— Что, бросил тебя муженёк, ко мне прибежала? Некуда больше? — бывшая свекровь смотрела на Лену исподлобья, недовольно. Ей казалось, что она снова оказалась в прошлом…
— Мама, знакомься, — сын Кирилл привел в дом девушку. — Это Лена, будет жить с нами.
— Как с нами? Леночка, а тебе сколько лет?
— Семнадцать, скоро восемнадцать. Не переживайте.
Екатерина Павловна переживала, еще как переживала. Даже сходила к Лениным родителям, обсудила ситуацию.
— Она несовершеннолетняя! — возмущалась Екатерина Павловна. — И как вы могли ее отпустить из дома?
— Она взрослая, сама решает, — спокойно ответила мама Лены. На этом диалог был окончен. Пришлось смириться Екатерине Ивановне с подружкой сына.
Когда Лене исполнилось восемнадцать, Екатерина Павловна все же настояла на свадьбе.
— Нельзя так жить, привел девушку в дом, бери за нее ответственность.
Кирилл и Лена расписались, стали жить как семья, через полтора года Лена родила сына. Екатерина Павловна успокоилась, все время с внуком проводила, отпустила Лену на работу.
— Нечего дома сидеть, развивайся, учись, работай, ты молодая. С ребенком я посижу, несложно.
Лена согласилась, отучилась на курсах, устроилась на работу, дома стала появляться редко. А через какое-то время совсем пропала. Несколько месяцев от нее не было и звоночка, Кирилл весь извелся, Екатерина Павловна переживала, что ребенок без матери.
Потом Лена появилась и нагло заявила, что ребенка оставляет.
— На развод я подала, ребенка оставлю вам. Мне обуза не нужна.
Сын и внук остались с Екатериной Павловной, невестка ушла строить новую жизнь, оставив старую позади…
Екатерина Павловна стояла у окна пустой кухни и вспоминала, как давно это было Лена, внук родился. А теперь у Кирилла новая семья, жена. Жили все вместе, но два месяца назад она сама подтолкнула сына к решительному шагу:
— Кирюш, нельзя тебе всё под моим крылом. Женился, строй свой дом, — сказала и улыбнулась, пряча тревогу.
Через неделю он, его новая жена и девятилетний Никита уехали в Тулу: там обещали хорошую работу и школу с углубленным английским. Оставил маму одну в квартире.
И вот теперь жилье, ещё недавно наполненное смехом внука и топотом мужских ботинок, оглушало тишиной. Первое время Екатерина Павловна мыла полы каждый вечер, казалось, от звука швабры комнаты оживают. Но когда полы начали блестеть, а пустота не заполнялась, она решилась: «Сдам комнату. Пусть будет хоть кто-то, кроме радио».
Объявление разместила риелтор: «Тихая, чистая квартира, хозяйка без вредных привычек». Через неделю уже позвонили, интересовались комнатой и сразу договорились о приезде молодой женщины с ребенком. «Наверно, разведёнка, — вздохнула Екатерина, — но мне ли чужих бед бояться?»
В пятницу вечером раздался звонок. Открыв дверь, хозяйка остолбенела: на пороге стояла Лена — бывшая невестка, та самая, что однажды бросила трехмесячного Никиту и исчезла на полгода. Рядом пряталась девочка, худенькая, лет пяти, с куколкой-лисенком в руках.
— Что, бросил тебя муженёк, ко мне прибежала? Некуда больше? — прохрипела Екатерина Павловна, чувствуя, как в груди поднимается старая обида.
Лена переминалась с ноги на ногу, сжимая тонкий ремешок сумки.
— Нам просто… негде жить. Комнату ваш риелтор предложил… Цена подходит.
— Комната? Ты моего родного внука бросила, помнишь? А этого, — она кивнула на девочку, — не бросила? Или тоже, как надоест, оставишь?
Девочка тревожно прижалась к матери. Лена — бледная, как лист бумаги, — еле выговорила:
— Тогда мне было двадцать. Я испугалась ответственности — ошиблась. Сейчас всё иначе.
— Иначе… — хмыкнула Екатерина. — Тебе сколько теперь? Двадцать девять? Созрела?
Лена вскинула глаза:
— Я работаю, город не чужой. Найду жильё, но сейчас… Помогите нам. Я отработаю.
В памяти Екатерины вспыхнули кадры: ребенок, плачущий без матери; Кирилл без сна и отдыха; собственные руки, дрожащие над бутылочкой.
