— Я ухожу от тебя, Света.
Слова упали в тишину кухни, как тяжелые, грязные камни в чистый колодец. Светлана медленно подняла глаза от чашки с остывшим чаем. Глеб стоял в дверном проеме, одетый в выходное, с сумкой через плечо. Он не смотрел на нее, его взгляд был устремлен куда-то мимо, в окно, за которым сгущались холодные осенние сумерки.
Она не заплакала. Не закричала. Внутри что-то оборвалось, но так тихо, что она сама едва расслышала этот звук. Она просто смотрела на него, на мужчину, с которым прожила десять лет. На его чуть полноватые плечи, на аккуратно подстриженный затылок, на дорогую куртку, которую они вместе выбирали в прошлом месяце.
— Когда? — ее голос прозвучал на удивление ровно, даже бесцветно.
Глеб дернул плечом, словно ее спокойствие застало его врасплох. Он, видимо, готовился к истерике, к слезам, к упрекам. А получил вот это. Ледяное, отстраненное «когда».
— Сейчас. Вещи свои основные я уже собрал. Потом за остальным заеду.
— Понятно, — кивнула она и снова уставилась в свою чашку, где плавал одинокий лимонный кружок.
Эта пауза, наполненная густым, вязким молчанием, явно тяготила его больше, чем ее. Он переступил с ноги на ногу.
— Ключи от машины давай, — наконец выдавил он.
Вот теперь она подняла на него взгляд. В ее серых глазах мелькнуло что-то, похожее на удивление.
— Зачем?
— Как зачем? Я ухожу к другой. Твою машину заберу, подарю ей, я же ее покупал.
Эта фраза, произнесенная будничным, почти деловым тоном, пробила ледяную корку, сковавшую ее сознание. Не болью, нет. Уколом чистого, дистиллированного абсурда. Машину, ее маленькую красную вишенку, на которой она возила их сына в школу, ездила за продуктами, моталась к своей пожилой матери на другой конец города. Машину, которую он действительно «купил», то есть оформил на себя кредит, который они выплачивали вместе с ее зарплаты. Подарить другой.
— Не отдам, — сказала она так же тихо, но теперь в ее голосе появилась сталь.
Глеб нахмурился. Он не ожидал сопротивления. Десять лет он привык, что Света — это тихая гавань, это понимание, это уступчивость. Она была фоном для его жизни, удобным и неконфликтным.
— Света, не начинай. Машина оформлена на меня. Юридически она моя. Так что давай по-хорошему.
— Я сказала, не отдам. — Она встала и подошла к окну, повернувшись к нему спиной. Она смотрела на мокрый асфальт, на редкие фонари, отражавшиеся в лужах. Она физически не могла больше видеть его лицо.
— Я все равно ее заберу. У меня есть второй комплект ключей, — бросил он ей в спину.
— Попробуй, — ее плечи даже не дрогнули.
Он постоял еще с минуту, тяжело дыша, потом развернулся и хлопнул входной дверью. Звук был оглушительным. В квартире повисла такая тишина, что казалось, слышно, как пылинки оседают на мебель. Светлана не шевелилась. Она смотрела в темноту за окном и впервые за десять лет чувствовала себя абсолютно, пронзительно одинокой. Но не раздавленной. Скорее, пустой. Словно из нее вынули все, что было теплым и живым, а вместо этого оставили холодное, звенящее пространство.
Через час зазвонил телефон. На экране высветилось «Зинаида Павловна». Свекровь. Света смотрела на экран, пока мелодия не затихла. Телефон зазвонил снова. И снова. На четвертый раз она взяла трубку.
— Светочка, здравствуй, деточка, — голос свекрови был медовым, но с едва уловимой металлической ноткой. — Что у вас там происходит? Глебушка мне позвонил, сам не свой. Ты его обидела?
Светлана усмехнулась про себя. Обидела. Какое интересное слово.
— Здравствуйте, Зинаида Павловна. Глеб ушел от меня к другой женщине.
В трубке на несколько секунд повисла тишина. Зинаида Павловна явно переваривала информацию, подбирая нужную тональность.
— Светочка, ну что ты такое говоришь… Мужчины, они же как дети. Может, ты что-то не так сделала? Быт заедает, знаешь ли. Надо быть мудрее, хитрее. Где-то промолчать, где-то улыбнуться.
— Он попросил ключи от моей машины, чтобы подарить ее своей новой женщине, — ровным голосом сообщила Света, обрывая поток нравоучений.
