— В моём доме ваше мнение никого не интересует! — поставила Ольга свекровь на место, но потом пожалела об этом

Ольга, упаренная и красная, вынимала из духовки кривоватый яблочный пирог, когда услыхала, как во дворе затарахтела их машина. Через секунду дверь с треском распахнулась, и на пороге нарисовался Витька — муж её, запыхавшийся, с глазами навыкате.

— Нарыл! Олька, нарыл! — заорал он с порога, размахивая граблями-руками, как мельница какая. — Вот повезло так повезло!

— Чё орёшь-то? — Ольга швырнула пирог на подоконник и утёрла потные руки о фартук. — Не глухая пока, слава богу. Толком скажи, чего нарыл-то?

— Дачу, ёшкин корень! Такую отхватил — закачаешься! Домина в два этажа, земли — хоть на тракторе паши, речка — в двух шагах, лесок — грибов немеряно! — Витька сгрёб жену за плечи и затряс, как грушу. — Бегом собирайся, пока другие не нас не опередили!

Ольгу аж в пот бросило, в животе всё скрутило в узел. Четыре года они с этим дурнем мечту вынашивали про дачу свою, а как до дела — вечно какая-то загвоздка: то денег не хватает, то перехватит кто.

— А почём хозяева хотят-то? — спросила Ольга, уже чуя подвох.

Витька замялся, затоптался на месте, как конь перед препятствием:

— Три с половиной лимона!

Ольга так и бухнулась на табуретку, чуть не перевернув её.

— Витька, ты сдурел? У нас всего-навсего полтора накопилось! С хвостиком! Остальные где возьмём — с неба свалятся, что ль?

— Придумаем чего-нибудь! — заорал Витька, нарезая круги по кухне как угорелый. — Кредит возьмём, у хозяев в рассрочку выпросим!

— Какой кредит, дурья твоя башка?! — Ольга чуть не заплакала от злости. — Нам за квартиру ещё пять лет горбатиться! Забыл, что ли?! Или думаешь, деньги на деревьях растут?

Тут в дверь затрезвонили. Ольга вздохнула, сплюнула с досады:

— Мамаша твоя припёрлась. Обещалась за рецептом забежать, чтоб ей пусто было.

Любовь Петровна, звонко чмокнув сыночка в щёку, сразу поняла, что дело нечисто — больно уж кислые были у обоих рожи.

— Чё такое стряслось-то? Сидите как в воду опущенные, аж противно глядеть!

Витька, дорвавшись до благодарного слушателя, выпалил:

— Мамань, дачу я нарыл — зашибись какую! А денег — кот наплакал! Вот хоть ты скажи этой дуре, что упускать такое нельзя!

— Сам дурак! — огрызнулась Ольга, сверкнув глазами.

— Ну-ка, ну-ка, — оживилась Любовь Петровна, глаза у неё загорелись, как у кошки в темноте. — Где такая дача-то? Почём?

Пока Витька взахлёб тарахтел про свою находку, Ольга зыркала на свекровь исподлобья. Та слушала, поджав свои тонкие губы, и что-то явно прикидывала в своей хитрой башке — небось уже просчитывала, какую выгоду с этого можно поиметь. Наконец, когда сынок выдохся, Любовь Петровна выдала, как обухом по голове:

— А если я вам недостающую сумму дам? Как, возьмёте?

В кухне стало тихо, как на кладбище в полночь.

— Мамань, ты чего? — Витька вылупился на мать, как баран на новые ворота. — Там же два лимона! Это ж все твои сбережения!

— Ну и что с того? — Любовь Петровна фыркнула. — В могилу с собой не утащишь, чай не цыганка. Лучше на вас, охламонов, потрачу, хоть порадуюсь напоследок.

Ольга почуяла неладное — внутри росло недоверие. Свекровь отродясь не была щедрой — каждую копейку пересчитывала, каждый рублик учитывала. С чего бы вдруг такая щедрость?

— Мам, ты прям спасительница! — Витька облапил мать, чуть не задушив в объятиях. — Мы тебе вернём, копейка в копейку!

