— Светочка, здравствуй, дорогая! — голос в телефонной трубке звенел от нарочитого радушия, которое Светлана научилась распознавать безошибочно. Тамара Павловна, её свекровь, никогда не звонила просто так.
— Здравствуйте, Тамара Павловна, — ровно ответила Света, прижимая трубку плечом и продолжая раскладывать по папкам рабочие документы. Конец года в бухгалтерии — это всегда маленький апокалипсис.
— Как ты, как работа? Игорь говорил, у тебя завал. Совсем себя не бережешь, девочка моя. Ну ничего, скоро праздники, отдохнешь. Мы как раз с Зоенькой вчера меню обсуждали. Я, как всегда, свою фирменную селедку под шубой сделаю и холодец сварю, на тебе, значит, горячее и салаты. Зоя испечет свой наполеон, дети его обожают. Встречаемся у вас, как обычно, тридцатого вечером, чтобы помочь тебе с нарезкой.
Светлана замерла. Папка с квартальным отчетом выскользнула из рук и глухо шлепнулась на пол. У вас. Как обычно. Решено. Обсуждено. Без неё. Снова.
— Тамара Павловна, мы с Игорем еще не решали, как будем отмечать Новый год, — стараясь, чтобы голос не дрожал, произнесла она. — У меня действительно очень много работы, я сдаю годовой баланс. Я не уверена, что у меня будут силы на большое застолье.
В трубке на мгновение повисла оглушительная тишина.
— Как это не решали? — в голосе свекрови прорезались ледяные нотки. — Игорь что, тебе не сказал? Он нам еще на прошлой неделе подтвердил, что собираемся у вас. Светочка, ты меня удивляешь. Семья — это святое. Новый год — семейный праздник. Или у тебя появились какие-то другие планы?
Света сжала кулаки. Сказал. Конечно, сказал. Просто её, как обычно, забыл поставить в известность. Она была не частью семьи, а функцией. Удобным приложением к их сыну и брату, владеющим просторной трехкомнатной квартирой, где так удобно собираться всей оравой.
— У меня были планы отдохнуть, — честно ответила она. — Просто выспаться. Посмотреть вдвоем с мужем кино. Мы за год ни разу вдвоем никуда не выбрались.
— Отдохнуть! — фыркнула Тамара Павловна. — От чего ты так устала, интересно? Не в шахте работаешь. А муж — это одно, а родня — другое. Нельзя отрываться от корней, Светочка. Ладно, не бери в голову, гормоны, наверное. Мы приедем тридцатого. Целую!
Короткие гудки. Света медленно опустила телефон на стол. Внутри всё клокотало от обиды и бессильной ярости. Она посмотрела на свою квартиру. Светлая, просторная, каждая вещь в ней была выбрана с любовью и вкусом. Её крепость. Которую раз в год, под предлогом «семейного праздника», брали штурмом, превращая в проходной двор.
Вечером, когда Игорь вернулся с работы, Света ждала его на кухне. Он вошел, пахнущий морозом и успехом — сегодня он заключил выгодный контракт. Улыбающийся, довольный, он потянулся, чтобы обнять жену, но наткнулся на холодную стену.
— Что-то случилось? — он сразу почувствовал напряжение.
— Твоя мама звонила, — без предисловий начала Света. — Обрадовала, что они с Зоей приедут тридцатого, помогать мне с нарезкой. Оказывается, мы, как обычно, празднуем у нас. Вся ваша семья. И только я, как обычно, не в курсе.
Игорь поморщился, снимая пальто.
— Свет, ну чего ты начинаешь? Я забыл сказать, замотался. Какая разница? Мы же каждый год так отмечаем.
— В этом и проблема, Игорь! — она повысила голос. — Каждый год! Каждый год моя квартира превращается в вокзал. Твоя мама привозит свой тазик с холодцом, твоя сестра — торт, а я с утра до ночи стою у плиты, чтобы накормить десять человек! А потом первого января, когда вы все отсыпаетесь, я до вечера разгребаю горы грязной посуды и отмываю пол от салатных пятен. Я устала! Я не хочу!
