— Это ж надо, — насупившись говорил Анатолий, — столько лет молчать, копить в себе.
Иди, — бросил он ей вслед. — И брату передай — пусть сам придет, если есть что сказать. Нечего жену вперед себя посылать.
— А у нас на свадьбе торт был в три яруса, — в сотый раз повторила Лариса, разглядывая фотографии в телефоне. — И розочки все съедобные, из крема. А у вас сколько ярусов было, Наташ?
Наталья поморщилась, помешивая ложечкой остывший чай. Опять двадцать пять! Не проходило и дня, чтобы невестка не принималась сравнивать их свадьбы.
— Один ярус, — спокойно ответила она. — Зато вкусный. Анатолию очень понравился.
— Да уж, — хмыкнула Лариса. — Экономненько так. А платье у тебя тоже… бюджетное было?
Наталья глубоко вздохнула, сдерживая раздражение. Три месяца прошло с их свадеб — у Виктора с Ларисой в начале июня, у них с Анатолием в конце августа.
И все это время приходилось выслушивать бесконечные намеки и шпильки.
Она вспомнила, как Валентина Викторовна — свекровь — отозвала ее в сторонку во время чаепития после венчания.
— Не обращай внимания на Ларису, — тихонько шепнула она, поправляя кружевную салфетку на столе. — Она из тех, кому всегда мало. Хоть золотом осыпь — все равно найдет, к чему придраться.
Наталья тогда только кивнула в ответ.
Она и сама это уже поняла — по тому, как недовольно кривилась Лариса, разглядывая подарки, как демонстративно отворачивалась, когда молодоженов поздравляли.
А ведь сначала все было иначе. Когда они только познакомились — на свадьбе Виктора и Ларисы — та казалась милой и приветливой. Шутила, обнимала Наталью, называла сестренкой.
Даже помогала с организацией их собственной свадьбы — советовала фотографа, тамаду, ресторан.
Но потом что-то надломилось. Может, когда узнала, что у них с Анатолием будет свой, особенный сценарий — не как у всех.
Может, когда увидела их свадебные фотографии — простые, душевные, без вычурных поз и декораций.
— А помнишь, как нам дарили? — не унималась Лариса, листая фотографии дальше. — У нас одних конвертов было сорок штук.
А у вас сколько? Тридцать? Двадцать пять?
— Не считала, — отрезала Наталья, поднимаясь из-за стола. — Извини, мне пора. Толя с работы скоро вернется, надо ужин готовить.
— Ну да, конечно, — протянула Лариса с плохо скрытой обидой. — Беги-беги к своему золотому мальчику. Папенькиному любимчику.
Наталья замерла на полушаге. Вот оно что! Значит, не просто зависть к свадьбе — тут что-то глубже, семейное.
— Это ты о чем? — осторожно спросила она, оборачиваясь.
Лариса скривила губы в недоброй усмешке:
— А то ты не знаешь! Витя мне все рассказал — как Толю с детства опекали, как папаша ему в жизни дорожку расчищал.
Вот и сейчас — место теплое в компании выбил, зарплата — будь здоров. А Витя? Витя сам, все сам!
— Постой-постой, — Наталья вернулась к столу, села напротив невестки. — Ты что такое говоришь? Какое теплое место?
Толя три года на стройке вкалывал, прежде чем его в офис взяли. Да и то — с испытательным сроком, на минималку.
— Ну да, конечно! — фыркнула Лариса. — А кто его порекомендовал? Кто замолвил словечко?
— Никто не рекомендовал. Сам насобирал портфолио, сам отправил резюме. Месяц на собеседования ходил.
Я же все это видела — мы тогда уже встречались.
Лариса откинулась на спинку стула, скрестила руки на груди.
— Ты-то, может, и видела. А что было до тебя — не знаешь.
Витя вон рассказывал — папаша всегда Толю выделял. И в институт помог поступить, и с работой…
— Лариса! — Наталья повысила голос. — Ты что несешь? Какой институт?
Толя на вечернем учился, сам за себя платил. Потому и на стройку пошел — чтобы на учебу хватало.
— А вот и неправда! — торжествующе выкрикнула Лариса. — Врет он все! Витя мне рассказывал…
— Что Витя рассказывал?
