Декабрь в этом году выдался суматошный, нервный и какой-то слишком уж мокрый. Вместо пушистых сугробов, которые так любят рисовать на рождественских открытках, под ногами чавкала серая каша из реагентов и грязи, а новогоднее настроение приходилось выжимать из себя по капле, как остатки зубной пасты из тюбика, который давно пора выбросить. Ульяна стояла у плиты, помешивая борщ, и чувствовала себя не женщиной в расцвете лет, а многофункциональным кухонным комбайном, у которого начала сбоить программа.
Ей было пятьдесят два. Возраст, когда ты еще помнишь, как танцевать под «Ласковый май» до утра, но колени уже намекают, что лучше бы полежать с книжкой и ортопедической подушкой. Ульяна считала себя женщиной здравомыслящей, закаленной девяностыми, дефолтами и двумя ремонтами. Она умела варить суп из топора, делать вид, что слушает мужа, когда тот рассуждает о политике, и находить скидки в «Пятерочке» с грацией ищейки, взявшей след.
На кухне пахло вареной капустой, лавровым листом и немного — подгоревшей зажаркой (отвлеклась на кота, который пытался украсть кусок мяса со стола). Кот, рыжий наглец по кличке Чубайс, сидел теперь на подоконнике и делал вид, что он здесь вообще ни при чем, а мясо испарилось само, в результате физической аномалии.
— Ульян, ты там? — раздался голос мужа из гостиной.
Витя. Виктор Сергеевич. Муж, соратник и главный источник бытового шума в квартире. Сейчас он, как истинный стратег диванных войск, оборонял пульт от телевизора и готовился к просмотру очередного политического ток-шоу, где взрослые мужчины орали друг на друга, как чайки на помойке.
— Нет, я в космосе, Вить. Стыкуюсь с МКС, — буркнула Ульяна себе под нос, но громко ответила: — Да тут я, где мне быть? Борщ довариваю.
Телефон на столе звякнул, высветив на экране уведомление. Звук был стандартный, но Ульяна вздрогнула, словно это сработала пожарная сирена. Интуиция — великая вещь. Она вытерла мокрые руки о полотенце с петухами (подарок коллеги на прошлый Новый год, страшненькое, но впитывает хорошо) и взяла смартфон.
Сообщение в мессенджере. Отправитель: «Мама Виктора».
Ульяна вздохнула. Глубоко, протяжно, всем объемом легких. Тамара Петровна. Свекровь. Женщина-легенда, женщина-памятник, женщина, которая могла бы управлять небольшой европейской страной, но ей досталась только семья сына, поэтому она управляла ею с тираническим энтузиазмом.
Текст сообщения был лаконичен, как повестка в военкомат:
«Я тебе список отправила, там подарки мне на Новый год. Выберите с Витей что-нибудь одно, но лучше пункты 1 и 3. Ссылки прикрепила. Целую».
Ульяна хмыкнула. «Целую» в конце звучало как контрольный выстрел или, скорее, как издевательский бантик на коробке с динамитом. Она нажала на прикрепленный файл. Телефон на секунду завис, словно тоже сомневался, стоит ли ей это видеть, но потом все же открыл документ.
Список. Господи, это был не просто список. Это был райдер поп-звезды, собирающейся в мировое турне.
- Робот-пылесос (моющий, с функцией построения карты, бренд указан, модель последняя). Ульяна знала эту фирму. Хорошая. Дорогая. Цена: 35 000 рублей.
- Сервиз «Мадонна» (на 12 персон, настоящий немецкий фарфор, винтаж или перевыпуск). Зачем одинокой пенсионерке сервиз на двенадцать персон? Чтобы кормить двенадцать апостолов? Цена: 28 000 рублей.
- Санаторий «Солнечный берег» (путевка на 14 дней, февраль, номер «Люкс» или «Полулюкс»). Цена: 54 000 рублей.
- Пальто зимнее, шерсть альпака (ссылка на бутик «Элегант»). Цена: 42 000 рублей.
Ульяна перечитала список дважды. Потом посмотрела на кастрюлю с борщом. В борще плавала капуста по тридцать рублей за килограмм (по акции в «Магните»), картошка с дачи родителей и куриная грудка, купленная по желтому ценнику. В списке плавали мечты Тамары Петровны о красивой жизни, где она — графиня, а Ульяна с Витей — крепостные, обязанные платить оброк.