— Ну, не преувеличивай, — он прошел к холодильнику, ища что-нибудь перекусить. — Мама с Зоей всегда помогают.
— Помогают? — Света горько рассмеялась. — Их «помощь» заключается в том, чтобы сидеть на моей кухне, пить мой кофе и давать ценные указания, как правильно резать огурцы для оливье! А потом критиковать, что мясо суховато, а этот салат «не такой, как делает мама». Я в своем доме чувствую себя прислугой на экзамене!
— Перестань. Никто тебя не критикует. Это нормальные семейные посиделки. Ты просто всё воспринимаешь в штыки.
— Потому что это не «семейные посиделки»! — Света ударила ладонью по столу. — Это посиделки твоей семьи на моей территории и за мой счет! Почему мы никогда не собираемся у твоей мамы? У нее ведь тоже большая квартира. Или у Зои?
Игорь вздохнул. Этот разговор повторялся из года в год, но сейчас в голосе Светы звучали новые, незнакомые ему нотки.
— У мамы тесно, ты же знаешь. У Зои дети маленькие, всё разнесут. У нас удобнее всего. Свет, это всего один день в году. Неужели так сложно потерпеть ради семьи?
— Сложно! — выкрикнула она. — Для меня это не семья! Это твои родственники, которые меня не уважают! А ты, мой муж, этого в упор не видишь и делаешь вид, что всё в порядке! Так вот, я заявляю тебе официально: в этом году я не готовлю. Ничего. Можешь заказать еду в ресторане. Можешь привезти свою маму с ее холодцом. Но я к плите не подойду. Я вам не кухарка.
Она развернулась и ушла в спальню, громко хлопнув дверью. Игорь остался стоять посреди кухни, растерянный и раздосадованный. Он искренне не понимал, в чем проблема. Ну, устала. Ну, не хочет готовить. Можно же найти решение. Но почему столько драмы? Он списал все на её усталость и годовой отчет, решив, что к утру она остынет.
Но Света не остыла. Ни утром, ни на следующий день. Она разговаривала с мужем исключительно по делу, короткими, отрывистыми фразами. Вся её фигура выражала холодную, собранную ярость. Игорь пытался заводить разговор, шутить, но натыкался на ледяное молчание. Ему становилось не по себе. Прежде их ссоры были бурными, но короткими. А такое затяжное молчание пугало.
Через пару дней снова позвонила Тамара Павловна. На этот раз Игорю. Света, проходившая мимо, слышала обрывки фраз.
— …Совсем от рук отбилась… Что ты ей позволяешь… Настроить тебя против матери… Это все её эгоизм…
Игорь что-то смущенно бубнил в ответ, пытался её успокоить.
— Мам, перестань, мы разберемся… Да, конечно, все будет…
После разговора он вошел в комнату, где Света сидела с ноутбуком.
— Мама звонила. Волнуется. Свет, давай прекратим этот цирк. Я поговорю с Зоей, они возьмут на себя больше блюд. Ты сделаешь только основное.
— Я же сказала, я ничего делать не буду, — не отрываясь от экрана, отрезала Света. — Вообще ничего. И я не хочу их видеть в своем доме. Ни тридцатого, ни тридцать первого.
— Но это же мои родители! Моя сестра! — взорвался Игорь. — Куда я их дену? Скажу, чтобы не приходили? Они уже настроились!
— Это твои проблемы, Игорь. Ты их позвал, не посоветовавшись со мной, ты и решай. Можешь поехать к ним сам. А я останусь дома.
Это был удар ниже пояса. Встречать Новый год раздельно? За семь лет их брака такого не было никогда.
— Ты сейчас серьезно? — недоверчиво спросил он.
— Абсолютно. Я хочу тишины. Если ты не можешь мне ее обеспечить, я обеспечу ее себе сама.
