— Олечка, привет! Ты не представляешь, как мы рады! Уже вещи пакуем, в следующую субботу будем у вас!
Оля на мгновение замерла с телефоном у уха, пытаясь сопоставить жизнерадостный щебет в трубке с реальностью. Голос принадлежал Зое, сестре ее мужа Димы. Они не так часто общались, чтобы Зоя звонила с подобными новостями.
— В смысле, у нас? — медленно переспросила Оля, чувствуя, как где-то в глубине души зарождается холодное, неприятное предчувствие. — Зоя, я что-то не понимаю. Вы к нам в гости? На денек?
— Ой, какая ты смешная, Оль! — рассмеялась золовка. — Какие гости на денек? Жить, конечно! Нам же с тремя детьми куда-то надо! Хозяин квартиры нашей попросил съехать, будет сына своего женить и селить. Представляешь, какая несправедливость? А мы с Андреем подумали, чего нам по съемным мотаться, когда у вас такая хорошая трешка пустует. Ну, не совсем пустует, конечно, — она снова хихикнула, — но вы же вдвоем, вам-то много не надо. Мы в большой комнате устроимся, а детишек пока в гостиной можно. Они у меня тихие, ты же знаешь.
Оля молчала, оглушенная этой лавиной информации. Тихие? Она помнила их последний визит на день рождения Димы: трое неуправляемых вихрей, которые носились по квартире, оставляя за собой шлейф из крошек, липких пятен и крика. Старший, Витька, тринадцатилетний угрюмый подросток, заперся в их спальне и до хрипоты играл в стрелялки на Олином рабочем ноутбуке. Средняя, Маша, восьми лет, изрисовала фломастером новый светлый диван. А младший, пятилетний Артемка, просто плакал — громко, требовательно и почти без перерыва.
— Зоя, постой, — наконец обрела дар речи Оля. — Кто тебе сказал, что мы вас пустим жить? С чего ты это взяла? Мы с Димой это не обсуждали.
В трубке повисла короткая пауза, а затем Зоя удивленно протянула:
— Как это кто сказал? Дима, конечно. Мы с ним на днях говорили, он сам предложил. Сказал, что ты будешь только рада. Что тебе одной скучно в такой большой квартире, пока он на работе. Мол, и помощь по хозяйству будет, и веселее.
Сердце ухнуло куда-то вниз. Дима. Ее Дима, с которым они прожили семь лет, который всегда говорил, что их дом — их крепость. Он не мог так поступить. Просто не мог.
— Я поговорю с мужем, — сухо ответила Оля, чувствуя, как деревенеют мышцы лица. — Мне кажется, вы друг друга неправильно поняли.
— Да что там понимать-то, Оль? — беззаботно пропела Зоя. — Все предельно ясно! Мы — родня, должны помогать друг другу. Ладно, побегу дальше вещи собирать, а то у нас еще конь не валялся. Целую! Встречайте!
Короткие гудки прозвучали как приговор. Оля опустила руку с телефоном и села на стул в коридоре. В голове не укладывалось. Дима сам предложил? Без ее ведома? Он отдал их дом, их личное пространство на растерзание его сестре с семьей? В это невозможно было поверить.
Она ждала мужа с работы, как никогда прежде. Каждая минута тянулась мучительно долго. В голове проносились сотни сценариев разговора, один хуже другого. Она пыталась найти ему оправдание: может, Зоя все выдумала? Или Дима сказал что-то вскользь, а она раздула из этого целую историю? Но интуиция подсказывала, что все гораздо хуже.
Когда ключ в замке наконец повернулся, Оля уже была на пределе. Дима вошел в квартиру, устало сбросил туфли и потянулся поцеловать жену.
— Привет, милая. Что-то ты сама не своя. Случилось что-нибудь?
Она отстранилась и посмотрела ему прямо в глаза.
— Мне звонила Зоя. Она сказала, что в субботу они переезжают к нам. С тремя детьми. Насовсем. Это правда, что ты их пригласил?
Дима отвел взгляд. Он прошел на кухню, открыл холодильник, достал бутылку воды. Пил долго, жадно, словно пытался выиграть время. Это молчание было хуже любого ответа.