Контраст был разительным, как между балетом Большого театра и сельской дискотекой в доме культуры поселка «Заветы Ильича». Ульяна почувствовала, как внутри начинает закипать раздражение. Не то чтобы она была жадной. Нет. Но они с Витей жили, мягко говоря, не на Рублевке. Обычная трешка в спальном районе, ипотека за которую была выплачена всего два года назад кровью и потом. Машина — десятилетний «Форд», который начал жрать масло с аппетитом алкоголика. Зубы Вити, требующие протезирования (сумма, которую озвучил стоматолог, снилась Ульяне в кошмарах). И, наконец, их дочь Катя, студентка-платница, которой вечно нужны то деньги на курсы, то новые сапоги, потому что старые «совсем не модные, мам, меня засмеют».
— Вить! — крикнула она, стараясь, чтобы голос не сорвался на визг. — Иди сюда! Срочно!
— Что случилось? Чубайс опять наблевал? — голос мужа стал ближе, послышались шалеющие шаги.
Виктор вошел на кухню, почесывая живот через растянутую футболку с надписью «Рожден быть диким». «Диким» Витя был только когда искал второй носок по утрам. Сейчас он выглядел как домашний, уютный и слегка потрепанный плюшевый медведь.
— Хуже, Витя. Чубайс — это мелкий хулиган. У нас тут организованная преступность в лице твоей мамы. На, читай.
Она сунула ему телефон под нос. Виктор прищурился (очки он забыл в комнате), отодвинул экран подальше.
— Что это?
— Список желаний. Деду Морозу. То есть нам.
Витя пробежал глазами по строчкам. Его брови поползли вверх, стремясь к линии роста волос, которая, к слову, с каждым годом отступала все дальше.
— Ого… Альпака? Это кто?
— Это такая лама, Витя. Южноамериканская. Очень дорогая, пушистая и плюющаяся. Как твоя мама в своих мечтах. Только мама не плюется, она … другим она брызжет, — не удержалась Ульяна.
— Уль, ну зачем ты так… — привычно затянул Витя. — Мама просто… ну, размечталась.
— Размечталась?! Витя, посмотри на цифры! Тридцать пять тысяч! Пятьдесят четыре тысячи! У нас на карте семнадцать тысяч до тридцатого числа! Семнадцать! Нам еще коммуналку платить, бензин, продукты. Нам елку, в конце концов, купить надо, а искусственная в кладовке уже выглядит как ёршик для унитаза.
— Ну может, у нас в заначке что есть? — с надеждой спросил муж.
Ульяна посмотрела на него как на умалишенного.
— В заначке? Витя, «заначка» ушла на ремонт стиральной машины в прошлом месяце. Ты забыл? Мастер сказал: «Подшипники сдохли, с вас восемь тысяч». И мы отдали. Всё, заначка пуста, там мышь повесилась и записку оставила: «Жрать нечего».
Виктор почесал затылок. Это был его фирменный жест, означающий глубокую мыслительную деятельность с нулевым результатом.
— Ну, слушай… Она же одна. Пожилая женщина. Ей хочется внимания. Может, скинемся? Кредитку распечатаем?
— Кредитку?! — Ульяна бросила половник в мойку с таким грохотом, что Чубайс на подоконнике подпрыгнул. — Ты в своем уме? Мы только закрыли кредитку сбербанковскую! Ты хочешь опять платить проценты? Ради чего? Ради того, чтобы твоя мама две недели полежала в ванне с солью в санатории, а потом вернулась и сказала, что там сквозило и кормили плохо? Ты же знаешь, ей никогда не угодишь!
Витя вздохнул и сел на табуретку. Табуретка жалобно скрипнула.
— Уль, я все понимаю. Но это мама. Она всем подругам уже, небось, растрепала, что сын ей подарок сделает царский. Стыдно будет, если мы ей коробку конфет принесем.
— А мне не стыдно будет зубы на полку положить в январе? — парировала Ульяна. — Я свою маму радую набором кремов «Черный жемчуг» и новым шарфиком. И она счастлива! Она плачет от умиления и говорит: «Доченька, зачем тратилась». А твоя мама выставляет счет, как коллекторское агентство!