Свекровь снова замолчала. Эта новость, видимо, не вписывалась в ее картину мира «мужчина-ребенок».
— Ну… — протянула она наконец. — Глеб же ее покупал. Он мужчина, ему виднее, как распоряжаться своим имуществом. Ты, главное, не скандаль. Дай ему остыть. Он вернется, куда он денется. Семья — это главное.
Светлана молча нажала на отбой. Семья. Какая семья? Ее семьи больше не было. Был только этот холодный звон внутри и твердое, как гранит, решение: машину она не отдаст. Не потому, что это вещь. А потому, что это было последней каплей унижения, которую она не была готова проглотить.
Ночью она почти не спала. Прислушивалась к каждому шороху за дверью, ожидая, что Глеб вернется со вторым комплектом ключей. Утром, не выспавшаяся, с серым лицом, она отвела сына в школу. Восьмилетний Пашка ничего не спрашивал, но его молчание было громче любых вопросов. Он просто крепче обычного сжимал ее руку.
Вернувшись домой, она первым делом начала искать документы. Она смутно помнила, что все бумаги на машину, включая договор купли-продажи и кредитный договор, лежали в общей папке. Перерыв ящики стола, она нашла то, что искала. И то, чего не искала. Помимо документов на машину, в самом низу, под старыми квитанциями, лежал странный конверт. Письмо из микрофинансовой организации на имя Глеба. С требованием погасить просроченную задолженность. Сумма была не заоблачной, но весьма неприятной. И дата была трехмесячной давности.
Света села на пол прямо у стола. В голове начало что-то проясняться. Это было не похоже на Глеба. Он всегда был до смешного педантичен в финансовых вопросах, высмеивал людей, берущих «деньги до зарплаты». Значит, случилось что-то серьезное. Что-то, о чем она не знала.
Она снова взяла в руки кредитный договор на машину. И тут ее взгляд зацепился за одну деталь. Кредит был потребительский, нецелевой. Деньги просто перечислили на счет Глеба, а уже с него он оплатил машину в салоне. Но самое главное — в графе «поручитель» стояла ее, Светланы, подпись. Она помнила, как подписывала бумаги в банке. Глеб тогда сказал, что это простая формальность.
Внезапно в дверь позвонили. Настойчиво, требовательно. Света посмотрела в глазок. На пороге стоял Глеб. И он был не один. Рядом с ним переминалась с ноги на ногу незнакомая девица. Ярко накрашенная, в короткой курточке не по погоде и с вызывающим выражением лица. Та самая, «другая».
Света открыла дверь, оставив на цепочке.
— Что тебе нужно, Глеб? — спросила она холодно.
— Мне нужна моя машина. Я приехал за ней, — он кивнул на свою спутницу. — Это Ляля.
Ляля одарила Свету оценивающим взглядом с ног до головы и скривила губы.
— Света, не устраивай цирк. Отдай ключи и разойдемся мирно, — процедил Глеб.
— Я уже сказала. Машину ты не получишь. Она нужна мне, чтобы возить нашего сына.
— На такси повозишь, — фыркнула Ляля. — Не обеднеешь. Глебушка мне ее обещал.
Светлана перевела взгляд на Глеба. В его глазах была злая решимость. Он действительно привел эту женщину сюда, к дверям их квартиры, чтобы унизить Свету, сломать ее сопротивление.
— Убирайтесь, — сказала Света и начала закрывать дверь.
— Стой! — Глеб просунул ногу в щель. — Я вызову полицию! Скажу, что ты украла мое имущество!
— Вызывай, — спокойно ответила Света. — Заодно покажешь им договор, где я указана поручителем по кредиту, который мы выплачивали вместе. И расскажешь, как собирался подарить общее, по сути, имущество своей любовнице. Думаю, им будет интересно.
Она увидела, как его лицо изменилось. Он не думал, что она знает про поручительство. Он вообще не думал, что она способна на такой анализ ситуации. Он ожидал слез, а получил холодный расчет.
— Ты еще пожалеешь, — прошипел он, убирая ногу.
Светлана захлопнула дверь и заперла все замки. Сердце колотилось как сумасшедшее. Не от страха. От ярости. И от какого-то нового, пьянящего чувства собственной силы. Она больше не была удобным фоном. Она стала игроком.
Вечером она позвонила своей единственной близкой подруге Даше. Даша, резкая и прагматичная юристка, выслушала всю историю молча.
