— Значит, ты всерьёз думаешь, что можешь приехать сюда когда вздумается? — Эля стояла на крыльце дачи, скрестив руки на груди. — Это моя дача, Нина Фёдоровна. Моя. И ваши родственники тут ни при чём.
Свекровь замерла на нижней ступеньке, держась за перила. За её спиной виднелась машина, из которой уже начали выгружать сумки двое мужчин — племянник Нины Фёдоровны и его приятель.
— Как это твоя? — голос свекрови дрогнул от возмущения. — Мы с Петром эту землю ещё в девяносто третьем получили! Сами забор ставили, колодец копали!
— А оформили на меня. Документы есть. Хотите, покажу? — Эля развернулась и захлопнула дверь так, что стёкла звякнули.
Внутри дома она прислонилась к косяку и закрыла глаза. Руки дрожали. Три года назад, когда свёкор умирал, он вызвал нотариуса и переписал дачу на неё. Тогда Эля не придала этому значения — просто кивнула, подписала бумаги. Пётр Иванович был человеком странным, молчаливым, но справедливым. Перед смертью он сказал только одно: «Ты её заслужила, девка. Одна тут возилась, пока остальные языками чесали».
Нина Фёдоровна тогда промолчала. А теперь вот явилась с родственниками, которых Эля в глаза не видела.
За окном послышались голоса. Эля выглянула — свекровь что-то горячо объясняла племяннику, тыкая пальцем в дом. Тот был здоровенный, лет тридцати пяти, с бычьей шеей и равнодушным лицом. Второй мужчина, помоложе, курил у машины, разглядывая яблони.
Телефон завибрировал в кармане. Муж.
— Элечка, мама звонила. Говорит, ты её не пускаешь на дачу? — голос Игоря звучал растерянно. — Что случилось?
— Случилось то, что твоя мама привезла каких-то людей и решила тут обосноваться. Без спроса. На мою дачу.
— Ну подожди, какая твоя? Это же семейное…
— Игорь. — Эля перебила его жёстко. — Открой документы, которые лежат в синей папке на антресолях. Посмотри, на кого оформлена эта земля. Потом перезвони.
Она сбросила звонок и прошла на кухню. Нужно было успокоиться. Заварить себе что-нибудь крепкое. Эля достала из шкафчика банку с травяным сбором, который сама собирала в июле — мята, зверобой, душица. Залила кипятком, села у окна.
Дача стала её убежищем пять лет назад, когда Игорь получил повышение и начал пропадать на работе. Сначала Эля приезжала сюда на выходные, потом стала оставаться на недели. Свёкор молча помогал ей чинить веранду, менять трубы в летней душевой. Нина Фёдоровна наведывалась редко — ей больше нравилась городская квартира, где можно было принимать подруг и обсуждать соседей.
А потом Пётр Иванович слёг. Последние полгода его жизни Эля провела между городом и дачей — возила свёкра на обследования, покупала лекарства, сидела у постели по ночам. Нина Фёдоровна в больницу не ездила — говорила, что не выносит запаха хлорки. Игорь заглядывал раз в неделю, на полчаса, и сразу убегал на какое-то совещание.
Когда Пётр Иванович умер, Эля проплакала три дня. А потом вернулась на дачу и начала приводить её в порядок — так, как он хотел, но не успел. Перекрасила забор, посадила малину, отремонтировала крышу сарая.
Стук в дверь вернул её в реальность.
— Откройте, нам поговорить надо. — Голос незнакомый, мужской, с металлическими нотками.
Эля подошла к двери, не открывая.
— С вами разговаривать не о чем. Собирайтесь и уезжайте.
— Тётя Нина говорит, что у неё тут права есть. Мы специально приехали помочь ей вступить в наследство.
— Наследство она уже получила. Квартиру в городе. Дача — моя. Документально. Хотите судиться — пожалуйста, в суде и встретимся.
За дверью воцарилась тишина. Потом послышались шаги — удаляющиеся.
Эля выдохнула и вернулась к окну. Свекровь сидела в машине, что-то нервно говорила по телефону. Племянник курил, прислонившись к багажнику. Второй мужчина бродил по участку, заглядывая в окна сарая.
Телефон снова зазвонил. На этот раз номер был незнакомый.
— Алло?