— Заходите, — наконец бросила она с хрипотцой. — На ночь. А завтра посмотрим.
Лена выдохнула с облегчением и шагнула через порог, втягивая девочку в коридор. А Екатерина Павловна, закрывая дверь, подумала: «Всё возвращается. Только теперь я не та, что была тогда, и она не та. Посмотрим, кто выдержит счет за прошлое».
— Леру разуй, ковёр чистый, — Екатерина Павловна кивнула на крохотные ботиночки и, не дожидаясь, пошла на кухню.
Чайник вскипел, будто сигнал к бою. Лена с дочкой робко сели за край стола. Хозяйка поставила три кружки — строго, без печенья.
— А Никиту помнишь? — этот вопрос волновал бывшую свекровь больше всего.
— Каждый день вспоминаю, — тихо ответила Лена.
— Легко помнить, когда бросила.
Лена вздрогнула, ребенок ущипнул ее за рукав:
— Мам, а Никита кто?
— Братик, — словно выдавила она из себя слова.
— Где он?
— Далеко…
Екатерина стукнула ложкой:
— Далеко, потому что мать однажды решила, что «обуза». И откуда тебе вообще знать, где он? Ты ни разу не поинтересовалась, не спросила про здоровье, учёбу!
— Я сказала, тогда испугалась! — вспыхнула Лена. — Вы сами давили: «Учись, работай, не сиди дома. Я и работала.
— Давила? — Екатерина хохотнула. — На учебу толкала, да. На бегство — нет.
— Я пыталась вернуться, — Лена заговорила, не смотря в глаза. — Позвонить боялась. Потом вышла замуж, думала, начну все сначала, забудется… И не получилось.
— И что теперь? — Екатерина поднялась, достала фотографию с улыбающимся Никитой. — Вот он. Третий класс, свежее фото. Сын прислал. Смотрит весело, потому что не помнит, как плакал по ночам.
Лена закрыла лицо ладонями. Лера с тревогой оглядела взрослых.
— Бабушка, можно воды?
Екатерина Павловна вздрогнула: слово «бабушка» ударило неожиданно. Она подала стакан, и девочка улыбнулась. Что-то кольнуло в груди: чужая, но копия Никиты-младенца — те же огромные глаза.
— Твоему мужу дочь не нужна?
— Он не ее отец, — прошептала Лена. — Так получилось, глупая была, гуляла от мужа…
— Ох, счастливая ты женщина — вечно уходишь первой, — Екатерина прищурилась. — Я-то всегда остаюсь разгребать.
Вечером Лена пошла в душ, Лера заснула на не расправленном диване. Екатерина достала плед и долго смотрела на спящую девочку.
На столе лежал маленький пластилиновый человечек — Лера слепила, из пластилина, который остался от внука – нашла на полке в комнате, пока взрослые препирались. Никита лепил точно таких же…
Послышались шаги в коридоре. Лена вышла с полотенцем на плечах. Влажные волосы прилипли к щекам.
— Завтра мы уйдем, — хрипло проговорила она. — Спасибо за приют.
— Не спеши. Рано утром риелтор придет, договор подпишите. — Екатерина говорила спокойно, стараясь не выдать свою дрожь.
— Я буду платить вовремя, главное, чтобы вы нас оставили.
— Деньгами не расплатишься, — тихо ответила бывшая свекровь. — Есть долги, которые не прощаются.
Лена села напротив.
— Вы ненавидите меня?
— Ненавижу пустоту, что ты оставила. — Екатерина провела пальцем по рамке с фото Никиты. — И сейчас пришла с ребёнком. Этого ребёнка я себе не оставлю, так и знай. Никита мне родной внук, а это просто твоя дочь…
Лена резко ответила:
— Я не уйду! Я хочу исправить все, хочу, чтобы сын меня знал…
— Опоздала, солнышко. — Хозяйка вздохнула. — Исправлять надо не словами. А у Никиты есть мама, так что даже не надейся, что мы расскажем правду.
Утро началось с грохота. Лера опрокинула кружку с компотом и зарыдала. Екатерина прибежала на кухню, чтобы ругаться, но, увидев детские слезы, вместо крика молча подала тряпку. Девочка вытерла, шмыгнула носом.
— Спасибо, бабушка.
«Бабушка» — опять это слово, сладкое и горькое.
