— А чем это у вас так пахнет? — женщина с идеальной укладкой и ярко-красной помадой потянула носом воздух и прищурилась. — Гарью, что ли? Опять что-то спалила?
Георгий вздрогнул и бросил виноватый взгляд на жену. Элла замерла у плиты, крепко сжимая деревянную лопатку. Костяшки пальцев побелели.
— Это не гарь, Зинаида Петровна, — сквозь зубы процедила она. — Это специи. Карри.
— Карри? — Зинаида Петровна поморщилась и театрально помахала ладонью перед лицом. — Фу, какая ерундень. В моем доме никогда такого не водилось.
— Но мы сейчас не в вашем доме, — тихо заметила Элла.
— Что ты сказала? — Зинаида Петровна приложила ладонь к уху и наклонилась вперед. — Говори громче, я не слышу, когда ты бубнишь себе под нос.
Элла глубоко вдохнула, досчитала до пяти и повернулась к свекрови:
— Я сказала, что это моя кухня, и здесь я готовлю так, как нравится нам с Жорой.
— Вот как? — Зинаида Петровна усмехнулась, присаживаясь за стол и водружая на нос очки в массивной оправе. — А мой сын с каких пор полюбил эту… экзотику? Он у меня вырос на нормальной русской еде. Котлеты, пюре, борщ…
— Мам, ну правда, — Георгий наконец решился вмешаться. — Карри — это просто приправа, ничего особенного.
— Ничего особенного? — Зинаида Петровна смерила сына взглядом, полным разочарования. — Ты посмотри на себя — исхудал весь, бледный. А всё почему? Потому что нормальной еды не ешь.
Элла с грохотом поставила сковороду на подставку.
— У нас с Жорой всё хорошо с питанием. И он выглядит прекрасно.
— Конечно-конечно, — Зинаида Петровна снисходительно улыбнулась. — Ты ведь лучше знаешь, что нужно моему сыну.
Квартира, которую Элла и Георгий снимали второй год, была небольшой, но уютной. По крайней мере, до приезда Зинаиды Петровны. Теперь каждый угол, каждая вещь словно оказались под прицелом. «Пыль на шкафу», «разводы на зеркале», «немытая чашка»… Ничто не укрывалось от зоркого глаза свекрови.
— Кстати, — Зинаида Петровна достала из сумочки кружевную салфетку и аккуратно расстелила её на коленях, — я просмотрела ваши счета за квартиру. Вы переплачиваете. В соседнем доме сдают точно такую же, но на пять тысяч дешевле.
Элла замерла. Внутри всё похолодело.
— Вы… просматривали наши счета?
— А что такого? — искренне удивилась Зинаида Петровна. — Я же хочу помочь. Жора, ты ведь не против? Это же для вашего блага.
Георгий неопределённо пожал плечами:
— Ну, наверное… Хотя, мам, это всё-таки наши личные документы.
— Личные? — Зинаида Петровна фыркнула. — От меня? От родной матери? Сынок, ты что такое говоришь?
Элла медленно положила лопатку на столешницу и повернулась к мужу:
— Жора, поговорим? Наедине.
В спальне Элла плотно закрыла дверь и прижалась к ней спиной.
— Я больше не могу, — тихо сказала она. — Три недели. Три недели, Жора! Она перебрала всю мою косметику, переставила всю мебель в гостиной, критикует каждый мой шаг. А теперь ещё и в наши документы лезет!
— Эль, ну ты же знаешь мою маму, — Георгий виновато развёл руками. — Она просто беспокоится.
— Беспокоится? — Элла уставилась на мужа с недоверием. — Она вчера перестирала всё бельё, которое я только что постирала, потому что «не так сложила».
— Ну, у неё свои представления о порядке…
— Жора! — Элла схватила мужа за плечи и заглянула ему в глаза. — Это наш дом. Наш. Не её.
— Технически, это съёмная квартира, — пробормотал Георгий.
— Не важно! — Элла отпустила его и нервно провела рукой по волосам. — Важно то, что мы тут живём вдвоём. И решения принимаем вдвоём. А теперь… Теперь она везде. Даже в нашей спальне!
— Она что, сюда заходила? — нахмурился Георгий.
— А ты как думаешь, откуда на твоей стороне кровати появилась эта нелепая подушка с вышивкой «Мамин сыночек»?
Георгий смущённо кашлянул:
— Я думал, это ты… в шутку.