— Брось трепаться-то, — отмахнулась Любовь Петровна. — Какие возвраты между своими? Просто буду к вам на дачку мотаться. Воздухом дышать. В мои-то годы кости погреть не помешает.

Вот оно что, смекнула Ольга. Свекровушка-голубушка место себе на их даче забронировать решила. Хотя, если подумать, два миллиона — не так уж и много за то, чтоб мечту прямо щас осуществить. Придётся потерпеть старую.

Три месяца спустя Ольга пыхтела, расставляя по шкафчикам посуду в их даче. Сделка прошла на удивление шустро, и вот уже вторые выходные они с Витькой наслаждались жизнью в своём загородном домишке. Свекровь, как и обещала, приперлась на выходные.

В дверь постучали, и на пороге нарисовалась Любовь Петровна с сумищей, как у челнока на рынке.

— Здорóво, хозяева! — она протопала в кухню и стала выкладывать свои гостинцы. — Я тут подумала, что занавески в гостиной — дрянь собачья. Эти синие — тьфу, аж тошно глядеть!

Ольга так и застыла с тарелкой в руках, как её громом шарахнуло:

— Чего с занавесками-то? Мы ж с Витькой их специально под диван выбирали…

— То-то и оно! — Любовь Петровна вытащила из сумки какую-то золотистую тряпку. — Диван тёмно-синий и тюль синий — прям как в склепе! Я вот привезла золотистую штору — завтра повесим, и комната заиграет, как конфетка!

Ольга почувствовала, как внутри поднимается волна ярости — горячая, неудержимая, как закипающий чайник, который вот-вот свистнет и выплеснется через край.

— Любовь Петровна, мы, конечно, благодарные, что денег подкинули на хибару эту, — процедила она сквозь зубы, стараясь сдержаться, — но дом-то обустраивать будем сами, вот этими самыми руками!

Свекровь, будто оглохшая вдруг, продолжала шуршать по кухне:

— И ещё я думала, что в спальне кровать надо переставить. Поставили её, бестолковые, аккурат к окну изголовьем — так ведь, сглазит кто! Витюшка, золотце моё, подсобишь мамке после обеда передвинуть?

Витька, пришибленный, как мокрый петух, переводил глаза с жены на мать:

— Мам, может, потом как-нибудь? Давай обживёмся сперва, пообвыкнемся…

— Чего мелешь, дурень! — Любовь Петровна всплеснула руками так, что чуть не сбила вазу со стола. — На кой ляд привыкать к дурному, если можно враз по уму-разуму сделать? Я, между прочим, два лимона в этот домишко вгрохала — имею полное право рот открывать!

Вот оно. Прозвучало. То самое, чего Ольга боялась с первого дня. Она грохнула тарелку об стол так, что та чуть вдребезги не разлетелась, и глаза её полыхнули недобрым огнём.

— В моём доме ваше мнение никого не интересует! — слова вырвались из неё, как лава из вулкана. — Езжайте к себе! Там и указывайте!

Тишина обрушилась на кухню, как бетонная плита. Лицо свекрови побелело, как у мертвяка, губёшки затряслись, будто в лихоманке. Витька смотрел на жену с таким ужасом, словно та превратилась в трёхголового дракона.

— Олька! — только и смог выдавить он из себя.

— Вот, значит, как, — тихо, почти шёпотом произнесла Любовь Петровна, и в этом шёпоте было больше яду, чем в десяти змеиных укусах. — Что ж, прощения просим, что помешалась тут. Я, стало быть, к себе поеду.

Она развернулась и потопала к выходу. Через минуту так шарахнула дверью, что штукатурка с потолка посыпалась.

Витька посмотрел на жену глазами побитой собаки:

— Ты чего натворила-то, дура?! Она ж последнее отдала на наш домик, а ты…

— А я чего?! — Ольга вспыхнула, как спичка. — Ты посмотри на неё! То ей занавески не такие, то кровать не так стоит! Завтра небось укажет, как нам сопли вытирать и когда вздыхать!

— Она хотела как лучше, — Витька покачал башкой, как болванчик китайский. — Я за ней поеду. Нельзя ж так с родной матерью!

