Она вызывала и зависть, и ненависть одновременно. Её красота заставляла учащенно биться пламенное сердце самогО великого и могучего вождя народов. Да и вообще от поклонников у неё отбоя не было. Говорили, что и свёкор прелестницы имел на неё определенные виды…
А появилась Надюша на свет в последний день осени 1901 года у врача, занимавшегося в порядке частной практики мочеполовой системой мужчин, Александра Введенского.
Кстати, доктора медицины и действительного статского советника. Конечно, по сравнению с уездными лекарями той поры его материальное положение было не столь плачевным.
Но только представьте себе, про количество детишек в той благословенной Богом, как все многодетные ячейки общества, семье с полным на то основанием можно было сказать—семеро по лавкам.
Правда, с Надей их было восемь, но не суть важно, главней, что в Российской Империи умели решать демографический вопрос. Но попробуй прокорми всю эту галдящую ораву. В общем, матери семейства приходилось ох как несладко, пусть за детишками и присматривала нанятая за умеренную цену няня.
Цитирую дочь Надежды Алексеевны, Марфу, которая не так давно переселилась, увы и ах, в мир иной, в котором, может быть, всё-таки лучше чем в этой скорбной юдоли: «Когда маме исполнилось двенадцать лет, семья переехала в Москву [из Томска], поселилась на Патриарших прудах в двухэтажном доме — теперь на его месте стоит знаменитый дом со львами.
На втором этаже тогда была квартира, на первом — отец лечил больных, а позднее и раненых, когда началась Первая мировая война. Трое из восьми детей тоже стали врачами и помогали отцу.
Надежда училась во французской гимназии на Суворовском бульваре. Её мать ум…ла в 1918 году от «испанки» — отец остался с детьми. Моя мама тогда была на выданье. Отец заболел, считал, что у него рак, и спешил устроить свою красивую девочку.»
В общем, познакомил наследницу любезный Алексей Андреевич с собственным ассистентом Синичкиным, которой особой мужской красотой не отличался, зато как ваш покорный слуга обладал отменным чувством юмора и умел красиво ухаживать.
Чуть ли не засыпая дочурку шефа охапками живых цветов, и даже в зимнее время, и шоколадными конфектами товариществ Абрикосова и Эйнема. И это, только подумайте в суровое голодное лихолетье революционного 1917 года и Гражданской войны.
В общем, перед галантностью столь пылкого ухажёра Надя не устояла и вскоре отец Серафим (Вырицкий) венчал их в старинном храме, который носит необычное название Воскресения Словущего на Успенском вражке.
Вы, может, думаете, мол, что за загадочное название—«Воскресение Словущее». А я вам объясню, оно означает, что церковь слывет, прозывается Воскресной. Ясно?
Хотя по идее любой православный храм Воскресный. Ибо если бы не было Воскресения Христова, не было бы и нашей великой прославленной в веках веры.
Но, простите, отвлекся.
В общем, сейчас начнется главная «веселуха». После вполне достойной в плане внешней атрибутики свадьбы не прошло и полугода, как в один не очень прекрасный день Синичкин набухался вдрызг, начал бузить, сквернословить, кидаться всякими предметами.
Надю до того поразило мгновенное превращение до того с виду порядочного человека в зверя, что она выпрыгнула из окошка, благо, находившегося на первом этаже дома, и понеслась сломя голову по улице куда глаза глядят.
В общем, рассказав папаше, что ей стрёмно находиться в одном помещении с данным шебутным субъектом, девушка к крупно облажавшемуся ординатору больше не вернулась.
Хотя некоторые не особо внушающие доверия источники указывают на то, что всё вышесказанное произошло чуть ли не в брачную ночь, большинство наблюдателей придерживается мнения, что это чистой воды выдумки писак, гоняющихся за жареными фактами, и в этой погоне приукрашивающих действительность.
Что же касается знакомства со вторым супругом Нади, Максом Пешковым, то они раза три встречались ещё в третий год Первой Мировой войны, причем не на катке, как пишут не знающие истинного положения вещей копирайтеры, которых расплодилось как собак нерезаных, а, по свидетельству, историка Краузе, во дворе одной из столичных гимназий.
Причем, обратите внимание, гимназии женской.