— Боже мой, — Элла рухнула на кровать и закрыла лицо руками. — Жора, так нельзя. Нужно поговорить с ней. Объяснить, что есть границы.
— Я пытался, Эль, — Георгий присел рядом. — Но ты же знаешь, она не слушает. Говорит: «Я старая женщина, мне немного осталось, дай хоть порадоваться за сына».
— Ей пятьдесят пять! — воскликнула Элла. — И она здоровее нас обоих вместе взятых!
В дверь деликатно постучали.
— Жорочка, деточка, — раздался голос Зинаиды Петровны, — у вас всё в порядке? Вы так долго… Ужин стынет.
— Какой ужин? — прошептала Элла. — Я даже не успела его закончить.
— Сейчас, мам, — отозвался Георгий. — Мы уже идём.
Когда они вернулись на кухню, стол был уже накрыт. Но вместо курицы с карри там красовалась кастрюля с борщом и тарелка с пирожками.
— Я тут пока вас не было, — сияя, сообщила Зинаида Петровна, — навела порядок. Ту странную массу из сковородки я выбросила — всё равно подгорело. А у меня как раз был с собой борщ, я его утром сварила. И пирожки вчера напекла, с капустой, как ты любишь, сынок.
Элла застыла, глядя на опустевшую сковороду в раковине. Её идеальная курица с карри и кокосовым молоком, которую она готовила полтора часа по специальному рецепту… Выброшена. Просто выброшена.
— Вы выбросили мою еду? — тихо спросила она.
— Ну что ты, милочка, — Зинаида Петровна похлопала её по плечу. — Я тебе одолжение сделала. Всё равно это есть было нельзя. Вот борщ — это другое дело! Настоящая еда!
Элла перевела взгляд на мужа. Георгий неловко переминался с ноги на ногу.
— Мам, это было не очень хорошо…
— Что не хорошо? — Зинаида Петровна всплеснула руками. — Сын мой, я о вас забочусь! Вы же совсем не умеете хозяйничать. Посмотри на эту квартиру — везде пыль, вещи разбросаны…
— Здесь не было пыли до того, как вы начали переставлять вещи, — отрезала Элла. — И ничего не было разбросано. У нас свой порядок.
— Ах, свой порядок! — Зинаида Петровна всплеснула руками. — Называй бардак как хочешь, милочка. Жора, ты же видишь, как она отвечает твоей матери? А я ведь только добра вам желаю.
Георгий мучительно молчал, переводя взгляд с матери на жену и обратно.
— Садитесь ужинать, — скомандовала Зинаида Петровна. — Борщ стынет.
— Я не буду это есть, — Элла скрестила руки на груди.
— Вот как? — Зинаида Петровна приподняла бровь. — Значит, мою еду ты есть не будешь? Жора, ты слышал?
— Слышал, — неожиданно твёрдо ответил Георгий. — И мне это тоже не нравится, мам. Ты выбросила то, что Элла готовила специально для нас.
— Но это же была какая-то… несъедобная экзотика!
— Это была курица с карри, — возразил Георгий. — И мне нравится, как готовит Элла.
Зинаида Петровна поджала губы:
— Значит, моя еда теперь недостаточно хороша для тебя? Я растила тебя одна, недоедала, недосыпала, чтобы ты вырос здоровым мужчиной! А теперь какая-то…
— Мама! — Георгий повысил голос. — Хватит! Элла — моя жена. И я прошу тебя уважать её и наш дом.
В кухне повисла тишина. Зинаида Петровна медленно опустилась на стул, её глаза наполнились слезами.
— Вот, значит, как, — прошептала она. — Отворачиваешься от матери… Я так и знала, что эта женщина тебя против меня настроит.
— Никто никого не настраивает, — устало ответил Георгий. — Просто есть границы, мам. Мы с Эллой хотим жить своей жизнью.
— Своей жизнью? — Зинаида Петровна горько усмехнулась. — Посмотри на себя — тощий, бледный. Квартиру снимаете, когда могли бы жить в моей трёхкомнатной. Готовите непонятно что…
— Мы справляемся, — Георгий обнял Эллу за плечи. — И нам хорошо вместе.
— Ладно, — Зинаида Петровна промокнула глаза платочком. — Раз я тут лишняя, то сейчас же соберу вещи и уеду. Вернусь в свою пустую квартиру, буду там одна доживать свой век…
— Мам, я не говорил, что ты должна уехать прямо сейчас.