Тамара Петровна действительно была феноменом. Всю жизнь проработав главным бухгалтером в каком-то строительном тресте, она умела считать деньги. Особенно чужие. Выйдя на пенсию, она направила всю свою неуемную энергию на «улучшение качества жизни» и контроль над семьей сына. Она знала, сколько Ульяна получает (примерно), сколько Витя получает (точно), и искренне считала, что они транжирят средства.
— Куда вы тратите? — любила вопрошать она, поджав губы. — Я вот на свою пенсию и откладывать умудряюсь.
Конечно, умудряется. Потому что продукты ей возит Витя («Мам, я тут мимо ехал, завез картошки мешок и сахара»), лекарства покупает Ульяна («Ну не может же она без давления»), а коммуналку она платит со скидкой ветерана труда.
Вечером, когда страсти на кухне немного улеглись, а борщ был доеден под скорбное молчание Виктора, раздался звонок.
На экране высветилось: «Мама Виктора».
Ульяна и Витя переглянулись.
— Бери, — шепнула Ульяна.
— Сама бери, ты же хозяйка, — трусливо прошептал Витя. — Скажи, что я в душе.
— Ага, щас. Твоя мама, ты и разговаривай.
Витя обреченно нажал на зеленую кнопку и включил громкую связь. Это было их негласное правило — разговоры со свекровью только на громкой, чтобы Ульяна могла жестами подсказывать правильные ответы или просто крутить пальцем у виска.
— Але, мам? Привет!
— Витенька, здравствуй, сынок! — голос Тамары Петровны сочился медом, но Ульяна знала: этот мед с привкусом мышьяка. — Как дела? Как здоровье? Ульяна кормит тебя?
— Кормит, мам, все хорошо. Борщ ели.
— Борщ… — в голосе прозвучало легкое пренебрежение. — Ну, борщ — это хорошо. Простой, крестьянский суп. Сытный. Витенька, а вы файл мой получили? Я Ульяне отправляла.
— Получили, мам. Смотрели.
— Ну и как? Выбрали? Я вот тут подумала… Пылесос мне, наверное, нужнее всего. Спина-то, сам знаешь, не казенная. Нагибаться тяжело, тряпкой махать — силы уже не те. А этот робот — просто чудо техники! У Людмилы из соседнего подъезда зять такой подарил. Так она теперь ходит королевой, чай пьет, а он жужжит, ползает, сам на зарядку встает! Умный, зараза!
Витя бросил панический взгляд на жену. Ульяна сделала страшные глаза и провела ребром ладони по горлу.
— Мам, — начал Витя, запинаясь. — Пылесос — это, конечно, здорово. Но… цена. Тридцать пять тысяч. Это немного… ну, крутовато для нас сейчас.
В трубке повисла тишина. Тяжелая, ватная, театральная пауза. Станиславский бы аплодировал стоя. Тамара Петровна умела молчать так, что собеседник начинал чувствовать себя убийцей Бемби.
— Крутовато? — наконец произнесла она ледяным тоном. — Для родной матери? Тридцать пять тысяч? Витя, ты сейчас серьезно?
— Мам, ну у нас ипотека была, зубы вот делать надо…
— Зубы! — перебила она. — У меня вообще половины зубов нет, я же не жалуюсь! Я, Витя, тебя вырастила. Я ночей не спала, когда у тебя колики были. Я себе во всем отказывала, чтобы ты образование получил! А теперь, значит, на старости лет я не заслужила пылесос, чтобы спину не ломать?
Ульяна не выдержала. Она выхватила телефон из рук мужа.
— Тамара Петровна, здравствуйте! Это Ульяна.
— Здравствуй, Ульяна, — тон мгновенно сменился с трагического на боевой. — Я слышу, вы там совещаетесь. Решаете, на чем сэкономить — на матери или на колбасе?
— Мы не совещаемся, мы бюджет считаем, — спокойно, но твердо сказала Ульяна. — Тамара Петровна, давайте начистоту. Мы вас любим и уважаем. Но сейчас конец года. Цены взлетели. У нас просто нет свободных тридцати пяти тысяч на игрушку.
