– Дин, ну дай ты денег, не будь бессердечной! У меня дети голодают, а ты…
Алина, золовка Дины, стояла посреди их с Кириллом небольшой, но уютной кухни и заламывала руки. Ее лицо, обычно ухоженное, сейчас было заплаканным и опухшим. Дорогая куртка небрежно расстегнута, открывая помятую блузку.
– Сколько? – безэмоционально спросила Дина, продолжая вытирать идеально чистый стол. Она не предложила Алине ни чая, ни присесть. Этот визит был очередным набегом, и Дина уже знала сценарий.
– Пятьдесят тысяч, – выпалила Алина, и в ее глазах блеснула надежда. – Мне за садик платить, за кружки… Коля совсем износил ботинки, а у Машеньки куртка на последнем издыхании.
Дина медленно повернулась. Она окинула золовку тяжелым взглядом, задержавшись на ее золотых часах и новом телефоне, который та нервно сжимала в руке.
– А куда делся аванс твоего Игоря? Он получил его три дня назад. И твоя зарплата где?
Алина вспыхнула.
– Какое твое дело! У нас были… непредвиденные расходы. Ты не понимаешь! Ты не мать!
– Именно, – голос Дины стал ледяным. – Я не мать. И содержать твоих детей я не обязана. Это не моя забота.
Алина ахнула, словно ее ударили.
– Ты… ты просто злая, завистливая женщина! Завидуешь, что у меня есть дети, а у тебя нет!
Дина молча указала на дверь. Больше говорить было не о чем. Алина, проклиная ее шепотом, выскочила из квартиры, хлопнув дверью так, что зазвенела посуда в шкафу. Дина осталась стоять посреди кухни, прислушиваясь к гулкому стуку собственного сердца. Она не была злой. Она была уставшей.
Вечером вернулся с работы Кирилл. Он поцеловал жену в щеку и сразу почувствовал напряжение.
– Что-то случилось? Ты сама не своя.
– Твоя сестра приходила. Опять просила денег.
Кирилл тяжело вздохнул и прошел в комнату, ослабляя узел галстука.
– Дин, ну может, надо было дать? У них правда сейчас сложно. Алинка одна не справляется.
– Кирилл, мы это уже обсуждали тысячу раз, – Дина пошла за ним. – У них «сложно» каждый месяц после зарплаты. Ее Игорь вкладывает деньги в какие-то сомнительные идеи, а она покупает себе новые гаджеты, вместо того чтобы детям одежду купить. Я видела ее телефон. Новее моего.
– Ну, может, это старый… или в кредит… – неуверенно протянул он.
– В кредит, который платить будем мы? – усмехнулась Дина. – Кирилл, у нас ипотека на носу. Мы каждую копейку откладываем, во всем себе отказываем. Я второй год хожу в одном пальто, потому что мы копим на первоначальный взнос. А твоя сестра, у которой двое детей, не может отказать себе в новом телефоне?
Он сел на диван, потер лицо руками.
– Она моя сестра, Дин. Я не могу просто отвернуться.
– Я и не прошу отворачиваться. Но есть разница между помощью в экстренной ситуации и постоянным спонсированием чужой безответственности. Мы им помогали, когда Машенька болела. Мы оплатили лекарства и врачей. Но это превратилось в систему.
Кирилл молчал. Он был мягким, добрым человеком, и ему было мучительно больно находиться между двух огней: любимой женой, с доводами которой он в глубине души был согласен, и сестрой, которую он жалел.
В этот момент зазвонил его телефон. На экране высветилось «Мама». Кирилл поморщился и ответил. Дина осталась в комнате, делая вид, что разбирает бумаги, но сама превратилась в слух.
– Да, мам… Нет, все в порядке… – Кирилл говорил тихо, почти шепотом. – Алина звонила? Понятно… Мам, ну у нас тоже свои планы… Мы копим…
Дина слышала обрывки фраз, но прекрасно представляла, что говорит ему на том конце провода Тамара Васильевна. Ее свекровь была мастером эмоционального шантажа. Она никогда не кричала, не требовала. Она говорила тихим, страдальческим голосом, полным вселенской скорби.
– …как же так, сынок… родная кровь… девочка совсем одна бьется… Игорь ее, сам знаешь, непутевый… а ты последний, кто может помочь… неужели у тебя сердце не болит за племянников? Они же твои, родные…
Кирилл закончил разговор совершенно подавленным. Он посмотрел на Дину виноватым взглядом.