Когда муж укатил, Ольга шмякнулась на стул и схватилась за голову. Внутри у неё творилось чёрт-те что — и обида жгла, и стыд грыз, и злость не отпускала. Понимала, что перегнула палку, да гордость дурацкая не позволяла признаться.

Вечером Витька припёрся один. Зыркнул на жену исподлобья, прошмыгнул в дом молча, как нашкодивший кот.

— Чего, не поехала? — тихо спросила Ольга, чуя недоброе.

— Не-а, — отрезал муж, как топором отрубил. — Сказала, что ноги её здесь больше не будет. Обузой быть не желает.

В словах его такой укор слышался, что Ольке аж горло сдавило, будто удавкой.

— Вить, я ж погорячилась маленько…

— Да уж, маленько! — он посмотрел на неё так, что хоть сквозь землю проваливайся. — Мамка всю жизнь на меня горбатилась. Одна вытянула после того, как батя помер. А теперь, значит, под старость такую благодарность получает…

Ольга потупилась. Совесть не давала ей покоя.

— Извинюсь перед ней, — промямлила Ольга. — Честное слово.

Неделя пролетела как один миг. Любовь Петровна на звонки не отвечала, а когда они с Витькой приехали к ней домой, встретила их с таким видом, будто в гроб положили. Сказала сухо, что всё понимает и зла не держит. Только голос её звучал так бездушно, а глаза были такими потухшими, что Ольга перепугалась не на шутку. Она по-настоящему задела женщину, которая всего лишь хотела быть нужной своей семье.

В следующие выходные они решили немного подремонтировать дачу. Витька взялся разобрать старую печку, которую собирались заменить на камин. Ольга копалась в огороде, когда услышала его вопль:

— Олька! Оль, сюда беги, чё покажу!

Она влетела в дом, как ошпаренная. Витька стоял у развороченной печки с перемазанной рожей, держа в руках какой-то закопченный чугунок.

— Глянь, чё отыскал! — он приподнял крышку, и Ольга ахнула, разинув рот. В чугунке как огоньки поблёскивали старинные монеты — их там было много, и некоторые золотом отливали.

— Это… клад? — прошептала она, не веря своим глазам.

— Похоже на то! — Виктор бережно доставал монеты и выкладывал на стол. — Тут целое состояние может быть!

Когда первый шок прошел, они принялись обсуждать, как поступить с находкой.

— Надо показать специалисту, — предложила Ольга. — Узнать, сколько они стоят.

— И маме позвонить, — добавил Виктор. — Ей же тоже часть причитается.

Ольга на секунду замерла:

— Почему?

— Как почему? — удивился Виктор. — Она вложила деньги в дом. Если бы не ее помощь, мы бы его не купили, и я бы никогда не нашел этот клад.

В этом была логика, но Ольга почувствовала разочарование. Она надеялась, что они с мужем смогут распорядиться находкой сами — выплатить ипотеку, обновить машину…

— Кстати, раз уж мы нашли клад, можно вернуть маме ее два миллиона, — воодушевленно продолжал Виктор. — И еще останется на катер. Я давно мечтаю о хорошей лодке для рыбалки.

— Катер? — Ольга недоверчиво посмотрела на мужа. — Какой еще катер? У нас ипотека висит за квартиру, а ты о катере думаешь?

— А что такого? — Виктор нахмурился. — Я нашел клад — мне и решать, как им распорядиться.

— Ах так? — Ольга почувствовала, как закипает. — То есть я тут вообще ни при чем? Это наш общий дом, и находка тоже общая!

Они могли бы спорить до ночи, но в дверь постучали. На пороге стояла Любовь Петровна.

— Простите, что без предупреждения, — сказала она тихо. — Забыла кое-какие вещи в прошлый раз.

Виктор просиял:

— Мам, как хорошо, что ты приехала! У нас новость!

Взгляд Любови Петровны упал на разложенные по столу монеты, и глаза расширились:

— Это что такое?

— Клад! — торжественно объявил Виктор. — В печке нашел, представляешь? Тут, похоже, монеты XIX века, и золотые есть!

— Господи, — только и смогла выдохнуть свекровь, опускаясь на стул.