— Элеонора Сергеевна? Это адвокат Кравцов, представляю интересы Нины Фёдоровны Лариной. Мы хотели бы урегулировать вопрос с дачным участком в досудебном порядке…
— У меня есть документы, подтверждающие право собственности. Дарственная от Петра Ивановича Ларина, заверенная нотариусом. Всё законно.
— Понимаете, здесь есть нюансы. Нина Фёдоровна утверждает, что на момент подписания дарственной её супруг находился в состоянии, не позволяющем…
— Заключение о дееспособности есть. От того же нотариуса. Хотите оспорить — подавайте в суд. До свидания.
Эля положила трубку и потёрла виски. Голова раскалывалась. Она понимала, что это только начало. Нина Фёдоровна была женщиной упрямой и мстительной. Когда-то, на второй год их с Игорем брака, свекровь попыталась выжить Элю из квартиры — постоянно приезжала без предупреждения, переставляла вещи, делала замечания. Тогда спас свёкор — он просто запретил жене лезть в дела молодых. «У них своя жизнь, Нина. Отстань».
Теперь Петра Ивановича не было. И Нина Фёдоровна решила взять реванш.
К вечеру машина уехала. Эля выглянула — участок был пуст. Только на калитке болталась записка, прижатая камнем: «Ты ещё пожалеешь. Такие вещи просто так не проходят».
Эля скомкала бумажку и швырнула в мусорное ведро.
На следующее утро она проснулась от странного звука. Выглянув в окно, обомлела — у забора стояла группа людей с какими-то приборами. Один из них, мужчина в джинсовке, делал замеры, другой фотографировал участок.
Эля выскочила на крыльцо.
— Вы кто такие? Что вы тут делаете?
— Землеустроительная экспертиза, — ответил мужчина в джинсовке, не поднимая глаз от прибора. — По заявке Лариной Н.Ф. Проверяем границы участка и законность построек.
— У вас есть разрешение на вход на территорию?
— Нам и не нужно. Мы работаем с внешней стороны забора. А вот вам, гражданочка, придётся предъявить документы на все хозяйственные постройки. Сарай, баня, веранда — на всё должны быть разрешения.
Эля почувствовала, как внутри всё холодеет. Сарай строил ещё Пётр Иванович, лет пятнадцать назад. Никаких разрешений, конечно, не было — тогда этим мало кто заморачивался. Баню они с Игорем поставили три года назад. Тоже без оформления.
— Я всё оформлю задним числом, — сказала она твёрже, чем чувствовала себя. — У меня есть время на это.
— Время есть, — согласился землеустроитель. — Но если Ларина подаст в суд на снос самовольных построек, суд встанет на её сторону. Она ведь как бывшая совладелица имеет право…
— Она не совладелица. Дача оформлена на меня.
— Ну да, дача. А земля под постройками? Межевание проводилось? Акты согласования границ с соседями есть?
Эля молчала. Землеустроитель усмехнулся и вернулся к своим измерениям.
Внутри дома она села за стол и попыталась собраться с мыслями. Нина Фёдоровна действовала продуманно. Значит, кто-то её консультирует. Тот адвокат, наверное. Или племянник — он выглядел как человек, который знает, где надавить.
Телефон. Игорь.
— Эля, я разговаривал с мамой. Она очень расстроена. Говорит, ты её унизила перед родственниками.
— Игорь, твоя мама заказала землеустроительную экспертизу. Хочет доказать, что постройки на участке незаконные. Ты в курсе?
Пауза.
— Она не говорила мне об этом. Но, Элечка, может, и правда стоит как-то договориться? Ну, например, пусть приезжает сюда, когда захочет. Всё-таки она столько лет тут…
— Она тут была три раза за пять лет, — перебила Эля. — Три раза, Игорь. А я живу здесь. Я вложила сюда деньги, силы. Я за твоим отцом ухаживала, пока ты пропадал на работе. И теперь она хочет отнять у меня единственное место, где я чувствую себя спокойно.
— Никто ничего не отнимает, — голос Игоря стал раздражённым. — Просто мама считает, что имеет права…
— У неё нет прав. Спроси у своего адвоката, раз своей жене не веришь.
Эля сбросила звонок и швырнула телефон на диван.