– Мама говорит, Алина в отчаянии. Хочет занять у кого-то под проценты.
– Это ее выбор, – отрезала Дина. Она чувствовала, как внутри закипает злость. Не на Кирилла. На его семью, которая виртуозно играла на его чувстве долга.
– Дина, давай дадим ей двадцать тысяч. Не пятьдесят. Двадцать. Это не такая большая сумма. А ей поможет.
– Кирилл, сегодня двадцать, завтра тридцать. Где граница? Когда они научатся жить по средствам?
– Ну, пожалуйста, Дин, – в его голосе звучала мольба. – Ради меня. Один последний раз. Я поговорю с Игорем серьезно.
Дина смотрела на мужа. Она любила его, но эта его мягкотелость по отношению к родне выводила ее из себя. Ей хотелось кричать, что они воруют не просто деньги – они воруют их общую мечту о собственной квартире, об их будущем. Но, видя его несчастное лицо, она сдалась.
– Хорошо. Двадцать тысяч. И это действительно последний раз. Если они придут снова, ты сам им откажешь. Договорились?
– Договорились! Спасибо, любимая! – он подскочил и обнял ее, но Дина не почувствовала радости. Она чувствовала, как только что своими руками отодвинула их мечту еще на один шаг.
Прошло три недели. Наступило затишье. Алина не звонила, Тамара Васильевна тоже. Дина почти поверила, что разговор Кирилла с Игорем возымел действие. Они с мужем снова вошли в привычный ритм экономии, и на душе у Дины стало немного спокойнее.
В один из вечеров они сидели и планировали отпуск – скромную поездку на море, первую за три года.
– …и если мы сейчас забронируем, будет скидка, – говорила Дина, водя пальцем по экрану ноутбука. – Как раз уложимся в наш бюджет.
– Отлично, – рассеянно ответил Кирилл, глядя в свой телефон.
Дине не понравилось его выражение лица. Оно было таким же, как в тот вечер после звонка матери.
– Что-то случилось?
– Да нет, ничего… – он поспешно убрал телефон.
– Кирилл, не ври мне. Я же вижу. Опять Алина?
Он вздохнул.
– У Машеньки день рождения на следующей неделе. Алина хочет устроить праздник в детском центре. Аниматоры, торт… Говорит, не может же ребенок остаться без праздника.
Дина медленно закрыла ноутбук.
– И сколько стоит этот праздник?
– Пятнадцать тысяч, – буркнул Кирилл, не глядя на нее.
Внутри у Дины что-то оборвалось. Холодная, звенящая пустота заполнила грудь.
– Ты уже дал ей денег, да?
Он молчал, и это молчание было громче любого признания.
– Кирилл. Ты. Дал. Ей. Денег? Из наших общих? Не спросив меня?
– Дин, я хотел тебе сказать… – начал он оправдываться. – Это же для ребенка! Это святое!
– Святое – это наше доверие! – Дина вскочила. Ее голос дрожал от гнева и обиды. – Святое – это наши общие цели! Ты взял деньги, которые мы откладывали на НАШУ жизнь, и отдал их своей сестре на аниматоров! После того, как ты обещал, что это был последний раз!
– Но это другое! Это день рождения племянницы!
– У нее каждый месяц что-то случается! То ботинки, то куртки, то дни рождения! А мы с тобой должны жить как аскеты, потому что твой зять не хочет работать, а сестра не умеет считать деньги? Ты понимаешь, что ты сделал? Ты просто украл у нас! У своей семьи!
– Не говори так! – крикнул он. – Это не воровство! Я помог родным!
– Ты предал нас! – выкрикнула она в ответ. Слезы градом катились по ее щекам. – Ты поставил их капризы выше нашего будущего!
В ту ночь они впервые спали в разных комнатах. Дина лежала без сна, и в ее голове билась одна мысль: это не закончится. Никогда. Они всегда будут стоять с протянутой рукой, а ее муж, ее добрый, мягкосердечный Кирилл, никогда не сможет им отказать. И винить его было сложно. Он был так воспитан. Мать с детства вбила ему в голову, что он, как мужчина, должен заботиться о маме и сестренке. И эта установка оказалась сильнее любви и уважения к собственной жене.
На следующий день Дина была молчаливой и отстраненной. Кирилл пытался заговорить с ней, извинялся, но она отвечала односложно. Она не злилась. Она принимала решение. Вечером, когда он вернулся с работы, на кухонном столе лежал лист бумаги. Это был расчет.