Виктор продолжал взахлеб рассказывать о находке, а Ольга внимательно наблюдала за реакцией Любови Петровны. Та внезапно расправила плечи и посмотрела на сына:

— И что ты планируешь с ними делать?

— Катер купить! — выпалил Виктор. — Большой, хороший. За этот клад можно, наверное, яхту приличную взять!

Любовь Петровна перевела взгляд на Ольгу, и впервые за долгое время между ними проскочила искра понимания.

— Катер, значит, — медленно произнесла свекровь. — А как же ипотека ваша? Или, может, образование для будущих внуков отложить?

Виктор отмахнулся:

— Да брось, мам! Такая находка раз в жизни бывает! Имею я право хоть раз побаловать себя?

— Вить, я согласна с твоей мамой, — осторожно произнесла Ольга. — Это серьезные деньги, их нужно с умом потратить.

— Опаньки! — Виктор рассмеялся. — Вы теперь что, против меня объединились? Ну уж нет! Клад нашел я, значит, и распоряжаться им буду я!

Он решительно начал сгребать монеты обратно в чугунок. Любовь Петровна подошла и положила руку на его плечо:

— Сынок, давай сперва узнаем, сколько они вообще стоят. Может, они не такие ценные, как кажется.

Виктор нехотя кивнул:

— Ладно, завтра сгоняю к нумизмату. Но если они дорогие — катер будет мой, и точка!

Следующие три дня прошли в странном перемирии, словно над полем битвы вдруг подняли белый флаг. Ольга и Любовь Петровна, объединённые одной целью — отговорить Витьку от его безрассудной идеи, — позабыли о своих обидах, как о прошлогоднем снеге. Они вместе готовили, трещали про обустройство дачи, и даже те самые синие занавески в спальню перевесили, а в гостиной золотистый тюль Любови Петровны повесили. И надо ж такому случиться — комната и вправду преобразилась, заиграла.

— Знаете, — призналась Ольга свекрови, когда они грядки пололи бок о бок, — я ведь всегда хотела, чтобы у нас душа в душу было. Просто боялась, что вы станете…

— Командовать парадом? — мягко подсказала Любовь Петровна. — Видать, привыкла я всё сама решать. После смерти мужа пришлось и за папку, и за мамку Витьке быть.

— Понимаю, — Ольга смущённо потупилась, как девчонка провинившаяся. — И простите за те слова. Не должна я была такое говорить…

— Забыли, ладно, — Любовь Петровна сжала её руку, и Ольга почувствовала, какие у свекрови пальцы тёплые. — Знаешь, я ведь помогла вам с дачей не для того, чтоб на короткой узде держать. Просто хотела чувствовать себя нужной. В моём возрасте одиночество хуже любой болезни.

У Ольги в глазах защипало, будто песка насыпали:

— Вы всегда будете нам нужны. И мы никогда не оставим вас одну.

Когда Витька от нумизмата вернулся, рожа у него была, как у кота, которому вместо рыбы корку хлеба подсунули:

— Представляете, этот очкарик сказал, что монеты гроша ломаного не стоят! Говорит, они обычные, коллекционеры за них больших денег не отвалят. Даже золотые он оценил чуть дороже металла — по весу.

Ольга и Любовь Петровна переглянулись с таким облегчением, словно гора с плеч свалилась.

— Ну вот и слава богу, — сказала свекровь. — Можно их просто на память оставить или в музей отдать.

— Да какой там музей… — Витька рукой махнул, как веслом. — Эх, прощай, мечта моя!

Он выглядел таким убитым, что у Ольги сердце защемило. Подойдя к мужу, она обняла его за плечи:

— Не убивайся ты так. Будет у тебя ещё катер твой.

— Да уж, — вздохнул он. — Когда-нибудь…

Жизнь потихоньку в новое русло входила, как река после паводка. Любовь Петровна стала частым гостем на даче, только теперь советы её звучали мягче, а Ольга научилась находить в них разумное зерно, не воспринимая как покушение на свою территорию. Вместе они участок в райский сад превратили, а дом уютом наполнили, как чашку — горячим чаем.

Витька же, казалось, смирился с потерей несбывшегося богатства и с головой в работу ушёл, как в омут. Стал задерживаться допоздна, мотался в командировки часто и всё реже на даче появлялся, бросив жену с матерью хозяйничать.