— Дим? — ее голос прозвучал тише, но настойчивее.
Он наконец повернулся. На его лице была виноватая, но в то же время упрямая гримаса.
— Оль, ну ты не начинай. Я не то чтобы приглашал… Просто мама звонила, жаловалась, что у Зойки проблемы, что их с квартиры гонят. Ну я и сказал, что у нас места много… Просто чтобы маму успокоить. Я не думал, что они тут же вещи начнут собирать.
— Успокоить маму? — Оля почувствовала, как внутри все закипает. — Ты решил успокоить маму за счет моего спокойствия? За счет нашей жизни? Дима, ты вообще понимаешь, что ты сделал? Ты отдал нашу квартиру чужим, по сути, людям!
— Почему чужим? Это моя сестра, мои племянники! — он начал повышать голос. — Они же семья! Куда им идти? На улицу? У них денег в обрез, новое жилье сейчас не найдут. Ну поживут пару месяцев, пока не разберутся. Что в этом такого? Квартира большая, не в тесноте будем.
Оля смотрела на него и не узнавала. Где тот заботливый мужчина, который выбирал с ней каждую вазочку для их гнездышка? Который говорил, что ему ни с кем не бывает так хорошо и спокойно, как с ней наедине?
— Эта квартира — моя, Дима, — сказала она ровно, стараясь не сорваться на крик. — Она досталась мне от бабушки. Ты пришел сюда жить ко мне. И я была счастлива делить ее с тобой. Но я не подписывалась делить ее с твоей сестрой, ее мужем и тремя детьми. Ты не имел никакого права распоряжаться моим домом.
— Опять ты за свое! «Моя квартира, моя квартира»! — вспылил он. — Семь лет живем, а ты меня до сих пор попрекаешь! Я думал, мы семья, и у нас все общее! А ты, оказывается, считаешь меня приживалой!
— Я так не считаю! — ее голос дрогнул. — Но есть разница между «нашим общим домом» и «проходным двором для всей твоей родни»! Ты должен был сначала поговорить со мной!
— А что бы ты сказала? — он с вызовом посмотрел на нее. — Сказала бы «нет», я тебя знаю! Тебе на всех плевать, кроме себя!
Это был удар ниже пояса. Оля всегда старалась поддерживать хорошие отношения с его семьей. Терпела властные замашки свекрови, Тамары Петровны, выслушивала бесконечные жалобы Зои на жизнь, передавала племянникам подарки. И вот какой оказалась благодарность.
— Хорошо, — сказала она ледяным тоном. — Раз ты так считаешь. Тогда я говорю «нет» сейчас. Позвони своей сестре и отмени их приезд.
Дима нахмурился, в его глазах промелькнула растерянность. Он явно не ожидал такого отпора.
— Оля, уже поздно. Они билеты купили. Вещи пакуют. Я не могу им сейчас сказать, чтобы не приезжали. Это будет… не по-человечески.
— А врываться в чужой дом — это по-человечески? — спросила она. — Решай, Дима. Или ты решаешь эту проблему, или…
Она не договорила, но он все понял. Вечер прошел в гнетущем молчании. Дима сидел, уткнувшись в телефон, делая вид, что читает новости. Оля механически готовила ужин, который никто из них толком не съел. Напряжение в воздухе можно было резать ножом.
На следующий день раздался звонок. На дисплее высветилось «Мама». Оля нажала на кнопку отбоя. Но свекровь была настойчива. После пятого звонка Оля все же ответила.
— Олечка, деточка, почему ты трубочку не берешь? — заворковала в трубке Тамара Петровна. — Я уж тут вся извелась. Димочка сказал, ты не очень рада приезду Зоеньки. Это правда?
— Тамара Петровна, здравствуйте. Я не то чтобы не рада. Я в ужасе, — честно ответила Оля. — Никто не счел нужным меня даже спросить.
— Ну что ты, милая, кто же тебя спрашивать будет? — удивилась свекровь. — Ты же у нас умница, хозяюшка, сердце доброе. Мы и подумать не могли, что ты будешь против. Это же родная кровь. Зоеньке так тяжело сейчас, детки напуганы. Ты же не выставишь их на мороз? Подумай о детках, Олечка. Они же ни в чем не виноваты. Хорошо, что у Димочки такая жена с большой квартирой и большим сердцем. Не бросишь же ты родню в беде.