Вечером того же дня к калитке подъехал участковый. Молодой, лет двадцати восьми, с усталым лицом.
— Добрый вечер. Ларина Элеонора Сергеевна?
— Да.
— Поступила жалоба от гражданки Лариной Нины Фёдоровны. Утверждает, что вы незаконно удерживаете её имущество и не пускаете на территорию принадлежащего ей участка.
— У меня есть документы. Хотите посмотреть?
Участковый прошёл в дом, изучил дарственную, свидетельство о праве собственности. Покачал головой.
— Тут всё чисто. Но раз она подала жалобу, будет разбирательство. Вам придётся приехать в отделение, дать объяснения.
— Хорошо. Когда?
— Завтра, к десяти. Адрес запишете?
Эля записала и проводила участкового до калитки. Тот уже садился в машину, когда обернулся:
— Вы того, поосторожнее. Ларина эта, пожилая, она в отделение уже третий раз приходит. С разными жалобами. Такие обычно не отступаются.
Эля кивнула и вернулась в дом.
Ночью ей не спалось. Она лежала в темноте, слушая, как шумит ветер в яблонях, и думала о том, что всё рушится. Не только дача — вся её жизнь. Игорь занял сторону матери. Не открыто, но Эля чувствовала это по его голосу, по паузам в разговоре. Он не понимал — или не хотел понимать — что для неё означает это место.
В квартире она задыхалась. Игорь приходил поздно, падал в кровать, не говоря ни слова. По утрам натягивал костюм и исчезал до вечера. Они перестали разговаривать о чём-то, кроме счетов и покупок. Эля пыталась заговорить о детях — может, стоит наконец решиться? Ей тридцать четыре, время уходит. Но Игорь отмахивался: «Потом, Эль. Сейчас не время. Я на повышение иду, нельзя отвлекаться».
А здесь, на даче, она могла дышать. Работать руками, видеть результат. Копать землю, поливать грядки, смотреть, как растёт то, что посадила. Это была её территория. Её мир.
И она не собиралась его отдавать.
Утром Эля поехала в отделение. Участковый выслушал её, записал показания. Нина Фёдоровна пришла через полчаса — в сопровождении того самого племянника. Села напротив Эли, выпрямив спину, и начала говорить громко, с надрывом:
— Эта женщина обманула моего умирающего мужа! Воспользовалась его состоянием, заставила подписать бумаги! Пётр Иванович последние месяцы вообще не понимал, что делает!
— У нотариуса есть заключение о его дееспособности, — спокойно возразила Эля.
— Куплено! Все эти бумажки можно купить!
Участковый поднял руку.
— Гражданка Ларина, если у вас есть доказательства мошенничества — подавайте заявление в следственный комитет. Я не могу заниматься гражданскими спорами. Это вопрос для суда.
— Значит, так и оставите? — племянник наклонился к столу. — Человека из собственного дома выгнали, а вы руками разводите?
— Гражданка Ларина не проживала на этом участке последние пять лет, — участковый начал терять терпение. — Собственник участка — Элеонора Сергеевна. Если вас это не устраивает — обращайтесь в суд. Других вариантов нет.
Нина Фёдоровна поднялась, тяжело дыша.
— Хорошо. Будет вам суд. И я докажу, что эта девица…
— Нина Фёдоровна, — перебила её Эля тихо, но твёрдо. — Я десять лет была вам невесткой. Я ухаживала за вашим мужем, когда вы отказывались заходить в больничную палату. Я привела в порядок дачу, которую вы забросили. Пётр Иванович сам принял решение оставить её мне. Если хотите — требуйте эксгумации, пусть врачи проверят, был ли он в здравом уме. Но я знаю, что было. И вы знаете.
Свекровь побелела. Развернулась и вышла, не прощаясь. Племянник посмотрел на Элю долгим оценивающим взглядом и последовал за тётей.
Когда Эля вернулась на дачу, на калитке висел новый замок. Чужой. Она остановилась, не веря глазам. Подошла ближе — замок массивный, навесной. А рядом бумажка, в файле: «Участок арестован по решению суда в связи с имущественным спором. Доступ на территорию запрещён до вынесения решения. Судебный пристав Колосов А.В.»
Эля достала телефон дрожащими руками, набрала номер суда. Автоответчик. Рабочий день закончился. Позвонила приставам — то же самое.