– Что это? – не понял он.
– Это баланс наших накоплений, – спокойно сказала Дина. Ее глаза были сухими. – Здесь общая сумма, которую мы скопили на квартиру. Вот здесь, – она ткнула пальцем в строчку, – сумма, которую ты отдал своей сестре за последние полгода. Без моего ведома.
Кирилл побледнел. Сумма была внушительной – почти сто тысяч рублей.
– Дина, я все верну…
– Не надо, – перебила она. – Я уже все решила. Я разделила оставшиеся деньги пополам. Свою половину я только что перевела на свой личный счет, который открыла сегодня. Теперь у нас раздельный бюджет. Ты можешь тратить свои деньги как хочешь. Помогать сестре, маме, покупать им аниматоров, новые телефоны – что угодно. Но в мои деньги ты больше не лезешь. И в мои планы тоже.
Он смотрел на нее, не веря своим ушам.
– Что ты такое говоришь? Раздельный бюджет? Мы же семья!
– Семья – это партнерство, Кирилл. А ты играл в одни ворота. Ты делал выбор за нас двоих. Я так больше не могу.
– И что дальше? Квартира? Наша мечта?
– У меня теперь своя мечта. И своя квартира, на которую я буду копить сама. Это займет больше времени, но зато я буду уверена, что мои деньги не уйдут на оплату чужих капризов.
– Дина, ты не можешь так… Ты рушишь все! – в его голосе было отчаяние.
– Это не я рушу, Кирилл. Это ты разрушил. Своей ложью и своей слабостью.
Она говорила это без ненависти, с какой-то горькой констатацией факта. Она видела перед собой не предателя, а слабого человека, разрываемого на части. И ей было его жаль. Но жалость не могла склеить разбитое доверие.
Прошел месяц. Они жили в одной квартире как соседи. Кирилл пытался все исправить: дарил цветы, звал в кино, клялся, что больше никогда. Но Дина была непреклонна. Она вежливо улыбалась и говорила: «У нас раздельный бюджет, не трать на меня деньги». Это сводило его с ума.
А потом снова позвонила Тамара Васильевна. На этот раз прямо Дине.
– Диночка, деточка, – запел ее медовый голос. – Что же у вас там с Кирюшей происходит? Он сам не свой ходит. Ты уж прости его, неразумного. Он же из добрых побуждений сестренке помог.
– Тамара Васильевна, мы с Кириллом сами разберемся, – холодно ответила Дина.
– Да как же сами, когда семья рушится! – в голосе свекрови появились трагические нотки. – А все из-за денег этих проклятых! Ну что тебе, жалко было для родных людей? Алинка ведь не чужая.
– Для меня – чужая, – честно ответила Дина. – И я не считаю нужным оплачивать ее жизнь. У нее есть муж. И есть голова на плечах. Пора бы уже начать ею пользоваться.
В трубке повисла оглушительная тишина. Тамара Васильевна не привыкла к такому отпору.
– Я поняла тебя, Дина, – процедила она уже совсем другим, стальным голосом. – Я всегда знала, что ты черствая и расчетливая. И сыну моему всю кровь выпьешь.
Она бросила трубку. Дина положила телефон и впервые за долгое время почувствовала облегчение. Маски были сброшены. Игра окончена.
Вечером Кирилл пришел с работы и бросил на стол конверт.
– Вот. Здесь пятнадцать тысяч. Которые я взял. И еще двадцать – те, первые. Алина отдала.
Дина удивленно подняла бровь.
– Что случилось? На ее мужа снизошло озарение, и он пошел работать?
– Я продал машину, – глухо сказал Кирилл.
Дина замерла. Его старенькая, но любимая «девятка», которую он сам перебирал в гараже по выходным. Его гордость.
– Зачем?
– Чтобы отдать долг тебе. И чтобы у Алины были деньги. Мама настояла. Сказала, раз жена у меня такая… мегера, то я, как сын и брат, должен решить проблему.
Он сел и закрыл лицо руками.
– Я не знаю, как жить дальше, Дин. Я между вами всеми как в тисках. Мать давит, сестра плачет, ты… ты от меня отгородилась стеной.
Дина подошла и села напротив. Она не стала его утешать.
– Тебе придется выбрать, Кирилл. Не между мной и твоей мамой. А между двумя образами жизни. Либо ты продолжаешь быть спасателем для своей инфантильной родни, жертвуя собой, своим имуществом и своим будущим. Либо ты строишь свою собственную семью, где решения принимаются вдвоем, где есть общие цели и взаимное уважение. Третьего не дано.