— А когда? Завтра? Послезавтра? — Зинаида Петровна уже открыто рыдала. — Сколько у меня осталось времени побыть с единственным сыном?
Элла тихо вздохнула. Эта сцена повторялась уже не в первый раз. Слёзы, упрёки, драматические обещания уехать… А потом всё оставалось по-прежнему.
— Знаете что, — решительно сказала она. — Я думаю, нам всем нужно успокоиться. Поужинаем вашим борщом, Зинаида Петровна. А завтра поговорим спокойно.
Свекровь мгновенно просияла:
— Вот и умница! Я же говорила, Жора, что у неё есть здравый смысл.
Ужин прошёл в напряжённом молчании. Георгий украдкой бросал виноватые взгляды на жену, Зинаида Петровна демонстративно подкладывала сыну добавку, приговаривая: «Кушай, сыночек, тебе надо поправиться». Элла ковыряла ложкой в тарелке, думая о том, что так продолжаться больше не может.
Утром Элла проснулась от звона посуды на кухне. Часы показывали 6:30. Георгий ещё спал, уткнувшись лицом в подушку. Элла тихо встала, накинула халат и вышла из спальни.
Зинаида Петровна, уже при полном параде — с укладкой и макияжем — гремела кастрюлями у плиты.
— Доброе утро, — сухо поздоровалась Элла.
— А, проснулась наконец! — Зинаида Петровна окинула её критическим взглядом. — А я уже завтрак приготовила. Жора скоро на работу, надо его накормить как следует.
— Жора встаёт в восемь, — Элла налила себе воды. — И обычно мы завтракаем вместе.
— В восемь? — Зинаида Петровна всплеснула руками. — Так можно всю жизнь проспать! В моё время…
— Сейчас не ваше время, — перебила Элла. — И я хотела с вами поговорить, пока Жора не встал.
Зинаида Петровна замерла с половником в руке:
— Вот как? И о чём же?
Элла глубоко вдохнула:
— О том, что вы должны уважать наше личное пространство. Нельзя рыться в наших документах, выбрасывать мою еду, переставлять вещи без разрешения.
— Я просто помогаю! — возмутилась Зинаида Петровна. — Если бы ты лучше следила за домом и мужем, мне не пришлось бы вмешиваться.
— Мы с Жорой прекрасно справлялись до вашего приезда, — Элла старалась говорить спокойно. — И будем справляться дальше. Но для этого нам нужно, чтобы вы…
— Чтобы я что? — Зинаида Петровна прищурилась. — Убралась? Оставила вас в покое? Так и скажи прямо — ты хочешь избавиться от свекрови.
— Я хочу нормальных отношений, — Элла сжала кулаки. — Без критики, без вмешательства, без…
— Без меня, — Зинаида Петровна горько усмехнулась. — Всё понятно.
Она с грохотом поставила кастрюлю на стол:
— Жорочка, сынок! — закричала она. — Иди сюда!
Элла вздрогнула:
— Зачем вы его будите?
— Пусть знает, как его жена обращается с его матерью!
Из спальни, зевая, вышел заспанный Георгий:
— Что случилось? Почему крик?
— Вот что, сынок, — Зинаида Петровна скрестила руки на груди. — Твоя жена только что попросила меня убраться из вашего дома.
— Что? — Георгий ошарашенно посмотрел на Эллу. — Эль, правда?
— Нет! — возмутилась Элла. — Я пыталась объяснить, что нам нужно уважать границы друг друга, а она…
— Она хочет, чтобы я исчезла из вашей жизни, — Зинаида Петровна театрально прижала руку к сердцу. — После всего, что я для тебя сделала, Жора…
— Никто такого не говорил! — Элла повысила голос. — Жора, не слушай! Она всё перекручивает!
Георгий растерянно переводил взгляд с матери на жену:
— Так, давайте все успокоимся и…
— Нечего тут успокаиваться, — отрезала Зинаида Петровна. — Я всё поняла. Сегодня же соберу вещи и уеду. Вернусь в свою пустую квартиру, буду там одна… Может, соседка хоть иногда будет заходить, узнать, жива ли я ещё…
Элла закатила глаза:
— Прекратите этот спектакль!
— Спектакль? — Зинаида Петровна задохнулась от возмущения. — Ты слышал, Жора? Она называет мои чувства спектаклем!
