Ирина стояла на весах, затаив дыхание. 58,3 килограмма. При росте 165. Нормальный вес для её возраста и комплекции. Но мать смотрела на цифры так, словно там было написано «сто пятьдесят».
— Опять набрала, — Валентина Сергеевна покачала головой. — Я же говорила — никакого хлеба после шести.
— Мам, это триста грамм. Нормальные колебания воды в организме.
— Нормальные девушки не оправдываются водой. Нормальные девушки следят за собой.
Ирине было двадцать восемь. Она жила с матерью в трёхкомнатной квартире на Патриарших. Работала дизайнером в небольшой студии. Могла бы снимать жильё, но каждый раз, когда заговаривала об этом, мать хваталась за сердце.
— Убить меня хочешь? Бросить? После всего, что я для тебя сделала?
«Всё» включало в себя двадцать восемь лет ежедневного контроля. Что есть, что носить, с кем общаться, как говорить, как сидеть, как дышать.
— Втяни живот, — автоматически сказала мать, проходя мимо.
Ирина втянула. Рефлекс, выработанный годами.
На работе было легче дышать. Коллеги не комментировали её вес, не критиковали одежду, не учили жить. Особенно Никита — арт-директор, тихий парень с добрыми глазами.
— Привет, — он поставил на её стол стакан кофе. — Латте с корицей, как любишь.
— Спасибо.
— Новый проект пришёл. Логотип для кофейни. Хочешь взять?
— Конечно.
Никита задержался у её стола, явно хотел что-то сказать.
— Ир, может, пообедаем вместе? В том грузинском, помнишь?
Она помнила. Месяц назад они ходили туда всей командой. Никита сидел рядом, смешил её, и впервые за долгое время Ирина смеялась искренне, забыв втянуть живот.
— Я… У меня контейнер с собой.
Ложь. Контейнер был пустой — мать с утра устроила скандал из-за творога («Пять процентов жирности? Свинья!»), и Ирина ушла голодной.
— Понятно, — Никита отступил. — Ну, если передумаешь…
Не передумает. Мать проверяла чеки, банковские выписки. Обед в кафе означал вечерний допрос с пристрастием.
Вечером Валентина Сергеевна ждала её с новостью.
— Я тут с Людмилой Васильевной говорила. Помнишь её? Эндокринолог. Она новую схему для похудения разработала.
На столе лежала белая коробочка с таблетками. Без маркировки, без инструкции.
— Мам, я не буду пить непонятно что.
— Это не «непонятно что». Это препарат под контролем врача. Хочешь остаться старой девой — пожалуйста. Но пока живёшь под моей крышей, будешь делать, что я говорю.
— Мам, мне не нужно худеть. У меня нормальный вес.
Валентина Сергеевна встала, подошла к дочери вплотную.
— Нормальный? Посмотри на себя! Бока висят, лицо отёкшее, ноги как столбы. Ты думаешь, почему у тебя никого нет? Потому что ты себя распустила!
Ирина молчала. Бесполезно спорить. Двадцать восемь лет доказательство тому.
— Людмила Васильевна сказала, эффект потрясающий. Минус десять килограмм за месяц. И аппетит пропадает, и энергия появляется.
— А побочные эффекты?
— Какие побочные? Не выдумывай. Это натуральный препарат.
Ирина взяла коробочку, прочитала название. Погуглить бы, но телефон мать проверяла. История браузера должна быть чистой.
— Одна таблетка утром, одна вечером, — инструктировала Валентина Сергеевна. — И никому не говори. Это дорогое удовольствие, не для всех.
Первую неделю было нормально. Даже хорошо — есть действительно не хотелось, энергия била ключом. Ирина работала допоздна, убиралась дома, даже на пробежку начала выходить.
— Вот видишь, — довольно говорила мать. — А ты боялась. Уже лицо подтянулось.
На второй неделе начались проблемы со сном. Ирина ложилась в полночь, а в три утра вскакивала, как от удара. Сердце колотилось, руки дрожали.
— Это организм перестраивается, — отмахнулась мать. — Потерпи.
На третьей неделе начались панические атаки. Первая накрыла прямо в офисе. Ирина сидела за компьютером, работала над логотипом, и вдруг — воздух кончился. Грудь сдавило, перед глазами поплыло.
— Ирина! — Никита первым заметил. — Что с тобой?
Она не могла ответить. Хватала ртом воздух, как рыба.
— Воды! Кто-нибудь, воды!
Никита усадил её на диван в переговорке, дал попить, открыл окно.
— Дышать тяжело?
Кивнула.
— Это паническая атака. У меня у сестры такое было. Дыши со мной. Вдох на четыре счёта, выдох на четыре.
Постепенно отпустило. Ирина сидела, вцепившись в его руку.
— Спасибо.
— Не за что. Ты к врачу ходила? Это же не первый раз?
Не первый. Но к врачу не пойдёшь — мать узнает.
— Всё нормально. Просто переработала.
Никита смотрел с сомнением, но настаивать не стал.
К концу месяца Ирина потеряла семь килограмм и остатки душевного равновесия. Руки дрожали постоянно, спала по три часа, срывалась на коллег.