Села на скамейку напротив калитки и заплакала. Впервые за все эти дни.
Через два часа приехал Игорь. Молча сел рядом, обнял за плечи.
— Мама подала заявление о наложении ареста на спорное имущество. Через знакомого судью протолкнула. Завтра будет первое заседание.
— Игорь, — Эля подняла на него заплаканное лицо. — Скажи честно. Ты на чьей стороне?
Он молчал. Долго. Потом вздохнул:
— Я не понимаю, зачем вам обеим это нужно. Это просто дача. Можно же договориться.
— Для меня это не просто дача. Это единственное, что у меня есть. Моё.
— У тебя есть я, — Игорь сжал её плечо. — У тебя есть квартира, семья…
— У меня нет тебя, — Эля высвободилась. — Тебя нет уже года. Может, больше. Ты приходишь ночевать, но тебя нет. А квартира — твоя. Купленная до свадьбы, оформленная на тебя. Я там гость. А здесь я хозяйка. Понимаешь разницу?
Игорь встал, засунул руки в карманы.
— Я попрошу маму отозвать иск.
— Она не отзовёт. Ты же знаешь её.
— Тогда я дам показания в суде. Скажу, что отец был в здравом уме и сам хотел отдать дачу тебе. Я же видел, как он на тебя смотрел последние месяцы. С благодарностью.
Эля посмотрела на мужа. Может, он всё-таки не потерян для неё окончательно.
Суд назначили через неделю. За эти дни Эля собрала все документы, нашла свидетелей — соседей по даче, которые подтвердили, что именно она ухаживала за участком последние годы. Нотариус предоставил копии всех медицинских справок Петра Ивановича, включая заключение невролога о сохранной когнитивной функции.
Нина Фёдоровна пришла в суд с адвокатом и целой папкой фотографий — дача в девяностые годы, свёкор за работой, семейные праздники. Адвокат строил линию защиты на том, что участок был семейным гнездом, а Пётр Иванович не мог по собственной воле лишить жену права на это место.
— Моя подзащитная, — говорил он вкрадчивым голосом, — прожила в браке с покойным сорок два года. Они вместе строили этот дом, растили сына. И вдруг за несколько месяцев до смерти Пётр Иванович переписывает всё на невестку. Разве это не выглядит подозрительно?
Эля слушала и чувствовала, как наворачиваются слёзы. Игорь сидел рядом, сжав её руку. Когда настала его очередь давать показания, он встал и сказал чётко:
— Мой отец был человеком справедливым. Он видел, кто реально заботится о даче, а кто только приезжает попить чай. Последний год жизни он провёл в основном здесь, с Элеонорой. Она возила его на процедуры, покупала лекарства на свои деньги, сидела с ним по ночам. Мать приезжала раз в месяц, на пару часов. Я сам был свидетелем, как отец вызвал нотариуса и сказал: «Хочу оставить дачу Эле. Она её заслужила». Он был в ясном уме, отвечал на вопросы, шутил даже.
Нина Фёдоровна вскочила:
— Ты врёшь! Ты предаёшь собственную мать ради этой…
— Мама, — Игорь повернулся к ней. — Я говорю правду. Папа хотел этого. И ты сама знаешь почему.
Судья стукнула молотком, призывая к порядку.
Решение огласили через три дня. Иск отклонён. Арест с участка снят. Право собственности Элеоноры Сергеевны на дачный участок признано законным и обоснованным.
Эля вышла из здания суда, чувствуя, как слабеют ноги. Игорь поддержал её.
— Поехали домой.
— Куда? — она посмотрела на него.
— На дачу. Я возьму отпуск. Нам нужно поговорить. О многом.
Они ехали молча. У калитки Эля остановилась, достала ключи. Замок щёлкнул, калитка открылась. Родная территория. Яблони шумели, где-то стрекотала сорока.
— Знаешь, — сказал Игорь, стоя посреди участка. — Отец говорил мне перед смертью: «Не потеряй эту женщину. Она одна из тех, кто не предаёт». Я тогда не понял. Теперь понимаю.
Эля прислонилась к его плечу. Впереди было много разговоров. Может быть, всё ещё можно исправить. Может быть, и нет. Но дача осталась с ней. Её место. Где она хозяйка.