Пришёл риелтор. Лена метнулась к дверям, но Екатерина остановила ее жестом, вышла сама. Через минуту вернулась:
— Живите без договора, сказала риелтору, что передумала сдавать комнату и что вас вчера не пустила.
Лена застыла:
— Значит… мы остаемся?
— Пока. — Екатерина взяла мокрую тряпку, снова протерла пол там, где давно уже было чисто. — Но помни, оставишь мне девочку, она пойдёт в детский дом.
Лена кивнула, опустив голову. Лера подбежала, уцепилась за подол Екатерины.
— Бабушка, а покажешь игрушки Никиты?
— Покажу, — произнесла она, чувствуя, как внутри что-то сжалось. — Только сначала сварим кашу. Утро начинается с завтрака.
Екатерина стала жить с Леной и Лерой, даже привыкла к ним. Денег за комнату не брала… Лена помогала бывшей свекрови по дому, пока та не заметила, что она стала худеть, сильно.
За месяц щеки ввалились, под глазами пролегли синие круги, и кашель — сухой, частый — стал почти постоянным. Екатерина Павловна сначала думала: усталость, стресс, работа. Но однажды ночью услышала, как Лена в ванной тихо плакала и рвала какую-то бумагу.
Утром она встала раньше всех, зашла на кухню и нашла на столе справку, бланк с печатями. Екатерина надела очки, долго вчитывалась. Диагноз был страшный. Поздняя стадия, неоперабельно.
Она села на табурет. Долго сидела в тишине, пока не услышала голос Леры:
— Бабушка, ты чего замерла? Кашу забыла?
— Ты знала? — Екатерина спросила у Лены вечером, когда девочка заснула.
— Да, — спокойно. — С декабря. Тогда уже началось…
— И ты ко мне пришла? Чтобы… что?
— Чтобы успеть оставить Леру там, где ей будет хорошо.
— У меня? У тебя есть родственники, им и оставь.
Лена улыбнулась криво.
— Никого у меня нет, только вы.
Екатерина отвернулась к окну.
— Я тебя не простила за Никиту, за сына… Не жди. И даже не проси!
— И не прошу. Я просто очень боюсь за неё.
Лена лежала всё больше из-за болезни, Екатерина готовила, водила Леру в сад, стирала ее вещи. Иногда Лена просила: «Пусть она полежит со мной». И тогда девочка забиралась к ней под одеяло, щекотала мамины пальцы, показывала рисунки. Лена старалась смеяться, но получалось плохо. Смех переходил в кашель и пугал Леру.
В один из вечеров Лена встала как ни в чём не бывало.
— Сходим, прогуляемся? — обратилась к Екатерине.
— С твоим диагнозом — гулять?
— Последний раз. Просто… на лавочку. Посидим.
Они вышли вдвоём. Лера уже спала.
— Я думала, что жизнь — длинная. Что всё можно поправить. Заново начать. А она, оказывается, уже подошла к концу…
— Она длинная только у тех, кто бережёт. А ты спешила, счастья искала, — тихо ответила Екатерина.
— Да. Я всё время бежала. А теперь бег окончен. Только вот очень хочется жить. Не для себя — для Леры…
Лёгкий ветер шевелил ветки липы.
— Если бы можно было продлить мое существование хоть на годик… Просто чтобы рассказать ей про любовь. Ни страх, ни уход, ни долги. Только про любовь.
Екатерина посмотрела на Лену.
— Я ей расскажу.
— Правда?
Она кивнула.
— Но ты должна будешь уйти спокойно. Без театра, просто — как будто уезжаешь.
— Мне страшно.
— И мне. Но теперь ты мама осознала, что значит быть матерью.
Через две недели Лена исчезла из квартиры рано утром. Оставила только письмо и папку документов.
«Спасибо. Я не заслужила, вы святая женщина.
Если когда-нибудь Никита спросит про меня, расскажите правду.
С любовью, Лена».
Екатерина долго держала письмо в руках. Потом прижала его к груди.
— Значит, снова я…
Теперь по утрам в квартире пахнет молочной кашей. Лера постоянно лепит из пластилина, играет в «магазин» и называет Екатерину не иначе как «моя Ба».
— Ба, а ты маму любила? — спросила как-то девочка.
— Старалась, — честно ответила она.
— А я тебя люблю. Можно, я останусь у тебя навсегда? Ведь мама уже не вернется? Она теперь на облачке живет? Ба, ты же меня не оставишь?
Екатерина обняла девочку.
— Я никогда тебя не брошу. Ты не останешься одна.