Георгий поднял руки:
— Так, стоп! Всем молчать! — он повернулся к Элле. — Что именно ты сказала маме?
— Я сказала, что она должна уважать наше личное пространство. Не лезть в наши документы, не выбрасывать мою еду, не переставлять вещи без разрешения. Это нормальные, здоровые границы, Жора!
— Я просто забочусь о вас! — воскликнула Зинаида Петровна. — А она называет это вмешательством!
— Потому что это и есть вмешательство! — не выдержала Элла. — Вы контролируете каждый наш шаг! Критикуете всё, что я делаю! Решаете за нас, что нам есть, как обставлять квартиру, как жить!
— Неправда! — Зинаида Петровна всплеснула руками. — Жора, ты же видишь, она всё выдумывает!
— Нет, мам, — Георгий вздохнул. — Элла права. Ты действительно… многовато берёшь на себя.
Зинаида Петровна замерла:
— Что? И ты против меня?
— Я не против тебя, — Георгий потёр виски. — Но Элла моя жена, и я хочу, чтобы в нашем доме ей было комфортно.
— А мне, значит, может быть некомфортно? — глаза Зинаиды Петровны снова наполнились слезами. — Я для тебя чужой человек, да?
— Мам, хватит, — Георгий покачал головой. — Никто не говорит, что ты должна уехать прямо сейчас. Но нам действительно нужно установить какие-то правила.
— Правила? Для родной матери? — Зинаида Петровна приложила руку ко лбу. — У меня сейчас сердце остановится от таких слов…
— Может, всё-таки разуемся? — саркастически заметила Элла. — До инфаркта ещё далеко.
— Видишь, как она со мной разговаривает? — Зинаида Петровна вцепилась в руку сына. — И ты это позволяешь?
Георгий осторожно высвободил руку:
— Элла, не надо так. Мам, и ты тоже успокойся. Давайте просто договоримся…
— О чём тут договариваться? — перебила Зинаида Петровна. — Всё ясно как день: я вам мешаю. Что ж, не буду навязываться.
Она решительно направилась в гостиную, где стоял её чемодан:
— Сейчас же соберу вещи и уеду. Не волнуйтесь, больше не побеспокою.
— Мам, ну куда ты в такую рань? — Георгий пошёл за ней. — Давай всё обсудим спокойно…
— Нечего обсуждать, — отрезала Зинаида Петровна, начиная запихивать вещи в чемодан. — Я всё поняла. Мой сын выбрал жену вместо матери. Что ж, твоё право. Только потом не жалуйся, когда она тебя бросит ради другого.
— Что? — Элла, следовавшая за ними, остановилась как вкопанная. — Вы на что намекаете?
— Я? Намекаю? — Зинаида Петровна изобразила удивление. — Ни на что я не намекаю. Просто знаю жизнь. Такие, как ты, надолго не задерживаются.
— Мама! — Георгий повысил голос. — Прекрати немедленно!
— Правда глаза колет? — Зинаида Петровна хмыкнула, продолжая укладывать вещи. — Подумай сам, сынок: что в тебе нашла такая… эффектная женщина? У тебя ни денег особых, ни положения. А она явно метит выше.
— Вы с ума сошли! — Элла задыхалась от возмущения. — Я люблю вашего сына! И мне плевать на деньги и положение!
— Конечно-конечно, — Зинаида Петровна скептически улыбнулась. — Все так говорят поначалу. Но я-то вижу, как ты смотришь на дорогие вещи в магазинах. Как вздыхаешь, когда проходите мимо элитных домов.
— Это просто… Я просто… — Элла растерялась от такого поворота. — Жора, скажи ей!
Георгий стоял, словно громом поражённый:
— Мам, ты серьёзно думаешь, что Элла со мной из-за… каких-то перспектив?
— А почему ещё? — Зинаида Петровна пожала плечами. — Ты хороший мальчик, добрый, работящий. Такие, как ты, обычно далеко идут. Вот она и решила вложиться заранее.
— Всё, с меня хватит! — Элла схватилась за голову. — Я не буду это слушать! Это переходит все границы!
Она стремительно вышла из комнаты, хлопнув дверью так, что задребезжали стёкла. Через несколько секунд хлопнула и входная дверь.
Георгий и Зинаида Петровна остались вдвоём.