— Какого чёрта ты трогал мой макет? — наорала она на стажёра.
— Я… я просто цвет фона поправил, как вы просили.
— Я не просила! Я сказала подумать! Думать и трогать — разные вещи!
Стажёр сжался, отодвинулся. В офисе повисла тишина.
— Ир, пойдём покурим, — Никита взял её под локоть.
— Я не курю.
— И я не курю. Пойдём подышим.
На улице холодно, февраль. Ирина стояла без куртки, но не чувствовала холода. Внутри горел огонь.
— Что с тобой происходит? — спросил Никита. — Ты сама не своя последние недели.
— Всё нормально.
— Нет, не нормально. Ты похудела сильно. Глаза как у загнанного зверя. Руки трясутся. Ирина, ты что-то принимаешь?
— Отвали!
Слово вырвалось само. Никита отшатнулся.
— Прости, — он поднял руки. — Я просто волнуюсь.
— Не надо обо мне волноваться! Я не просила! Иди волнуйся о ком-нибудь другом!
Развернулась, ушла. За спиной Никита звал, но она не обернулась.
Дома мать встретила с весами в руках.
— Раздевайся, взвешиваться будем.
— Мам, я устала.
— Устала? От чего? От того, что сидишь целый день? Раздевайся, я сказала!
51 килограмм. Минус семь за месяц.
— Вот видишь! — просияла Валентина Сергеевна. — А ты не хотела. Ещё пять килограмм — и будешь как модель.
— Мам, у меня уже рёбра видно.
— Где видно? Где? — мать ощупала её бока. — Жир, сплошной жир. И целлюлит на бёдрах. Нет, точно ещё минимум пять килограмм.
Ночью Ирина не спала совсем. Лежала, смотрела в потолок, считала удары сердца. 120 в минуту в полном покое. Это нормально? Не нормально?
В пять утра не выдержала, пошла в ванную. Достала коробочку с таблетками, погуглила название с телефона.
Первая же ссылка — «Опасно для жизни! Запрещённый препарат вызывает психозы и остановку сердца».
Руки затряслись сильнее. Читала отзывы, истории. Девушка в коме. Парень с инфарктом в двадцать лет. Психиатрические клиники.
— Что ты там делаешь? — мать постучала в дверь.
Ирина спрятала телефон, смыла таблетки в унитаз.
— Живот болит.
— От жратвы твоей болит! Сколько раз говорила — никакой молочки на ночь!
Следующие дни слились в один длинный кошмар. Синдром отмены оказался хуже самих таблеток. Ирина не могла есть — тошнило. Не могла спать — кошмары. Не могла работать — руки не слушались.
На работу перестала ходить. Отключила телефон. Лежала в своей комнате, свернувшись калачиком.
Мать приходила с уговорами, угрозами, новыми таблетками.
— Ты просто слабая! Безвольная! Я в твои годы двоих детей родила и фигуру сохранила! А ты развалилась в двадцать восемь!
Двоих детей. Старший брат Ирины умер в три года. Мать никогда о нём не говорила, но фотография стояла на серванте. Красивый мальчик с большими глазами.
«Он был идеальным», — однажды проговорилась бабушка. — «А потом появилась ты».
Ирина поняла тогда, в десять лет — она должна быть идеальной за двоих. За себя и за брата, которого не стало.
Не получилось.
День рождения. Двадцать девять лет. Ирина думала, мать забудет — какой праздник, когда дочь «опозорилась», уволилась с работы, заперлась дома.
Но нет. Валентина Сергеевна устроила вечеринку. Позвала подруг — таких же властных женщин с идеальными причёсками и несчастными дочерьми.
— Ирочка, выходи! Гости пришли!
Ирина вышла. В старом халате, с немытыми волосами. 48 килограмм веса и ноль желания жить.
— Господи, на кого ты похожа! — ахнула тётя Люда. — Валя, что с ней?
— Депрессия у неё, — Валентина Сергеевна говорила о дочери в третьем лице. — Из-за парня. Бросил её. Я же говорила — надо за собой следить!
Парня не было. Никогда не было. Но легенду мать придумала складную.
— Ничего, мы её вылечим! — мать достала конверт. — Ирочка, это тебе подарок. Сертификат в клинику красоты. Липосакция, подтяжка, всё что захочешь!
Подруги зааплодировали. Ирина смотрела на конверт, на сияющее лицо матери, на торт со свечками.
— Я знаю, ты сейчас выглядишь… не очень, — продолжала Валентина Сергеевна. — Но я верю, моя девочка ещё станет красавицей! Правда, Ирочка?
Ирина молча взяла торт. Целый торт. И начала есть руками. Крем размазывался по лицу, бисквит крошился на халат.
— Что ты делаешь? — мать попыталась отобрать блюдо. — Прекрати сейчас же!
Ирина отстранилась, продолжала есть. Механически, методично. Гостьи смотрели с ужасом.
Доела. Вытерла руки о халат. Посмотрела матери в глаза.