Каждое слово было пропитано сладким ядом манипуляции. Олю выставляли бессердечным чудовищем, которое готово выгнать на улицу несчастных детей.
— Я никому ничего не должна, — отрезала Оля. — И решать проблемы вашей дочери за свой счет я не собираюсь.
— Какая же ты жестокая, Оля, — голос Тамары Петровны мгновенно похолодел. — Я в тебе ошиблась. Думала, ты Диме ровня, а ты, оказывается, просто эгоистка, которая только о своем комфорте думает. Ну ничего, бог тебе судья.
Свекровь бросила трубку. Оля почувствовала себя опустошенной. Они все сговорились. Они решили сломать ее, продавить, заставить подчиниться. И Дима был с ними заодно.
Всю неделю до субботы Оля жила как в тумане. Дима с ней почти не разговаривал, ходил мрачный, на все ее попытки обсудить ситуацию отвечал: «Я не знаю, что делать. Они уже едут». Он не звонил сестре. Он просто ждал, когда катастрофа произойдет сама собой.
А Зоя звонила каждый день.
— Олечка, а у вас одеяла лишние есть? А то я свои не стала брать, тяжело тащить.
— Оль, а рядом с вами школа хорошая? Машку надо будет устраивать.
— Ольчик, ты там приготовь что-нибудь на ужин в субботу, мы с дороги голодные будем. Что-нибудь простое, котлеток там, пюрешку. Дети любят.
Оля слушала этот беззаботный щебет и чувствовала, как внутри нее вместо страха и обиды растет холодная, стальная ярость. Они решили, что она сдастся. Они недооценили ее.
В субботу утром Оля встала, приняла душ, надела свое лучшее платье, сделала макияж. Дима удивленно посмотрел на нее.
— Ты куда-то собралась? Они же скоро приедут.
— Я никуда не собралась, — спокойно ответила Оля. — Я встречаю гостей.
В два часа дня в дверь позвонили. Долгий, требовательный звонок, который будто говорил: «Открывайте скорее, хозяева пришли!»
Дима метнулся в коридор, растерянно глядя то на дверь, то на Олю. Оля не сдвинулась с места.
— Открывай, — сказала она. — Это же твоя семья.
Он сглотнул и открыл дверь. На пороге стояла вся компания: сияющая Зоя, ее понурый муж Андрей, угрюмый Витька в наушниках, вертящаяся Маша и хнычущий Артемка. За ними возвышалась гора из чемоданов, баулов и каких-то узлов.
— Приветик! А вот и мы! — радостно прокричала Зоя, вваливаясь в квартиру и оглядываясь по сторонам. — О, Олечка, какая ты нарядная! Праздник у вас, что ли? Ну правильно, наше прибытие — это праздник!
Она попыталась обнять Олю, но та сделала шаг назад.
— Здравствуйте, — произнесла она ровно и громко, чтобы все слышали. — Проходите. Только чемоданы оставьте пока здесь, в коридоре.
Зоя удивленно моргнула, но спорить не стала. Семья протиснулась в гостиную. Андрей тут же плюхнулся в кресло, дети начали носиться по комнате.
— Так, ну что, где тут у нас что? — деловито спросила Зоя, заглядывая в спальню. — Ага, вот эта комната побольше, мы ее, пожалуй, займем. А вы с Димкой можете в ту, что поменьше. Детей на диване разместим. Оля, а где у тебя кастрюли самые большие? Надо же ужин готовить, прорва голодная приехала!
Она говорила так, будто они сто раз все это обсуждали и согласовали. Оля глубоко вздохнула, собираясь с силами. Это был решающий момент.
— Зоя, — начала она, и все в комнате замолчали, даже дети. Ее голос звучал непривычно твердо. — Я очень рада вас всех видеть. Но, кажется, произошло большое недоразумение. Я никого из вас не приглашала к себе жить.
Зоя растерянно захлопала ресницами.