— Игрушку?! — взвизгнула свекровь. — Это помощник! Это здоровье мое!
— У вас двухкомнатная квартира, Тамара Петровна. Ковров нет, только ламинат. Там мыть — пятнадцать минут шваброй с телескопической ручкой. А робот этот в ваших порожках застрянет, вы же сами потом будете его таскать и ругаться.
— Не застрянет! Он умный! Умнее некоторых!
— Возможно, — согласилась Ульяна. — Но бюджет у нас от этого не вырастет. Мы можем подарить вам хорошую мультиварку. Или новый ортопедический матрас, вы же жаловались на кровать.
— Не надо мне матрас! Мне пылесос нужен! Или путевка! Я устала сидеть в четырех стенах, я мир хочу видеть!
— «Солнечный берег» — это не совсем мир, это санаторий под Костромой, — заметила Ульяна.
— Не язви! Ты прекрасно понимаешь, о чем я. В общем так. Я список дала. Не хотите — не надо. Я поняла, какое ко мне отношение. Дожила… Куска хлеба не допросишься. Пойду к Людмиле, посмотрю, как у нее робот работает, раз своего не дождусь.
Гудки. Тамара Петровна бросила трубку.
Ульяна опустилась на стул. Ее трясло.
— «Куска хлеба», — повторила она. — Хороший такой хлебушек. С Wi-Fi управлением.
Виктор сидел, обхватив голову руками.
— Ну вот. Обиделась. Теперь у нее давление подскочит. Придется ехать, скорую вызывать…
— Не подскочит, — жестко сказала Ульяна. — Это спектакль, Витя. Она сейчас пойдет пить чай с вареньем и писать гадости про нас в «Одноклассниках». Или звонить твоей тетке в Саратов и жаловаться, что невестка-змея деньги зажала.
— И что делать?
— Подарить подарок. Но не по списку. Мы не в ресторане, чтобы меню заказывать.
— А что тогда?
— Я придумаю, — сказала Ульяна. — Иди спать, Вить. Утро вечера мудренее.
Ночь прошла беспокойно. Ульяне снились гигантские роботы-пылесосы, которые гонялись за ней по квартире с криками: «Где мои альпаки?!». Она проснулась в пять утра, когда за окном было еще темно и сыро. Чубайс спал у нее в ногах, тяжелый и теплый, как грелка. Ульяна лежала и думала.
Проблема была не в деньгах как таковых. Если бы у Тамары Петровны действительно сломался холодильник или нужна была операция — они бы нашли деньги. Заняли бы, разбили копилку, продали что-нибудь. Но этот ультиматум… Это «выбери пункт 1 или 3»… Это было унизительно. Это превращало семейные отношения в товарно-денежный обмен. «Я тебя родила — ты мне пылесос».
Вставать не хотелось, но надо было собираться на работу. Ульяна работала старшим администратором в частной клинике. Работа нервная: пациенты скандальные, врачи — звезды со своими капризами, начальство требует выполнения плана. А тут еще домашний фронт трещит по швам.
На работе в перерыве Ульяна пила кофе с коллегой, Леночкой. Леночка была молодой, звонкой девушкой лет двадцати пяти, у которой все проблемы сводились к тому, что парень не лайкнул сторис.
— Ульян Николаевна, вы какая-то загруженная сегодня, — заметила Лена, жуя круассан.
— Да так… Свекровь, — махнула рукой Ульяна. — Новогоднее обострение.
— Ой, понимаю! Моя мама тоже учудила. Попросила новый айфон. Прикиньте? А у меня ипотека за студию!
— Айфон… — Ульяна горько усмехнулась. — Моя хочет робот-пылесос за сорокет и пальто из альпаки.
— Из кого?
— Из ламы.
— Ого! Стильная бабушка. А вы что?
— А мы в шоке, Лен. У нас бюджет — тыща на человека и бутылка шампанского.
Леночка задумалась.
— А знаете, что я сделала? Я маме сказала: «Мам, айфон будет, когда я замуж выйду за олигарха. А пока — вот тебе сертификат в спа-салон на пять тыщ». Она поворчала, но сходила. Ей там массаж сделали, масочку, она вышла довольная, как слон. Может, вам тоже схитрить?