Введенской тогда было всего 14, но она уже цвела и пахла, однако, до её девичьей красоты наследнику буревестника русской революции не было в ту пору никакого дела. Во-первых, он оказывал знаки внимания некой Екатерине, учащейся столичных женских курсов, а потом, подумывал о вступлении в РСДРП и штудировал с утра до ночи соответствующую литературу.
А вот когда Надя сбежала от попутавшего в пьяном угаре берега медика, чуть не умерший со смеха чекист и комиссар в одном лице приступил к штурму её сердца всерьез.
Конечно, ухаживал он не столь романтично как Синичкин, но пайком с пассией делился и как-то даже выписал Введенским машину дров, несказанное богатство в ту суровую пору.
Знакомство Нади с родителями возлюбленного не заставило себя ждать, и в то время как мать Максима, Екатерина Павловна, в дальнейшем видная правозащитница, отнеслась к молодой особе сдержанно, Алексею Максимовичу, как несравненному знатоку и ценителю женского пола, обаятельная прелестница пришлась по душе.
Правда, свадьбу сыграть решили не в совдепии, несмотря на то, что в связи с введением НЭПа атмосфера там начала мало-помалу проясняться.
Как раз Максим надумал перебраться за бугор к папаше, который, по воспоминаниям Владислава Ходасевича, в 1921 году, как колеблющийся и неблагонадёжный мыслитель, по инициативе подлого Зиновьева и советских спецслужб и с согласия славного Ленина, был отправлен в Германию.
И которого до 1924 года не впускали в Италию также как «политически неблагонадёжного», когда же разрешение дали, то позволили жить где-угодно, но только не на Капри, где в своё время писатель снимал дома.
Короче говоря, с 1924 по 1933 год писатель обитал то в Неаполе, то в Сорренто, не обзаводясь недвижимостью, а живя за немалую плату в гостиницах, виллах и санаториях.
В общем, свадебное торжество Нади и Максима состоялось в одной из Берлинских рестораций в 1922 году, причем сам Горький посидел за столом недолго и вскоре отбыл по делам.
Ну а с 1924 года Надежда с Максимом где-то неподалече от именитого родственника, обзаведшегося дачей под Сорренто, наслаждались жизнью под ласковым и жарким итальянским солнышком.
Ибо как ещё назвать ту сладостную пору, в рассказе о которой Владислава Ходасевича Максим показан как довольно милый, но отличающийся заметной инфантильностью молодой человек, склонный к ничегонеделанию, артистичный, разбирающийся в кинематографе и фотоискусстве, знающий толк в мототехнике и мечтающий о возвращении в столицу страны Советов лишь из-за обещания небезызвестного Феликса Эдмундовича преподнести ему в дар хорошее авто.
Тем временем Надежда безмерно обрадовала благоверного появлением на свет двух превосходных (наружностью в маму) наследниц, Марфы и Дарьи. Марфу схоронили в 2021 году, и, по-моему, памятника на её могиле до сих пор нет.
Дарья Максимовна же жива, хотя не могу сказать, что здорова, но, извините меня, 96-й год—это вам не фунт изюму, понимать надо.
Кстати, вот что она вспоминала о пребывании семьи на Апеннинском полуострове, откуда они в 1930 отчалили на Родину: «Не могу сказать, что жизнь в Италии как-то сильно отпечаталась у меня в памяти, но хорошо помню несколько эпизодов.
Например, такой: в доме, где мы жили, была специальная детская столовая, с камином. Нас каждое утро кормили творогом — так, что в какой-то момент я этот творог просто возненавидела. Тайком ото всех, пока никто не видит, я выбрасывала творог в камин.
Так продолжалось довольно долго, пока в доме вдруг не завелись мыши. Никто не мог понять, откуда они взялись. И вот вдруг в один прекрасный момент меня именно за этим занятием застает мой дедушка. Что тут началось! Он схватил меня за шкирку, стал трясти, поволок в комнату.
Бабушка за меня вступилась, кричит: «Отпусти! Хватит!» Позже мне рассказывали (я этого не запомнила), как он выговаривал мне за то, что я смею выбрасывать еду в то время, когда детям в России нечего есть. Надо думать, Алексей Максимович действительно вышел из себя, — всем известно, что нас с Марфой он просто боготворил.»