Обе вздрогнули от неожиданности. В дверях кухни стоял Анатолий — прямой, напряженный, со сжатыми в нитку губами.
— Толя! — Наталья вскочила. — Ты рано сегодня.
— Пораньше отпросился, — муж не сводил тяжелого взгляда с Ларисы. — Так что там брат обо мне рассказывает? Любопытно послушать.
Лариса побледнела, затравленно заозиралась.
— Да так, ничего особенного, — пробормотала она, хватая сумочку. — Я, пожалуй, пойду. Поздно уже.
— Посиди еще, — процедил Анатолий, загораживая проход. — Договаривай, раз начала. Что там Витя наплел про институт? Про работу?
— Толь, не надо, — тихонько попросила Наталья, касаясь его плеча. — Отпусти ее.
Но муж словно не слышал. Навис над съежившейся Ларисой, чеканя слова:
— Значит, папа мне помогал? Дорожку расчищал?
А то, что я четыре года по ночам разгружал вагоны — это так, баловство?
А стройка — тоже папина протекция? Может, и диплом он за меня писал?
— Я… я не это имела в виду, — пролепетала Лариса, пятясь к стене. — Просто Витя говорил…
— Ах, Витя говорил! — Анатолий саркастически рассмеялся. — Ну конечно! Братец у нас правду-матку режет!
Только вот что-то не припомню я, чтобы он хоть раз прямо мне в глаза это сказал. Все исподтишка, все через ба.б своих…
— Толя! — одернула его Наталья. — Не заводись ты так. Видишь же — глу.пости все это, сплетни.
Муж медленно выдохнул, разжал кулаки. Отступил на шаг, пропуская Ларису к выходу.
— Иди, — бросил он ей вслед. — И брату передай — пусть сам придет, если есть что сказать. Нечего жену вперед себя посылать.
Входная дверь хлопнула. Анатолий тяжело опустился на стул, обхватил голову руками.
— И давно это? — глухо спросил он. — Давно брательник меня грязью поливает?
Наталья присела рядом, погладила его по спине.
— Да как сказать… С осени, наверное. Лариса все намекала, что нам легче живется. А потом и вовсе…
— Что — вовсе?
— Ну… начала свадьбы сравнивать. Мол, у них все богаче было, роскошнее. А мы, значит, экономили.
Анатолий поднял голову, невесело усмехнулся:
— А то, что мы сами на свадьбу копили, своим горбом заработали — это ей невдомек? Ей бы только блестящую обертку, показуху эту…
Он замолчал, уставившись в одну точку. Наталья физически ощущала, как внутри у мужа все клокочет от обиды и гнева.
— Это ж надо, — насупившись говорил Анатолий, — столько лет молчать, копить в себе. И Лариску свою науськивает.
Да отец в жизни никого из нас не выделял.
Тридцать первого декабря пушистый снег укутал деревню белым покрывалом. Наталья стояла у окна, разглядывая причудливые узоры на стекле, и душа ее была неспокойна.
После той истории на кухне Анатолий так и не поговорил с братом — все откладывал, ждал подходящего момента.
И вот теперь они встретятся здесь, за праздничным столом.
— Наташенька, помоги мне с салатами, — окликнула ее Валентина Викторовна, гремя посудой на кухне. — Что-то Лара с Витей задерживаются. Обещали к трем быть.
— Сейчас, мама.
Это „мама» легко слетело с губ — за полгода замужества Наталья привыкла так называть свекровь.
Та относилась к ней по-доброму, без той настороженности, что сквозила в каждом слове Ларисы.
Они уже заканчивали с приготовлениями, когда во дворе заурчал мотор.
Анатолий, помогавший отцу украшать елку, замер с серебристой шишкой в руках.
Наталья физически ощутила, как напряглись его плечи.
— Приехали! — всплеснула руками Валентина Викторовна. — Артем, встречай детей!
Виктор вошел первым — запорошенный снегом, хмурый. За ним, кутаясь в норковую шубку, проскользнула Лариса.
Поздоровалась сквозь зубы, метнула быстрый взгляд на накрытый стол.
— Ой, как у вас тут… скромненько, — протянула она, снимая шубу. — А мы вот в ресторане заказали столик. На первое января.
Валентина Викторовна дрогнула лицом, но смолчала. Зато Артем Борисович нахмурился:
— Это как понимать? В кои-то веки собрались всей семьей, а вы по ресторанам?