«Схитрить», — подумала Ульяна. Слово зацепилось в голове. С Тамарой Петровной лобовая атака не работает. Тут нужна партизанская война. Диверсия.
Вечером она снова открыла список.
Пункт 3. Санаторий.
54 000 рублей. «Солнечный берег».
Ульяна открыла ноутбук и начала гуглить.
Санатории области. Акции. Скидки пенсионерам. Горящие туры.
Через час поисков, когда глаза уже начали слезиться от мелкого шрифта, она нашла ЕГО.
Профилакторий «Сосновый бор». Бывший ведомственный санаторий завода «Красный пролетарий». Находился он в сорока километрах от города, в лесу. Сайт выглядел так, будто его верстали в 2003 году школьники на уроках информатики: мигающие гифки, шрифт Comic Sans и фотографии, на которых люди в белых халатах с серьезными лицами делают странные вещи с приборами, похожими на пыточные инструменты.
Но главное — цена.
«Новогодняя акция «Золотой возраст»! 10 дней с питанием и лечением всего за 18 500 рублей! Спешите! Количество мест ограничено!»
Ульяна почитала описание. Питание 4-разовое (диетическое). Процедуры: соляная пещера, магнитотерапия, ванны хвойные, ЛФК. Развлечения: библиотека, бильярд, вечера баяна (Боже, какая прелесть), танцевальные вечера.
Восемнадцать пятьсот. Это не пятьдесят четыре. Это подъемно. Это можно потянуть с аванса, если немножко ужаться в еде и не покупать Вите новую зимнюю куртку (старая еще ничего, если молнию поменять).
И формально — это санаторий. Пункт 3 выполнен. Галочка поставлена.
— Витя! — позвала она.
Витя пришел, жуя яблоко.
— Смотри.
Она показала ему экран ноутбука.
— «Сосновый бор», — прочитал Витя. — Это тот, который за Речным вокзалом? Там же… ну, совдепия.
— Витя, это называется «ретро-стиль», — авторитетно заявила Ульяна. — Сейчас это модно. Ностальгия. Смотри: сосны есть? Есть. Еда есть? Есть. Лечение? Ванны, магниты, клизмы — все включено.
— Мама обидится, — засомневался Витя. — Она же хотела «Солнечный берег». Там бассейн с подсветкой и шведский стол.
— А здесь стол номер пять. Это полезнее для ее печени. И для нашего кошелька. Витя, послушай меня. Мы дарим ей ПУТЕВКУ. В САНАТОРИЙ. Это дорогой подарок. Это забота. А то, что это не тот санаторий… Ну, извините, мест не было. Кризис. Санкции. Магнитные бури. Придумаем что-нибудь.
Витя смотрел на фото столовой с клеенчатыми скатертями.
— Ну… в принципе… Восемнадцать тысяч — это нормально. Это мы потянем.
— Вот и я о чем. Берем?
— Берем. Только вручать будешь ты.
— Нет уж, дорогой. Вручать будешь ты. Ты любимый сын. Тебя она не убьет сразу, а сначала помучает. А я буду на подхвате, с аптечкой.
На следующий день Ульяна оплатила путевку онлайн. Распечатала красивый сертификат (на сайте была такая функция, слава богу), вложила его в плотный, дорогой конверт с золотым тиснением. Конверт стоил двести рублей, но он должен был создать правильное первое впечатление. «Дорого-богато».
До Нового года оставалось две недели. Тамара Петровна хранила гордое молчание. Она не звонила, не писала, только лайкала в соцсетях посты про одиночество и предательство. Ульяна знала: это затишье перед бурей. Свекровь копит силы для финальной битвы под оливье.
31 декабря. День Икс.
Ульяна с утра нарезала салаты. Они договорились, что Новый год встречают у Тамары Петровны. Это была традиция, нарушить которую было равносильно государственной измене. Свекровь считала, что семья должна быть вместе, а «вместе» означало на её территории, где она генерал.
— Витя, ты костюм погладил? — кричала Ульяна из ванной, пытаясь уложить волосы феном, который перегревался и пах горелым пластиком.
— Погладил! Только брюки не сходятся немного!