— Так, — сказала она после длинной паузы. — Ситуация паршивая, но не безнадежная. Во-первых, молодец, что не отдала ключи. Во-вторых, немедленно перегони машину на платную охраняемую стоянку. Подальше от дома. У него есть второй комплект, он может просто прийти ночью и уехать. В-третьих, завтра с утра ты у меня. Будем составлять иск о разводе и разделе имущества. И письмо из МФО захвати. Что-то мне подсказывает, что это только верхушка айсберга.
На следующий день Света, следуя инструкциям подруги, отогнала машину на стоянку в соседнем квартале. Ощущение было странное, словно она прятала не автомобиль, а часть своей прошлой жизни.
В офисе у Даши пахло кофе и уверенностью. Даша, в строгом деловом костюме, быстро просмотрела документы.
— Ага, поручитель… Это хорошо. Это доказывает, что ты была в курсе покупки и принимала в ней финансовое участие. То, что кредит платился с твоего счета — еще лучше. У тебя есть выписки?
— Я могу заказать в банке.
— Обязательно закажи. За все годы. Дальше. Квартира. Она в совместной собственности?
— Да, мы покупали ее в браке.
— Отлично. Значит, ему полагается половина. Но… — Даша хитро прищурилась. — Учитывая его долги, которые, я уверена, не ограничиваются этим письмом, мы можем попробовать отсудить у него долю в квартире в счет погашения его же долгов перед тобой.
— Каких долгов?
— А вот это нам и предстоит выяснить. Этот микрозайм — тревожный звоночек. Люди вроде твоего Глеба не берут такие кредиты от хорошей жизни. Он либо влез в какую-то авантюру, либо проигрался. Нужно копать.
С этого дня жизнь Светланы превратилась в квест. Она собирала выписки из банков, поднимала старые документы, вспоминала обрывки разговоров. Она вдруг поняла, как мало знала о финансовой жизни мужа в последний год. Он стал скрытным, часто говорил по телефону в другой комнате, раздражался на вопросы о деньгах. Она списывала это на усталость и проблемы на работе. Какая же она была слепая.
Через неделю Глеб снова дал о себе знать. Он прислал сообщение: «Если машины не будет завтра у подъезда, я подам заявление об угоне». Света переслала сообщение Даше. Ответ пришел через минуту: «Пусть подает. У нас на руках доказательства, что это совместное имущество. Это будет квалифицировано как ложный донос. Ему же хуже».
Но Глеб нашел другой способ давления. Ей снова позвонила Зинаида Павловна. На этот раз ее голос был не медовым, а откровенно враждебным.
— Светлана, ты в своем уме? Ты хочешь пустить собственного мужа по миру? Ты хочешь, чтобы у моего сына были проблемы с законом? Немедленно верни машину!
— Зинаида Павловна, ваш сын сам создал себе эти проблемы. Я лишь защищаю себя и своего ребенка.
— Ребенком она прикрывается! — взвизгнула свекровь. — Ты эгоистка! Ты всегда была себе на уме! Я Глебушке говорила, что ты не пара ему! Он у меня такой добрый, такой доверчивый, а ты…
Светлана молча слушала этот поток обвинений. Удивительно, но это ее почти не задевало. Словно она слушала прогноз погоды по радио.
— Всего доброго, Зинаида Павловна, — сказала она и повесила трубку.
Она поняла, что мать и сын действуют заодно. И этот спектакль с уходом к другой женщине был лишь частью какого-то большего плана. Но какого?
Разгадка пришла неожиданно. Светлане на электронную почту пришло уведомление с портала госуслуг. Стандартное, о проверке статуса какого-то заявления. Она не подавала никаких заявлений. Зайдя в личный кабинет, она остолбенела. От ее имени было подано заявление… о согласии на продажу ее доли в их совместной квартире. Заявление было на стадии рассмотрения. Кто-то, зная ее пароль, вошел в ее кабинет и провернул это. Пароль знал только один человек. Глеб.
Руки у нее затряслись. Вот он, их план. Они хотели, чтобы она съехала, думая, что он просто ушел к другой. А в это время они быстренько продали бы квартиру, используя это поддельное согласие. Глеб бы забрал все деньги и исчез. А она с сыном осталась бы на улице. Машина была лишь отвлекающим маневром, дымовой завесой.
Она тут же позвонила Даше. Та, выслушав, выругалась так, как Света никогда от нее не слышала.
— Вот твари. Срочно отзывай заявление! И меняй все пароли! Везде! А я сейчас же подготовлю ходатайство о наложении ареста на квартиру до окончания раздела имущества. Они не успеют ничего сделать.