Напряжение в квартире стало почти физически ощутимым. Они жили как соседи в коммуналке, едва пересекаясь. Игорь был зол и обижен. Он считал, что Света ставит ему ультиматумы и проявляет вопиющее неуважение к его родне. Света же чувствовала, что впервые за много лет пытается отстоять свои границы, и отступать не собиралась. Предательство мужа, который за ее спиной договорился с матерью, болело сильнее всего.
За неделю до Нового года, в субботу, Игорь предпринял еще одну попытку примирения. Он купил любимые Светины пирожные, букет её любимых белых роз. Вошел в квартиру с виноватой улыбкой.
— Свет, давай поговорим. Я был неправ, что не сказал тебе сразу. Прости. Но пойми и ты меня, это моя семья. Я не могу просто вычеркнуть их из жизни.
Света посмотрела на цветы, на пирожные. Жест был красивый, но фальшивый. Он просил прощения не потому, что понял её чувства, а потому, что хотел вернуть всё в привычное русло.
— Я и не прошу их вычеркивать, Игорь. Я прошу уважения к себе. К своему труду, к своему времени, к своему дому.
— Но где неуважение? Они же помочь хотят!
— Игорь, мы ходим по кругу.
В этот момент у Игоря зазвонил телефон. На экране высветилось «Зоя». Он сбросил звонок. Но сестра была настойчивой и позвонила снова. Игорь раздраженно вздохнул и ответил.
— Да, Зой. Я занят. Что-то срочное?
Света невольно прислушалась. Голос Зои в трубке был громким и плаксивым.
— Игорек, что у вас там происходит? Мне мама такое рассказала! Эта твоя… Света… совсем с ума сошла? Выгоняет нас? Мы же семья! Мама так расстроилась, у нее давление подскочило! Она ведь уже планы строила, как на даче весной теплицу новую поставит, рассаду высаживать будет на своей земле…
Света замерла. Каждое слово Зои било наотмашь. Но одна фраза заставила ее мозг работать с бешеной скоростью. «На своей земле». На какой «своей земле»? Дача… Они купили дачу два года назад. Долго копили, во многом себе отказывали. Это была их общая мечта. Уютный домик, сад, баня. Место, где они будут проводить выходные, вдвоем. Света лично выбирала участок, планировала, где будет цветник, а где — беседка.
Деньги были общие. Большая часть — её наследство от бабушки, которое она берегла много лет. Игорь добавил свою часть. Но оформлением документов занимался он, так как Света была в командировке. Она ему полностью доверяла. «Всё в порядке, дорогая, всё оформил, как надо», — сказал он тогда. Она и не проверяла. Зачем? Они же муж и жена.
— Зоя, давай не сейчас, — торопливо проговорил Игорь, бросая испуганный взгляд на окаменевшую Свету. — Потом созвонимся.
Он сбросил звонок, но было уже поздно.
— Что имела в виду Зоя? — ледяным, незнакомым голосом спросила Света. — Что значит «на своей земле»? О нашей даче речь?
Игорь побледнел. Он открыл рот, но не смог произнести ни слова. Его лицо, всегда такое уверенное, сейчас выражало панику.
— Я… она… она не то имела в виду. Она просто оговорилась.
— Не ври мне, Игорь! — Света подошла к нему вплотную, глядя прямо в глаза. — Я хочу знать правду. Сейчас же. На кого оформлена дача?
Он молчал, отведя взгляд. И это молчание было страшнее любого ответа.
— Я понял… — прошептала Света. Кровь отхлынула от её лица. — Ты оформил её на свою мать? На Тамару Павловну?
Игорь наконец поднял на нее глаза, полные отчаяния и вины.
— Свет, пойми… Мама настояла. Она сказала, что так надежнее. Мало ли что в жизни бывает… разводы, всякое. А так имущество останется в семье. Она говорила, что это просто формальность. Что дача наша, мы будем ей пользоваться. Я не хотел с ней ругаться… Думал, потом переоформим…
— Переоформим? — Света рассмеялась. Страшным, надрывным смехом. — Ты серьезно? Ты отдал наше общее гнездо, купленное в основном на мои деньги, своей маме, потому что «не хотел ругаться»? Ты предал меня, Игорь! Ты и твоя «семья»! Вы провернули это у меня за спиной!