— Втяни живот! И не ешь ничего до вечера!
Они загрузились в машину. На заднем сиденье стояли пакеты с продуктами (мандарины, шампанское, икра — Ульяна все-таки купила баночку, чтобы задобрить дракона), подарки и тот самый конверт. Он лежал во внутреннем кармане Витиного пиджака и жег ему сердце.
Подъезд Тамары Петровны встретил их запахом жареной рыбы и кошачьей мочи. Лифт, исписанный философскими изречениями местных подростков, довез их до пятого этажа.
Дверь открылась еще до того, как Витя нажал на звонок. Тамара Петровна стояла на пороге в нарядном платье с люрексом и прической «Гнездо глухаря», щедро залитой лаком.
— Явились, не запылились, — вместо приветствия сказала она. Но глаза ее шарили по рукам гостей. Она искала коробку. Большую коробку от робота-пылесоса.
Коробки не было.
Лицо свекрови слегка вытянулось, но она быстро взяла себя в руки.
— Проходите. Только тапочки надевайте, я полы мыла. Руками, между прочим. Не роботом.
Укол засчитан. Ульяна улыбнулась своей самой лучезарной улыбкой.
— С наступающим, Тамара Петровна! Вы прекрасно выглядите! Платье — шик!
— Старое, — отмахнулась свекровь. — Еще при Брежневе покупала. Новое-то купить не на что.
В квартире уже были гости. Тетя Люба (сестра Тамары) с мужем дядей Мишей. И, конечно же, Людмила. Та самая соседка с роботом-пылесосом. Она сидела в кресле, держа бокал с наливкой, и вид у нее был победительный.
— Ой, Витенька пришел! — закричала тетя Люба. — Какой большой стал! Живот-то отрастил!
— Хорошего человека должно быть много, — буркнул Витя, протискиваясь к столу.
Стол ломился. Холодец, селедка под шубой, утка с яблоками, пирожки. Тамара Петровна готовила божественно, этого у нее было не отнять. Но каждый кусок за этим столом имел свою цену.
— Ешьте, ешьте, — приговаривала она. — Утка фермерская, дорогая. Я полпенсии на стол угрохала. Вам-то некогда, вы все работаете, деньги зарабатываете…
Разговор за столом шел вяло. Обсудили погоду, цены на ЖКХ, болезни дяди Миши. Людмила то и дело вставляла реплики про своего «Роберта».
— Я ему: «Роберт, на кухню!», и он едет! Жужжит так ласково. А как он под кроватью моет! Ни пылинки!
Тамара Петровна мрачнела с каждой минутой. Она ждала.
Наконец, когда куранты пробили двенадцать, шампанское было выпито, а президент сказал свое веское слово, наступил момент вручения подарков.
Тетя Люба подарила сестре набор полотенец («Ой, спасибо, Люба, у меня ж вытираться нечем»). Людмила подарила коробку конфет «Рафаэлло» («Спасибо, Милочка, к чаю»).
Все взгляды устремились на Витю.
Виктор встал. Он был пунцовый. Ульяна пнула его под столом ногой: давай, мол.
— Мам… — начал он торжественно. — Мы с Ульяной долго думали, что тебе подарить. Ты у нас женщина современная, активная…
Тамара Петровна затаила дыхание. Может, деньги? В конверте?
Витя достал конверт. Красивый, золотой.
Глаза свекрови загорелись. Она протянула руку, пальцы ее дрожали.
— Спасибо, сынок…
Она вскрыла конверт. Достала сертификат. Развернула.
— Санаторий… — прочитала она. Голос дрогнул. — «Сосновый бор»…
— Это же замечательно! — быстро вступила Ульяна. — Мама, вы же хотели отдохнуть! Там воздух — хоть ложкой ешь! Сосны вековые! Процедуры! Массаж, ванны, соляная пещера! Вы подлечитесь, наберетесь сил. Это же лучше любой железки!
В комнате повисла тишина. Людмила перестала жевать огурец. Дядя Миша с интересом смотрел на сертификат.
Тамара Петровна медленно опустила руку с бумагой.
— «Сосновый бор»? — переспросила она тихо. — Это тот, где раньше лечили алкоголиков от завода?