— Витя совсем от рук отбился, — жаловалась Любовь Петровна, помогая Ольге помидоры закатывать. — Приедет — не жрёт толком, в огороде не помогает. Всё в телефоне своём копается, как крот.

— Заметила, — вздохнула Ольга. — Думаю, он всё никак не отойдёт от этих монет проклятых. Знаете, иногда даже жалею, что мы их нашли.

Октябрь выдался тёплым не по сезону, и решили они ещё пару выходных на даче провести, прежде чем сезон закрыть. В субботу утром Ольга проснулась от шума. Выглянув в окно, увидела, как к дому подъезжает грузовик здоровенный, а за ним — машина с надписью строительной конторы.

Накинув халат, она выскочила на крыльцо:

— Вы что-то ищете? Вам помочь?

Из машины вылез улыбающийся мужик в строительной робе:

— Доброе утро! Мы из «СтройТехДома». У нас заказ на установку сборного дома на вашем участке. Подскажите, где разгрузить детали?

Ольга растерянно заморгала, как сова на свету:

— Какой ещё дом? Тут ошибка какая-то…

— Никакой ошибки, — раздался родной голос. Из-за грузовика вышел Витька, сверкая улыбкой, как начищенный самовар. — Сюрприз, дорогая моя!

На дорожке появилась заспанная Любовь Петровна в ночнушке:

— Что за тарарам с утра пораньше? Виктор? Что стряслось-то?

— Садитесь обе, — Витька кивнул на скамейку у дома. — У меня для вас новость.

Когда они уселись, он достал из кармана бархатную коробочку и открыл её. Внутри лежала старинная золотая монета, блестящая, как маленькое солнышко.

— Помните тот чугунок? — спросил он, глядя на их удивлённые лица. — Я не поверил тому очкарику. Показал монеты другому специалисту — серьёзному, из самого Эрмитажа.

— И что? — Ольга почувствовала, как сердце заколотилось, будто молотком по наковальне.

— А то, что среди них есть настоящие редкости. Не все, конечно. Но те пять золотых десятирублёвиков Николая II особой чеканки стоят как чугунный мост. Я продал их коллекционеру.

Любовь Петровна ахнула:

— И молчал всё это время, паршивец?!

— Хотел сюрприз сделать, — улыбнулся Витька. — Этот дом, который сейчас привезли, — небольшой гостевой домик для тебя, мама. Чтобы ты могла приезжать когда вздумается и жить с удобствами. Отдельно, но рядышком.

У Любови Петровны губы задрожали, как осиновый лист, глаза слезами налились:

— Сынок…

— А ещё я полностью закрыл нашу ипотеку за квартиру, — продолжал Витька, глядя на жену. — И отложил на образование для будущих детишек. Как вы и советовали.

— А как же катер? — тихо спросила Ольга, боясь спугнуть момент.

Витька рассмеялся, как в старые добрые времена:

— Я понял, что есть вещи поважнее катера. Например, мир в семье.

Ольга бросилась к мужу и крепко обняла его, вдыхая родной запах. Любовь Петровна, утирая слёзы, подошла к ним:

— Я так горжусь тобой, сынок. Вырос настоящим мужиком.

— А я горжусь вами обеими, — ответил Витька, обнимая их. — Тем, как вы смогли свои закидоны перебороть. Я ведь всё видел и понимал.

Строители начали разгружать детали будущего дома, а три человека на крыльце стояли, обнявшись, и каждый думал о том, как иногда судьба выкидывает коленца. О том, как через ругань и обиды можно прийти к настоящему пониманию и близости, словно через тернии к звёздам.

— Знаете что? — вдруг сказала Любовь Петровна. — А давайте я сейчас блинов напеку. По моему фирменному рецепту.

— Отличная мысль, — улыбнулась Ольга. — Я помогу.

Оцените статью
— В моём доме ваше мнение никого не интересует! — поставила Ольга свекровь на место, но потом пожалела об этом
Стеснение Басилашвили, травмы Гурченко и унижение в Каннах: история фильма «Вокзал для двоих»