— Вадик, да что ты там ковыряешься? У меня ноги гудят, открой уже, — голос Тамары Игоревны звучал не столько устало, сколько требовательно. Это был тон человека, который привык, что пространство перед ним расступается само собой. — Смазать надо было еще месяц назад, я же говорила.
— Мам, подожди. Не входит, — буркнул Вадим. Звук металла, скребущего о металл, стал резче. — Заело, что ли… Или не тот ключ.
Кира стояла по ту сторону двери, прижавшись спиной к холодной стали. Она не смотрела в глазок. Ей не нужно было видеть их лица — она и так знала, как сейчас нахмурился Вадим, чуть прикусив нижнюю губу (привычка, которая раньше казалась ей трогательной сосредоточенностью), и как Тамара Игоревна поправляет воротник своего дорогого пальто, оглядывая лестничную клетку с видом ревизора.
Кира медленно выдохнула. Сердце не колотилось. Странно, но внутри была звенящая, ледяная пустота. Как в операционной перед тем, как включат лампы.
— Кира! — Вадим нажал на звонок. Трель разрезала тишину квартиры. — Кир, ты дома? У нас ключ не подходит!
Она подождала еще секунду. Потом резко, одним движением, повернула вертушку нового замка и распахнула дверь.
Вадим чуть не повалился вперед — он как раз навалился плечом. Тамара Игоревна стояла за его спиной, держа в руках объемный пакет с логотипом элитного гастронома.
— О, Господи, — выдохнула свекровь. — Ты дома. Чего молчишь? У нас ключ сломался или вы с личинкой что-то сделали? Мы тут пять минут пляшем.
— Ключ не сломался, — Кира стояла в проеме, не делая шага назад. Она была в джинсах и черной водолазке, босая. Никаких тапочек, никаких халатов. — Ключ просто больше не подходит.
Вадим выпрямился. Он был красив той породистой, хищной красотой, которая с годами только дорожает. Серые глаза, ухоженная щетина, пальто расстегнуто именно так, чтобы было видно качественный шарф. Он смотрел на жену не с любовью, не с раздражением, а с оценивающим прищуром игрока, у которого вдруг сдали не ту карту.
— В смысле «не подходит»? — голос его стал тише, вкрадчивее. — Ты сменила замки? Зачем?
— Чтобы ты не вошел, — просто ответила Кира.
— Кирочка, — вступила Тамара Игоревна, делая шаг вперед и пытаясь, как ледокол, внести свое тело в прихожую. — Давай мы зайдем, поставим сумки…
Кира выставила руку. Жест был коротким, рубящим. Свекровь замерла, уперевшись грудью в невидимую преграду.
— Нет. Вы не зайдете. Ни сумки, ни вы.
— Ты перегрелась? — Вадим шагнул к ней, нависая. Раньше это работало. Его физическое присутствие всегда подавляло, заставляло её чувствовать себя маленькой и защищенной. Сейчас она видела перед собой просто крупного мужчину, который занимал слишком много места. — Что за цирк? Мама приехала помочь с выбором плитки, мы договаривались. Отойди.
— Плитки не будет, Вадим. И ремонта не будет. И «совместных вложений», которые потом делают квартиру общей собственностью, тоже не будет.
В глазах мужа что-то мелькнуло. Тень. Это был страх, мгновенный и острый, но он тут же прикрыл его привычной маской снисходительности.
— О чем ты?
— О юристе, Вадим. О твоем консультанте, Новикове.
Тишина, повисшая на лестничной клетке, была плотнее бетона. Тамара Игоревна медленно опустила пакет на грязный кафель подъезда. Лицо её, только что выражавшее деятельное нетерпение, разгладилось, превратившись в каменную маску.
— Ты рылась в моем ноутбуке? — прошипел Вадим.
— Нет. Ты слишком самоуверен, ты даже не закрываешь вкладки на планшете, когда уходишь в душ. «Как переквалифицировать добрачное имущество в совместно нажитое через неотделимые улучшения». Прекрасный запрос. И переписка с мамой тоже познавательная. Особенно та часть, где вы обсуждаете, что «эта дурочка подпишет смету, не глядя».
Кира говорила ровно, без крика. Она ожидала, что голос дрогнет, но он звучал сухо, как шелест купюр.
— Ты все не так поняла, — Вадим включил режим обаяния на полную мощность. Улыбка, чуть виноватая, чуть усталая. — Кир, ну какой юрист? Это просто теория. Мы же семья. Я хотел сделать нам крутой ремонт, вложить свои деньги…
— Твои деньги? — Кира усмехнулась. — Деньги, которые ты якобы «накопил», а на самом деле Тамара Игоревна продала гараж и собиралась оформить это как займ под залог доли в моей квартире? Я видела проект договора займа, Вадим. Датированный завтрашним числом.
Тамара Игоревна вдруг хмыкнула. Громко, неприятно.
— А ты, оказывается, зубастая, — сказала она, глядя на Киру с новым интересом, как смотрят на внезапно ожившую мебель. — Я Вадику говорила: тихони самые опасные.
— Мама, помолчи, — оборвал её сын. Он перестал улыбаться. Лицо стало жестким, хищным. — Слушай сюда. Ты сейчас пустишь нас, мы сядем и поговорим как взрослые люди. Ты накрутила себя. Это стандартная схема защиты активов, ничего личного.