— Нет! — вскрикнул Витя. — Мам, ты что! Это профилакторий! Там сейчас ремонт сделали. Там… там дискотеки!
— Дискотеки… — повторила свекровь с выражением вселенской скорби. — Я просила робот-пылесос. Или «Солнечный берег». А вы меня… в лес? К алкоголикам?
— Тамара! — вмешался дядя Миша. — Ты чего нос воротишь? Путевка! С питанием! Четыре раза кормят! Да я бы пешком туда пошел!
— Тебе лишь бы на халяву пожрать, Миша, — огрызнулась тетя Люба. — А Томка… Томка, правда, это ж подарок! Люди вон носки дарят, а тут — санаторий!
Общественное мнение качнулось. Людмила, почувствовав конкуренцию, поджала губы:
— Ну не знаю… У меня знакомая была в этом «Бору». Говорит, там скука смертная. И комары.
— Зимой комары? — удивилась Ульяна. — Людмила Ивановна, у вас уникальные познания в биологии.
— Комаров нет, зато сквозняки есть! — не сдавалась Людмила. — А мой Роберт…
— Да заткнись ты со своим Робертом! — вдруг рявкнула Тамара Петровна.
Все замерли.
Тамара Петровна посмотрела на сертификат. Потом на сына. Потом на Ульяну. В ее глазах шла сложная калькуляция. Пылесоса нет. Денег нет. Есть путевка. Если сейчас устроить скандал — можно остаться и без путевки, и прослыть неблагодарной истеричкой перед родней. Если принять — можно сохранить лицо и потом две недели не готовить.
— Ладно, — сказала она царственно. — Спасибо. Удружили. Отправили мать в ссылку. Но… раз уж оплачено… Не пропадать же деньгам. Хоть от плиты отдохну.
Ульяна выдохнула. Витя вытер пот со лба салфеткой.
— Вот и славно! — весело сказал дядя Миша, наливая себе водки. — За здоровье! За отдых!
Остаток вечера прошел в относительном мире. Тамара Петровна даже пару раз улыбнулась, когда дядя Миша рассказывал анекдоты. Но каждый раз, глядя на конверт, лежащий возле тарелки, она вздыхала так, будто там лежал не билет в санаторий, а повестка в суд.
Домой они возвращались в третьем часу ночи. Город грохотал салютами, пахло порохом и мандаринами.
— Уф… — Витя откинулся на сиденье такси. — Вроде выжили.
— Выжили, — согласилась Ульяна. — И даже с минимальными потерями. Восемнадцать пятьсот.
— Думаешь, ей понравится?
— Вить, там кормят четыре раза в день и есть свободные уши в виде соседок по палате. Она будет в раю. Она станет там королевой корпуса, будет строить персонал и учить повара варить борщ. Ей там понравится больше, чем в «Солнечном береге», где все пафосные и к ней на кривой козе не подъедешь. Здесь она будет звездой.
Утром 1 января Ульяна проснулась от звука сообщения.
Тамара Петровна.
Ульяна напряглась. Неужели передумала? Неужели вернет путевку?
Она открыла чат.
«Ульян, я тут посмотрела на сайте этого санатория. Там написано, что у них вечером культурная программа. Танцы. У меня туфли приличные только одни, и те жмут. И купальник нужен, там какие-то ванны. Посмотри в интернете, где сейчас скидки на обувь. И купальник слитный, чтобы живот утягивал. Ссылки пришли. Целую».
Ульяна расхохоталась. Громко, на всю квартиру. Витя заворочался, пробурчал что-то во сне.
— Что там? — спросил он, не открывая глаз.
— Ничего, Витя. Жизнь продолжается. Операция «Пылесос» провалена, начинается операция «Купальник».
— О боже… — простонал Витя и натянул одеяло на голову.
Ульяна встала, подошла к окну. На улице начинался новый год. Серый, мокрый, но все-таки новый. И где-то там, в будущем, маячил февраль, санаторий и Тамара Петровна в утягивающем купальнике, покоряющая сердца отставных полковников под звуки баяна.
И знаете что? Это было даже мило. По-своему.
Ульяна пошла на кухню варить кофе. Список списком, а завтрак по расписанию…