— Вот видишь, — торжествующе сказала Зинаида Петровна. — Убежала, даже оправдываться не стала. Совесть нечиста.
Георгий медленно опустился на диван:
— Мам, ты понимаешь, что сейчас наговорила?
— Только правду, — Зинаида Петровна села рядом и положила руку ему на колено. — Я же вижу, как она с тобой обращается. Как служанку тебя держит. Даже готовить нормально не умеет — всё какие-то экзотические чуши. И дома не прибрано, и…
— Хватит, — Георгий отодвинулся. — Хватит, мам. Элла прекрасная жена. Она любит меня, а я — её. И я не позволю тебе её оскорблять.
— Оскорблять? — Зинаида Петровна округлила глаза. — Я просто высказываю своё мнение.
— Твоё мнение никто не спрашивал, — Георгий встал. — И знаешь что? Я думаю, тебе действительно лучше уехать.
— Что? — Зинаида Петровна ахнула. — Ты выгоняешь родную мать?
— Я не выгоняю, — Георгий устало вздохнул. — Я прошу тебя вернуться домой. Потому что так будет лучше для всех нас.
— Лучше для неё, ты хотел сказать! — Зинаида Петровна гневно поднялась. — Она добилась своего! Настроила тебя против матери!
— Никто меня не настраивал, — Георгий покачал головой. — Ты сама всё сделала. Своими словами, своими поступками.
— Так значит, решено? — Зинаида Петровна горько усмехнулась. — Выбираешь её вместо меня?
— Это не выбор, мам, — Георгий подошёл к окну, глядя на пустынный двор. — Это моя жизнь. И я хочу, чтобы в ней было место и для тебя, и для Эллы. Но сейчас… сейчас лучше сделать паузу.
Зинаида Петровна молча смотрела на сына, её губы дрожали. Потом она резко отвернулась и продолжила собирать вещи:
— Хорошо. Я уеду. Но запомни мои слова, Жора: ты ещё пожалеешь о своём выборе.
Элла брела по утренним улицам, не разбирая дороги. В лёгком домашнем халате было холодно, но она не замечала этого. В голове звучали слова свекрови: «Такие, как ты, надолго не задерживаются… Она явно метит выше…».
Как она могла такое сказать? И что хуже всего — Жора не сразу встал на её защиту. Он колебался. Неужели в глубине души он думает так же?
Элла дошла до небольшого сквера и опустилась на скамейку. Только сейчас она заметила, что выскочила из дома в тапочках и без телефона. Прохожие бросали на неё странные взгляды, но ей было всё равно.
Она не знала, сколько просидела так, глядя в одну точку, когда рядом послышались быстрые шаги.
— Эль!
Она подняла голову. Георгий, запыхавшийся, с растрёпанными волосами, стоял перед ней.
— Я обзвонил всех друзей, обегал весь район, — он тяжело дышал. — Почему ты убежала?
— Почему я убежала? — Элла смотрела на него с недоумением. — Серьёзно? После всего, что сказала твоя мать?
Георгий сел рядом, пытаясь взять её за руку, но Элла отодвинулась.
— Я выставил её, — тихо сказал он. — Она уехала.
— Правда? — Элла скептически усмехнулась. — Надолго ли? До следующего раза, когда она начнёт плакать о том, как ты её бросил?
— Нет, Эль, — Георгий покачал головой. — Я сказал ей, что больше такого не потерплю. Что она должна уважать тебя и наш выбор.
— И она просто согласилась? — Элла фыркнула. — Что-то не верится.
— Конечно, нет, — Георгий вздохнул. — Она сказала, что я ещё пожалею. Что ты меня бросишь. Что я неблагодарный сын.
— И ты всё равно настоял на своём? — в голосе Эллы появилось удивление.
— Да, — Георгий серьёзно посмотрел на неё. — Потому что она не права. Ты — моя семья, Эль. И я должен был давно это ей сказать.
Элла молчала, глядя на свои тапочки. Между ними висела тяжёлая пауза.
— Почему ты сразу не вступился за меня? — наконец спросила она. — Когда она начала говорить все эти … ты колебался, Жора.
Георгий опустил голову:
— Я растерялся. Это было так… неожиданно. Я никогда не думал, что она может сказать такое.
— Правда? — Элла посмотрела ему в глаза. — А по-моему, она всегда так думала. Просто раньше не говорила вслух.