— Защиты активов от кого? От меня? В моей же квартире?
— Мы женаты, Кира! — рявкнул он, и эхо ударилось о стены подъезда. — Все, что здесь происходит — наше общее дело. Я потратил на тебя два года жизни…
— Ты потратил два года на то, чтобы попытаться отжать у меня квадратные метры в центре, — перебила она. — Потому что у тебя самого за душой — кредитный «Мерседес» и прописка в общежитии у мамы в Подмосковье. Я была удобным вариантом. Не бедная, одна, без назойливой родни.
— Ты сейчас договоришься, — Вадим сделал резкое движение, хватаясь за ручку двери.
Кира не шелохнулась.
— Твои вещи собраны. Три чемодана и две коробки. Стоят у консьержа внизу. Я заплатила ему тысячу, чтобы он присмотрел за ними до вечера. Ноутбук, планшет, твои драгоценные костюмы, часы — все там. Даже твоя любимая кофеварка. Забирай.
— Ты не имеешь права меня выгонять, я здесь прописан! — Вадим попытался просунуть ногу в проем, чтобы не дать ей захлопнуть дверь.
— Временная регистрация, Вадим. Она закончилась вчера. Ты забыл продлить? Какая жалость. Я — нет. Я ходила в МФЦ сегодня утром. Ты здесь никто. Гость. И гостеприимство закончилось.
Вадим замер. Он лихорадочно просчитывал варианты. Кира видела, как бегают его зрачки. Насилие? Нет, кругом камеры, соседи, он слишком труслив для уголовщины. Суд? Без шансов, квартира куплена за три года до брака. Давить на жалость?
— Кира, — голос Тамары Игоревны вдруг стал елейным, тягучим, как патока. — Деточка, ну зачем так резко? Ну, погорячились мужчины, с кем не бывает. Вадик просто хотел как лучше, чтобы у вас гнездышко было… Ну давай я с ним поговорю, он извинится. Не рушь семью из-за бумажек. Ты же умная женщина. Кому ты нужна будешь сейчас, разведенная? А Вадик у тебя орел.
Кира посмотрела на свекровь. На её массивные золотые серьги, оттягивающие мочки. На плотно сжатый рот с ниточкой дорогой помады.
— Тамара Игоревна, — сказала Кира очень тихо. — Вы ведь не плитку приехали выбирать. Вы приехали проконтролировать, чтобы я подписала тот договор на «ремонт». Я нашла черновик в папке Вадима. Там ваша подпись уже стояла. Вы — заимодавец. Вы собирались загнать меня в долги в собственной квартире.
Свекровь перестала улыбаться.
— Ты, — выплюнула она. — Жадная, мелочная…
— Да, замки я поменяла, потому что это моя добрачная квартира и ваш сын сюда больше не войдет, — осадила свекровь Кира, чеканя каждое слово. — И вы тоже. Никогда.
Она посмотрела на мужа. Тот стоял, ссутулившись, и вся его лощеная аура куда-то испарилась. Остался просто злобный, неудачливый аферист.
— Внизу, Вадим, — повторила Кира. — Чемоданы тяжелые. Вызови такси, на метро с ними неудобно.
Она потянула дверь на себя.
— Ты пожалеешь! — крикнул Вадим, и в его голосе прорезалась истерика. — Ты приползешь! Ты сдохнешь одна в этих стенах!
— Лучше одна, чем с паразитами, — ответила Кира и захлопнула тяжелую металлическую дверь.
Щелкнул замок. Второй оборот. Третий.
Кира прислонилась лбом к холодной обшивке. С той стороны слышался приглушенный мат Вадима и резкий, визгливый голос Тамары Игоревны, которая уже отчитывала сына за то, что он «упустил бабу». Удары в дверь — пару раз, ногой, для порядка. Потом звук удаляющихся шагов и гул лифта.
Кира отлепилась от двери. Тишина в квартире была оглушительной. В прихожей пахло её духами, а не его одеколоном. На вешалке было просторно.
Она прошла на кухню. На столе стояла недопитая чашка кофе — холодная, черная. Кира взяла её, вылила содержимое в раковину и тщательно вымыла чашку. Потом достала телефон, зашла в контакты, нашла номер «Любимый» и нажала «Заблокировать». Следом полетел номер «Тамара Иг».
Никаких слез не было. Было только странное, забытое чувство. Чувство, когда снимаешь тесные туфли после долгого дня.
Она подошла к окну. Внизу, у подъезда, маленькие фигурки грузили чемоданы в желтое такси. Женская фигура размахивала руками, мужская сутулилась. Машина тронулась и уехала, растворившись в потоке вечернего города.
Кира глубоко вздохнула, расправляя плечи. Воздух в квартире вдруг показался невероятно вкусным. Жизнь продолжалась. И она принадлежала только ей.
— Кир, твоя свекровь с ключами — это детский сад! — перебила Нина, и в трубке звякнуло стекло, будто она наливала себе что-то крепкое дрожащей рукой. — Моя «родня» меня сегодня чуть по миру не пустила. Прихожу домой, а там… притон! Чужой мужик, водка рекой, и мой Витя сидит, глаза в пол, пока его сестрица на меня кредит вешает. Я их вышвырнула. Обоих. В ночь. Сядь, сейчас расскажу, как за одну банку шпрот можно семью потерять…
