустя Диана стояла посреди пустой квартиры — их новой квартиры — и не могла поверить, что всё получилось. Солнце заливало просторные комнаты, играло в стёклах окон, и казалось, что сам воздух здесь звенит от счастья.
— Ну как, нравится? — спросил Кирилл, обнимая её сзади.
— Не верится, — честно призналась Диана. — Я до последнего думала, что что-нибудь сорвётся.
— Но не сорвалось, — муж поцеловал её в макушку. — Твоя мать сдержала слово.
Диана поджала губы. После их разговора Ирина Леонидовна действительно перевела деньги — ровно половину обещанной суммы. В сообщении написала: «Остальное после рождения второго ребёнка. Посмотрим, насколько вы серьёзны». А потом улетела в свой Таиланд, не попрощавшись.
— Полина уже выбрала себе комнату, — сказал Кирилл, прерывая её мысли. — Угадай какую?
— Самую маленькую, — Диана постаралась улыбнуться. — Ту, где окно выходит на детскую площадку.
— Точно, — Кирилл коснулся её плеча. — Сказала, что будет смотреть на качели, пока не сможет на них качаться.
В телефоне Дианы раздался сигнал. Новое сообщение от матери: «Туристическая страховка здесь безумно дорогая. Не могла бы ты переслать мне ещё пятьдесят тысяч? Верну, когда вернусь».
Диана показала сообщение Кириллу.
— А мы думали, что что-то изменилось, — сказал он с горечью.
— Ничего не изменилось, — Диана убрала телефон в карман, не ответив на сообщение. — И это нормально. Знаешь, я пыталась понять её, простить. Думала, что если мы поговорим по душам, она изменится. Но люди не меняются. Особенно в её возрасте.
Кирилл смотрел на неё с беспокойством.
— Ты в порядке?
— Я в порядке, — Диана обвела взглядом пустую квартиру. — Знаешь, я вдруг поняла одну вещь. Мы с тобой всю жизнь будем расплачиваться за эту ипотеку. Будем считать каждую копейку, откладывать на образование Полины, экономить на отпуске. А мама будет жить в своё удовольствие на деньги, которые копила всю жизнь. И которые ей достались от бабушки.
— И что? — Кирилл подошёл ближе. — Так устроен мир. Одни экономят, другие тратят.
— Не в этом дело, — Диана покачала головой. — Дело в выборе. Она выбрала себя. Всегда выбирала только себя. И сейчас тоже.
— А мы выбрали семью, — Кирилл обнял её. — И я думаю, мы сделали правильный выбор.
Диана прижалась к мужу, чувствуя, как внутри разливается странное спокойствие. Ей больше не хотелось плакать или злиться. Не хотелось ничего доказывать или объяснять. Просто жить. Просто любить. Просто растить детей.
Телефон снова пискнул. Ещё одно сообщение от матери: «Кстати, на обратном пути я планирую остановиться у вас на месяц-другой. Посмотрю, как вы устроились. Может, помогу с ремонтом советами».
Диана молча выключила телефон и положила его на подоконник.
— Знаешь, что я сейчас хочу? — спросила она у мужа.
— Что?
— Поставить новый замок, как только отдадим маме долг. И никому не давать ключи.
Кирилл рассмеялся, но в его смехе не было веселья.
— Хорошая идея, — сказал он. — Очень хорошая идея.
За окном садилось солнце, окрашивая стены их новой квартиры в тёплые тона. Где-то на детской площадке смеялись дети. Жизнь продолжалась — несовершенная, сложная, настоящая.
И это было нормально…