Она встала и пошла в свою комнату. Она не ставила ультиматум. Она просто дала ему увидеть правду. Выбор был за ним.
Через неделю Дина съехала. Она сняла небольшую однокомнатную квартиру на окраине города. Когда она перевозила последние коробки, Кирилл стоял в дверях их бывшей спальни и смотрел на нее потерянным взглядом.
– Так значит, все?
– Я дала тебе выбор, Кирилл.
– Но я люблю тебя!
– Я знаю, – тихо сказала она. – И я тебя люблю. Но одной любви недостаточно, чтобы построить семью. Нужно еще доверие и уважение. А ты растоптал и то, и другое. Прощай.
Она ушла, не оглянувшись.
Первые месяцы были тяжелыми. Одиночество давило, денег едва хватало. Но вместе с тем Дина чувствовала, как с ее плеч упал огромный груз. Ей больше не нужно было вздрагивать от каждого звонка мужу. Ей не нужно было проверять баланс на счете с замиранием сердца. Она отвечала только за себя. И это давало невероятное чувство свободы.
Иногда она заходила в социальные сети. Видела фотографии Алины – то с нового маникюра, то из кафе, то с очередным букетом. Дети на фото выглядели опрятно. Дина понимала, какой ценой куплено это благополучие. Ценой машины Кирилла. Ценой их брака.
Сам Кирилл несколько раз звонил. Говорил, что скучает. Спрашивал, как она. Дина отвечала ровно, дружелюбно, но не давала никакой надежды. Однажды он позвонил пьяный и плакал в трубку.
– Они меня сожрут, Дин… Они все тянут и тянут… Я отдал им все деньги с машины, а им уже опять мало. Алина хочет в отпуск на море, мама требует ремонта на даче… Я больше не могу… Я был таким глупцом, что потерял тебя…
Дина молча слушала его пьяные откровения, и сердце ее сжималось от жалости. Но не к нему. А к той себе, которая несколько лет пыталась достучаться до него.
– Учись говорить «нет», Кирилл, – сказала она и положила трубку.
Она больше не брала от него телефон. Она внесла его номер в черный список, как и номера Алины и Тамары Васильевны. Она вырвала их из своей жизни с корнем, как сорняк, который душил ее ростки.
Прошло полгода. Дина потихоньку обжила свою маленькую квартирку, сделала в ней косметический ремонт. Нашла вторую работу по выходным, чтобы быстрее копить на свою мечту. Она уставала, но засыпала с чувством удовлетворения. Однажды, возвращаясь поздно вечером домой, она увидела у своего подъезда знакомую фигуру. Это был Кирилл.
Он похудел, осунулся. Выглядел старше своих лет.
– Дина, – сказал он, шагнув к ней. – Давай поговорим.
– Нам не о чем говорить, Кирилл.
– Есть о чем! Я все понял. Я поговорил с ними. Жестко. Сказал, что больше ни копейки не дам. Мать обиделась, сестра назвала предателем. Мы не общаемся уже месяц. Я свободен, Дин. Я сделал свой выбор. Я выбираю тебя.
Он смотрел на нее с такой надеждой, с такой мольбой, что у любой другой женщины дрогнуло бы сердце. Но Дина смотрела на него и видела не мужчину, сделавшего выбор, а ребенка, который набедокурил, был наказан и теперь просится обратно под крыло. Он пришел к ней не потому, что осознал свою неправоту, а потому, что его прежняя кормушка от него отвернулась. Он искал не партнерства. Он искал утешения.
– Твой выбор запоздал, Кирилл, – тихо, но твердо сказала она. – Ты выбрал не меня. Ты просто сбежал от них, потому что они стали требовать слишком много. А когда они простят тебя и снова придут с протянутой рукой, ты опять не сможешь отказать. Я через это уже проходила. Больше не хочу.
Она обошла его и зашла в подъезд, оставив стоять одного под тусклым светом фонаря. Поднявшись в свою квартиру, она подошла к окну. Кирилл все еще стоял внизу, понурив голову. А потом медленно побрел прочь, растворяясь в темноте. Дина не чувствовала ни злорадства, ни триумфа. Только тихую, светлую грусть и уверенность в том, что впервые за долгое время она поступила правильно. Она выбрала себя. И это было самое верное решение в ее жизни.