— А что такого? — вскинулся вдруг Виктор. — Имеем право! Мы теперь городские, не чета некоторым…
— Витя! — одернула его мать. — Ну что ты начинаешь?
Но Виктора уже понесло. Он обвел взглядом собравшихся, остановился на брате:
— А что я начинаю? Правду говорю! Вон, Толян у нас весь в белом — и квартира служебная, и премии капают.
А я, значит, так — мелкий клерк, на съемной живу.
Несправедливо как-то получается, а, пап?
Анатолий медленно положил шишку на стол. В комнате повисла звенящая тишина.
— Ты это о чем? — тихо спросил отец, делая шаг к старшему сыну.
— А то сам не знаешь! — Виктор криво усмехнулся. — Всю жизнь его опекал, везде пропихивал. Думаешь, я не видел? Не понимал?
— Замолчи! — рявкнул вдруг Артем Борисович, грохнув кулаком по столу. — Как ты смеешь! Да я…
— Ну да, конечно! — Виктор уже кричал в полный голос. — А кто ему репетиторов нанимал? Кто в институт…
— Я сам платил! — взорвался Анатолий. — Сам, слышишь? На трех работах пахал, чтобы на учебу хватило! А ты… ты просто л о д ы р ь!
— Мальчики, не надо! — всплеснула руками Валентина Викторовна. — В праздник-то, а?
Но братья уже не слышали. Они стояли друг против друга, красные, взъерошенные, готовые вот-вот сцепиться.
— Л о д ы р ь? — задыхаясь, переспросил Виктор. — Да как ты…
— А вот так! — Анатолий шагнул к брату. — Думаешь, я не знаю, как ты на работу устраивался? Три места сменил — и отовсюду выгнали!
— Хватит! — Артем Борисович встал между сыновьями. — Ты, Витя, всю жизнь завидуешь брату.
А чему завидовать-то? Тому, что он с четырнадцати лет вкалывал?
Что ночами учебники зубрил, пока ты по дискотекам шлялся?
Виктор попятился, словно от удара:
— Пап, ты что…
— А то! — отрезал отец. — Думал, я не вижу ничего?
Да только правда, сынок, она ведь как заноза — чем глубже загоняешь, тем больнее потом вынимать.
Лариса, до того молча наблюдавшая за перепалкой, дернулась:
— Вы это на что намекаете?
— А ты помолчи! — оборвал ее Артем Борисович. — Без тебя разберемся.
Вот что я скажу — или прекращайте свару эту по га.ну.ю, или убирайтесь из моего дома.
Виктор побелел, закусил губу. Развернулся, пошел к вешалке.
— Пойдем, Лара. Нечего нам тут делать.
— Витя! — всхлипнула Валентина Викторовна. — Сыночек!
Но тот уже шел к выходу. Следом засеменила Лариса.
— Ну и катитесь! — бросил им вслед Артем Борисович. — А ты, Наташка, молодец.
Наталья, все это время стоявшая в углу ни жива ни мертва, вздрогнула. А свекор вдруг улыбнулся — криво, невесело:
— Ты, дочка, самая умная оказалась. Молчала, не встревала. И правильно — это наши, семейные дрязги. Застарелые.
Входная дверь хлопнула — Виктор с Ларисой ушли.
— Ну вот и отпраздновали, — вздохнул Артем Борисович.
Наталья осторожно приблизилась к мужу, тронула за плечо.
Тот вздрогнул, обернулся — и она увидела в его глазах такую тоску, такую застарелую боль, что сердце сжалось.
Позже, уже дома, Наталья думала о том, как странно устроена жизнь.
Казалось бы — родные братья, одна кр овь. А поди ж ты — не сумели сберечь эту родственную близость, не справились с завистью, обидами, недомолвками.
Она смотрела на спящего мужа — хмурый даже во сне, между бровей залегла складка — и думала: может, оно и к лучшему?
Может, нужна была эта встряска, чтобы все наконец прояснилось? Чтобы каждый определился — кто он и где его место в этой семье?
Время покажет. А пока надо просто жить дальше — любить, поддерживать, верить в лучшее.
И, может быть, когда-нибудь эта рана затянется.
Не сразу, не скоро — но обязательно затянется. Ведь они все-таки родные люди.