Светлана действовала как автомат. Отозвала заявление. Поменяла пароли на всех сервисах. Потом села на диван и долго смотрела в одну точку. Унижение, которое она испытала, когда Глеб требовал машину, было ничем по сравнению с этим. Ее хотели не просто бросить. Ее хотели обобрать до нитки, выкинуть на улицу вместе с ребенком. Человек, которому она доверяла десять лет. И его мать, которая называла ее «деточка».
В этот момент в ней что-то окончательно умерло. И что-то родилось. Холодная, звенящая решимость идти до конца.
Судебный процесс был грязным и выматывающим. Глеб и его мать врали, изворачивались. Они утверждали, что Света сама дала согласие на продажу квартиры, а потом передумала из мести. Они притащили в суд Лялю, которая сбивчиво рассказывала, какой Глеб замечательный и как Света мешала ему жить. Это было похоже на плохой театр.
Но у Даши на каждое их слово был документ. Выписки со счетов, доказывающие, что кредит на машину платила Света. Скриншоты с портала госуслуг с IP-адресом, с которого было подано заявление — адрес офиса, где работала Зинаида Павловна. Данные из МФО и еще из двух банков, где у Глеба были непогашенные кредиты, взятые в последний год без ее ведома.
Картина вырисовывалась удручающая. Глеб с подачи матери вложился в какую-то сомнительную финансовую пирамиду, обещая огромные проценты. Вложил не только свои сбережения, но и заемные средства. Когда пирамида рухнула, он остался с огромными долгами. План был прост: инсценировать уход из семьи, выгнать Свету, быстро продать квартиру и скрыться с деньгами. Ляля, как поняла Света, была лишь инструментом, дешевой актрисой в этом спектакле, которой пообещали машину за участие.
На последнем заседании Глеб выглядел ужасно. Постаревший, осунувшийся, с потухшим взглядом. Он смотрел на Свету, и в его взгляде не было ненависти. Только усталость и какое-то недоумение. Словно он до сих пор не мог понять, как его идеально продуманный план рухнул. Как тихая, покладистая Света превратилась в этого несгибаемого противника.
Суд вынес решение. Квартиру разделили пополам. Но долю Глеба тут же арестовали в счет погашения его долгов перед банками. Машину признали совместно нажитым имуществом. Ее оценили и обязали Глеба выплатить Свете половину ее стоимости, поскольку автомобиль оставался зарегистрированным на него. Попытку мошенничества с квартирой выделили в отдельное производство, и Глебу со Зинаидой Павловной светило уже уголовное дело.
Выйдя из зала суда, Света увидела Лялю. Она стояла у окна, курила и с кем-то оживленно болтала по телефону. Увидев Глеба, она бросила на него презрительный взгляд, сказала в трубку: «Все, этот нищеброд мне больше не интересен» и, цокая каблуками, ушла.
Глеб остался один посреди гулкого коридора. Он поднял глаза на Свету.
— Прости, — прошептал он.
Светлана посмотрела на него без злости и без жалости. Она не чувствовала ничего. Пустота.
— Прощай, Глеб, — сказала она и, не оборачиваясь, пошла к выходу, где ее ждала Даша.
Через несколько месяцев она продала свою долю в квартире. Денег хватило, чтобы купить небольшую, но уютную двушку в хорошем районе, рядом с новой школой для Пашки. Машину Глеб ей так и не отдал, как и половину ее стоимости. Судебные приставы что-то пытались с него взыскать, но брать с него было уже нечего. Светлану это не волновало. Она купила себе новую машину, маленькую, серебристую. В кредит, который оформила на себя и который была в состоянии выплачивать сама.
Однажды, возвращаясь с работы, она увидела у подъезда своего старого дома Зинаиду Павловну. Та постарела, ссутулилась. Она выносила из подъезда какие-то коробки. Видимо, остатки их вещей после продажи квартиры. Их взгляды встретились на мгновение. В глазах бывшей свекрови была только глухая, бессильная ненависть. Света ничего не сказала. Она просто села в свою новую машину и поехала домой. В свою новую жизнь.
Вечером, уложив Пашку спать, она вышла на балкон. Город сиял тысячами огней. Внутри больше не было холодного звона. Была тишина. Спокойная, умиротворенная тишина. Она сделала глубокий вдох. Воздух был морозным и чистым. Она была свободна. И это было самое главное. Душа, которая, казалось, была выжжена дотла, медленно начинала оттаивать. Впереди была целая жизнь. Ее жизнь.