— В смысле? Оль, ты чего? Дима же…
— Дима погорячился, — перебила ее Оля, глядя прямо на мужа. Он стоял бледный, как полотно, и не смел поднять на нее глаз. — Он высказал неосторожное предположение, не посоветовавшись со мной. Это моя квартира. И я не готова превращать ее в общежитие.
— Да ты что себе позволяешь?! — взвизгнула Зоя, ее лицо исказилось от гнева. — Мы к тебе как к родной, через всю страну перлись, а ты нас на порог не пускаешь?
— Я вас пустила на порог, — спокойно парировала Оля. — Я готова накормить вас ужином. Готова даже помочь вам найти гостиницу на пару ночей, пока вы не подыщете себе съемное жилье. Но жить здесь вы не будете. Ни дня.
— Дима! — закричала Зоя, поворачиваясь к брату. — Ты что молчишь? Скажи ей! Скажи своей жене, что она не права!
Дима поднял голову. Он посмотрел на заплаканное лицо сестры, на испуганных племянников, потом на холодное, решительное лицо Оли. Он был загнан в угол.
— Оля, ну не надо так… — промямлил он. — Куда же они сейчас? Давай хотя бы на пару недель…
— Нет, — отрезала Оля. Она смотрела на мужа без злости, скорее с разочарованием и жалостью. — Дима, это мой дом. И твой тоже. Но в этом доме мы принимаем решения вместе. Твоя семья перешла все границы, а ты им это позволил. Теперь ты должен решить эту проблему. Сегодня.
В этот момент у Зои зазвонил телефон. Она выхватила его из кармана.
— Мама! — закричала она в трубку. — Ты представляешь, эта мегера нас выгоняет! Говорит, что не приглашала!
Оля услышала громкий, возмущенный голос Тамары Петровны даже на расстоянии. Зоя протянула телефон Диме.
— На, поговори с матерью! Объясни ей, на ком ты женился!
Дима взял телефон. Что-то слушал, бледнел, пытался вставить слово. Потом сказал: «Мама, я перезвоню» и отключился. Он посмотрел на Олю таким взглядом, в котором смешались гнев, обида и бессилие. Он понял, что она не отступит.
— Зоя, собирайтесь, — сказал он глухо. — Мы поедем в гостиницу. Я все оплачу. А завтра будем искать вам квартиру.
— Что?! — Зоя смотрела на него так, будто он ее предал. — Ты… ты выбрал ее, а не нас? Свою семью?
— Я выбрал свою жену, — с трудом выдавил он. — Потому что она права. Мы должны были спросить.
Это было похоже на фарс. Разъяренная Зоя, плачущие дети, понурый Андрей, который начал молча таскать чемоданы обратно к двери. Зоя кричала что-то про неблагодарность, про то, что Оля еще пожалеет. Перед самым уходом она остановилась на пороге и бросила Оле в лицо:
— Думала, ты нам родня, а ты чужой человек. Подавись своей квартирой!
Дверь за ними захлопнулась. Дима остался стоять посреди гостиной, обхватив голову руками. Оля подошла к окну. Она видела, как они загружают свои баулы в такси. Она победила. Она отстояла свой дом, свои границы. Но радости не было.
Они не разговаривали несколько дней. Дима нашел сестре квартиру, оплатил первый месяц. Тамара Петровна и Зоя больше не звонили ни ему, ни ей. Семья мужа объявила им бойкот.
Постепенно жизнь входила в свою колею. Дима стал возвращаться с работы вовремя, они снова начали ужинать вместе, говорить о каких-то бытовых мелочах. Но что-то неуловимое, самое важное, исчезло. Между ними легла тень. Дима так и не сказал ей «прости». А она не требовала. Он сделал свой выбор, но сделал его под давлением, из-под палки. Он не был на ее стороне с самого начала.
Иногда по ночам Оля лежала без сна и смотрела в потолок. Квартира была тихой и просторной, какой она ее и любила. Это была ее крепость. Но теперь она чувствовала себя в этой крепости ужасно одинокой. Она выиграла битву за свою территорию, но в этой битве она, кажется, начала терять мужа. И она не знала, что было страшнее.