— Может быть, — Георгий провёл рукой по волосам. — Но это не значит, что я согласен. Эль, ты же знаешь, что я люблю тебя. И мне плевать, что думает моя мать или кто-то ещё.
— Дело не в этом, Жора, — Элла покачала головой. — Дело в том, что я три недели терпела её придирки, контроль, унижения. А ты смотрел и ничего не делал. Мне пришлось довести ситуацию до скандала, чтобы ты наконец увидел проблему.
— Я… — Георгий замолчал, не зная, что ответить. — Ты права. Я должен был остановить это раньше.
— Но не остановил, — Элла встала со скамейки. — И знаешь, что самое страшное? Я не уверена, что в следующий раз будет иначе.
— Что ты имеешь в виду? — Георгий тоже поднялся, в его глазах мелькнул испуг.
— Я о том, что твоя мать будет давить снова и снова. И каждый раз мне придётся бороться за наше пространство, за наши границы. А ты будешь стоять в сторонке, боясь её расстроить.
— Нет, Эль, — Георгий взял её за плечи. — Я понял свою ошибку. Клянусь, больше такого не повторится.
Элла грустно улыбнулась:
— Знаешь, я тебе верю. Прямо сейчас — верю. Но проблема в том, что я больше не хочу так жить. В постоянном напряжении, ожидая следующего вторжения, следующей проверки на прочность.
— Что ты хочешь сказать? — Георгий побледнел.
— Я хочу сказать, что мне нужно время, — Элла мягко высвободилась из его рук. — Время подумать, готова ли я к жизни, где твоя мать всегда будет третьей в нашем браке.
— Но я же сказал, что выставил её! — Георгий повысил голос. — Чего ещё ты хочешь?
— Я хочу быть уверена, что ты действительно на моей стороне, — Элла вздохнула. — Не только на словах, Жора. И дело даже не в твоей матери. Дело в том, что я увидела, как ты ведёшь себя в сложной ситуации. Как легко поддаёшься манипуляциям. Как не можешь отстоять свою позицию.
— Эль, пожалуйста, — Георгий схватил её за руку. — Давай вернёмся домой. Поговорим спокойно. Я всё исправлю, обещаю.
— Нет, Жора, — Элла осторожно, но твёрдо отняла руку. — Я сейчас поеду к Лене. Поживу у неё некоторое время.
— Ты… уходишь от меня? — в голосе Георгия звучало отчаяние.
— Я беру паузу, — Элла поправила его. — Мне нужно разобраться в своих чувствах. И тебе тоже не помешало бы подумать, чего ты действительно хочешь.
— Я хочу быть с тобой! — воскликнул Георгий. — Что тут думать?
— Не только со мной, — Элла грустно улыбнулась. — Ты хочешь, чтобы все были довольны. Я, твоя мать, ты сам. Но так не бывает, Жора. Иногда приходится делать выбор. И нести за него ответственность.
Она повернулась, собираясь уходить.
— Подожди! — Георгий преградил ей путь. — Хотя бы скажи, когда вернёшься?
— Я не знаю, — Элла пожала плечами. — Может, через неделю. Может, через месяц. А может…
Она не закончила фразу, но Георгий понял. Его лицо исказилось от боли:
— Эль, пожалуйста… Не делай этого.
— Мне жаль, Жора, — она коснулась его щеки. — Правда жаль. Но я должна подумать о себе. О своём будущем.
Она обошла его и пошла прочь. Георгий остался стоять, глядя ей вслед. Он мог бы броситься за ней, мог бы кричать, умолять. Но что-то внутри подсказывало: это не поможет.
Слова матери эхом отдавались в его голове: «Такие, как она, надолго не задерживаются». Неужели мать была права? Нет, не может быть. Элла любит его. Она просто расстроена. Она вернётся.
Должна вернуться.
Дома его встретила пустота. Никаких следов матери — ни чемодана в углу, ни шубы на вешалке, ни запаха её духов. Только на кухонном столе белела записка: «Когда одумаешься, приезжай. Твоя любящая мама».
Георгий смял записку и швырнул в мусорное ведро. Потом достал телефон и набрал номер Эллы. «Абонент временно недоступен,» — сообщил механический голос.
Он опустился на стул и обхватил голову руками. Что-то подсказывало ему: это только начало долгого и трудного пути. И он совсем не уверен, что в конце этого пути его будет ждать Элла.