— Запомни, как я выгляжу. Это — я. Настоящая. Которую ты не хотела видеть двадцать девять лет. Завтра меня здесь не будет.
Развернулась, ушла в комнату. За спиной — крики, всхлипы, шёпот гостей.
Утром собрала сумку. Документы, деньги с карточки, пару вещей. Мать встретила в коридоре.
— Куда собралась?
— Уезжаю.
— Куда? К кому? У тебя никого нет!
— Именно. Никого. И ничего. Чистый лист.
— Ты не выживешь без меня! Ты ничего не умеешь! Ты никто!
Ирина надела куртку, взяла сумку.
— Я верну деньги. За квартиру, за учёбу, за всё. Только отстань от меня.
— Да мне не нужны твои деньги! Мне нужна нормальная дочь!
— А мне нужна была нормальная мать. Не получилось у обеих.
Вышла. Мать кричала вслед — про неблагодарность, про позор, про «пожалеешь». Ирина не обернулась.
Такси до вокзала. Электричка до областного центра. Регистратура психиатрической клиники.
— Мне нужна помощь, — сказала дежурному врачу.
— Что случилось?
— Я… я не знаю, как объяснить. Мне кажется, я умираю. Но не физически. Внутри.
Врач — женщина лет пятидесяти — внимательно посмотрела. Увидела трясущиеся руки, впалые щёки, потухшие глаза.
— Как давно?
— Всю жизнь. Но последний месяц — особенно.
— Суицидальные мысли есть?
— Нет. То есть… Я не хочу умирать. Я хочу начать жить. Но не знаю как.
— Употребляете что-нибудь? Алкоголь, наркотики?
Ирина достала пустую коробочку от таблеток.
— Это. Месяц пила. Мать давала. Для похудения.
Врач взяла коробочку, нахмурилась.
— Это же… Господи. Это запрещённый препарат. Кто вам его дал?
— Мать. Сказала, подруга-эндокринолог прописала.
— Ложитесь к нам. Немедленно. Это чудо, что вы на ногах после месяца такого.
Палата на четверых. Белые стены, решётки на окнах. Страшно. Но впервые за много лет — спокойно.
Капельницы, таблетки (настоящие, с инструкциями), разговоры с психологом.
— Расскажите о матери, — попросила психолог на третий день.
Ирина рассказала. Про весы по утрам. Про «втяни живот». Про мёртвого брата, за которого надо быть идеальной. Про контроль. Про любовь, которая душит.
— Это называется абьюз, — сказала психолог. — Психологическое насилие. Ваша мать…
— Она не специально. Она любит меня. По-своему.
— Любовь не унижает. Любовь не контролирует. Любовь не заставляет пить опасные препараты.
На пятый день позвонила мать. Ирина не хотела брать трубку, но врач настоял — надо обозначить границы.
— Где ты? — голос матери был чужой. Тихий, сломленный.
— В больнице.
— Что с тобой? Что случилось?
— Реактивное расстройство на фоне хронической психотравмы. Так в карте написано.
— Я не понимаю…
— Врач хочет с тобой поговорить.
Передала трубку. Слушала, как доктор объясняет матери диагноз, последствия, причины. Как произносит страшные слова: «довели», «могла умереть», «уголовная ответственность за те таблетки».
Мать на том конце молчала.
Потом сказала:
— Можно мне приехать?
— Нет, — Ирина забрала трубку. — Не надо. Я напишу, когда буду готова.
Выписалась через три недели. Сняла комнату на окраине. Устроилась фрилансером — благо, портфолио было хорошее.
Никите написала через месяц. Извинилась. Он ответил сразу — волновался, искал, рад, что она в порядке.
Встретились в том самом грузинском кафе.
— Ты похудела, — сказал он.
— Теперь набираю. Врач прописал.
— Это хорошо. Есть хочешь?
— Да. Впервые за долгое время — хочу.
Ели хачапури, пили вино. Говорили о работе, о погоде, о ерунде. Не о главном — рано ещё.
— Я рад, что ты вернулась, — сказал Никита на прощание.
— Я не вернулась. Я пришла. Впервые.
Дома нашла конверт под дверью. Почерк матери.
Внутри — письмо. Длинное, сбивчивое. Про одиночество. Про страх. Про «я хотела как лучше». В конце — чек из частной клиники. Лечение от тревожного расстройства.
«Врач сказал, это у меня с детства. Я не знала. Прости.»
И ещё листок. Записка, которую Ирина оставила в день ухода:
«Я не стала красивой. Но очень старалась быть твоей. Больше не буду.»
Внизу приписка рукой матери:
«Я тоже очень старалась. Быть идеальной мамой. Для него. Для тебя. Не получилось. Теперь учусь быть просто Валей. Вдруг получится.»
Ирина долго смотрела на записку. Потом сложила, убрала в ящик. Не выбросила — рано. Но и не ответила — тоже рано.
Может, когда-нибудь. Когда научится быть просто Ирой. Без «втяни живот». Без весов по утрам. Без страха не соответствовать.
Пока — просто жить. Есть, когда голодна. Спать, когда устала. Смеяться, когда смешно.
Учиться быть.