Теперь всё встало на свои места. И эта ежегодная осада её квартиры, и хозяйский тон Тамары Павловны, и её фразы про «корни». Они не просто считали Свету прислугой. Они считали её временным явлением. Чужой. Той, которая в любой момент может уйти, и нужно заранее подстраховаться, чтобы она не отхватила кусок «семейного» имущества.
— Так вот почему они так рвутся праздновать у нас! — догадалась она. — Это не просто застолье. Это демонстрация власти! Они приходят в дом к сыну, а заодно проверяют, как там поживает временная жиличка. Не слишком ли много о себе возомнила?
— Свет, это не так! — пытался оправдаться Игорь, но его слова тонули в шуме её мыслей.
— Вон, — тихо сказала она.
— Что?
— Вон. Из моего дома.
— Но Света… Это и мой дом тоже! Квартира куплена в браке!
— Да, в отличие от дачи, — ядовито усмехнулась она. — Но сейчас я не хочу тебя видеть. Возьми свои вещи и поезжай к маме. У неё же так удобно, хоть и тесно. Поможешь ей с холодцом. Отпразднуете Новый год. В своей. Настоящей. Семье.
Она больше не кричала. Её голос был спокоен и смертельно холоден. В её глазах не было слёз, только выжженная пустыня. Игорь понял, что это конец. Не просто ссора. Что-то фундаментальное сломалось между ними, и склеить это уже не получится. Он смотрел на женщину, которую любил, и видел перед собой незнакомку. Решительную, чужую, с глазами из стали.
Он молча пошел в спальню, достал дорожную сумку и начал бросать в нее вещи. Свитера, джинсы, зарядку для телефона. Он действовал как автомат, не до конца осознавая происходящее. В голове билась одна мысль: «Как это случилось? Как всё рухнуло из-за какого-то Нового года?» Но он понимал, что дело не в Новом годе. Дело в его трусости, в его желании угодить всем, которое в итоге привело к предательству самого близкого человека.
Когда он с сумкой в руках стоял в прихожей, Света вышла из комнаты.
— Двадцать девятого декабря у меня последний рабочий день, — сказала она всё тем же ровным тоном. — Тридцатого я подаю на развод и раздел имущества. Квартиру будем продавать. Адвокат свяжется с тобой после праздников.
Она не стала его провожать. Просто вернулась в комнату и закрыла за собой дверь. Игорь постоял еще минуту, прислушиваясь к тишине. Потом повернул ключ в замке и вышел на лестничную площадку.
Света осталась одна в пустой квартире. Она не плакала. Медленно подошла к окну. На улице падал густой снег, фонари освещали кружащиеся снежинки. Город готовился к празднику. В окнах соседних домов зажигались гирлянды. А в её жизни только что погас главный свет. Но странное дело — вместо боли и отчаяния она чувствовала… облегчение. Словно с плеч свалился огромный, тяжелый груз, который она тащила все эти годы, сама того не осознавая.
Она не будет готовить десять салатов. Не будет отмывать жирные тарелки. Не будет выслушивать ядовитые комплименты свекрови и жалобы золовки. Она будет одна. В тишине. В своей, пусть и временно, но всё ещё своей крепости.
Она взяла телефон и набрала номер своей старой подруги, с которой они не виделись почти год.
— Ленка, привет. Ты на Новый год что делаешь? … Ничего? Слушай, а поехали в Питер? Прямо тридцать первого утром. Просто погуляем по Невскому, выпьем глинтвейна. Да, одна. Расскажу потом.
На том конце провода раздался радостный визг. Света впервые за много недель улыбнулась. Настоящей, живой улыбкой. Впереди была неизвестность, развод, суды. Но впереди была и новая жизнь. Её собственная жизнь, где правила будет устанавливать только она. И этот Новый год, пусть и встреченный в поезде или на промозглых улицах чужого города, станет первым настоящим праздником за последние семь лет. Праздником освобождения.