Кстати говоря, и знаменитое прозвище «Тммошка» пристало к жене сына Горького именно в ту пору. Как-то Надежда, решив привести волосы в соответствие с тогдашними европейскими канонами, избавилась от шикарной пышной косы и соорудила на своей прекрасной головке не пойми что.
При виде этакого вороньего гнезда Алексей Максимович не сдержал смеха и пробасил со своим непередаваемым приволжским говором: «Похожа точь в точь на Тимошку». Тимошка, по сведениям из некоторых источников, это недалёкий растрёпанный отрок-возничий.
Неожиданно Сталин почувствовал острую нужду в человеке, который стал бы адептом входившего тогда в силу социалистического реализма, и, выбрав на эту роль автора романа «Мать», позвал его домой.
Между тем, несмотря на то, что в СССР Горького и членов его семьи встретили с распростёртыми объятиями, негласный надзор над всеми ими вёлся, и они ходили буквально по острию ножа. Хотя разве они одни?
Поселилось семейство в великолепной городской усадьбе банкира и мецената Рябушинского, возведенной Федором Шехтелем.
Хотя сам писатель называл особняк нелепым и до последнего не желал въезжать туда, высказываясь следующим образом: «Но я совершенно точно знаю, что моё поселение во дворце или храме произведёт справедливо отвратительное впечатление на людей, которые, адски работая, обитают в сараях.»
Тем временем, как рассказывали, во все времена Алексей Максимович буквально по отцовски в жене сына души не чаял.
И только подумайте, в стране Советов, где высокие нравственные качества строителя коммунизма всегда ставились во главу угла, видать, кристаллы вековечной вселенской праведности, которые были святее самого Папы Римского, заговорили о черт знает каких мерзких вещах.
Высосанных буквально из пальца. Мол, Горький для невестки стал очень сладким, ну, вы меня поняли, даром, что ему шёл седьмой десяток.
Между нами говоря, все эти гадкие сплетни мелких подлых завистливых людишек действовали на литератора как на слона дробина, то бишь, от них ему было ни жарко, ни холодно.
В то же время в качестве родного человека спутника жизни столь притягательной особы он не испытывать волнения не мог, ибо в совдепии охотников до такого лакомого куска хватало. Причем охотников, облеченных самыми высокими постами.
Тем более, что и законный супруг Надежды, практически ничем полезным не занимавшийся, спускавший на выпивку деньги, которые ссужал ему родитель и по этому поводу постоянно ругавшийся с секретарем славного литератора Крючковым, с некоторых пор заметно охладел к ней.
А ведь тот же незадолго до того овдовевший Иосиф Виссарионович навещал живого классика то и дело.
Причем никогда не приходил с пустыми руками, нес цветы и какие-то сладости, и кое-кто, видать, в силу собственной испорченности сделал вывод, что генсек ВКП(б) неровно дышит к снохе или же, если взять более широкое значение, невестке Горького.
Но Сталин то ладно. Этому колоссу и столпу простительно, если бы даже он что и удумал.
Однако, тут вдруг стал проявлять трудно скрываемые активность и озабоченность славный сын великого еврейского народа Генах Гершенович Ягода, и вот от этого маленького гиганта(рост 1,46) большой страсти спрятаться было уже намного труднее.
Этот садист-кровопийца буквально не давал бедной женщине прохода, но вот о том, сумел ли негодяй получить своё, история умалчивает.
Но вот тот же Ходасевич пишет:
«Жена Максима, Надежда Алексеевна, по домашнему прозвищу Тимоша, была очень хороша собой. Ягода обратил на неё внимание. Не знаю, когда именно она уступила его домогательствам. В ту пору, когда я наблюдал её каждодневно, её поведение было совершенно безупречно».
И представьте себе состояние и положение бедного Максима Пешкова. Тягаться со всесильным главой НКВД и отцом-основателем ГУЛАГа, при ком силами страдальцев-заключенных началось строительство Беломорканала, которое, кстати Горький воспевал, пожалуй, похлеще прочих продажных «соловьев»—задача архитрудная.
Тут поневоле станешь бухать по черному от чувства безысходности. Ну Максим и не просыхал. И однажды, как вспоминала Марфа Пешкова, «папа приехал от Ягоды, который его всё время звал и напаивал… вышел из машины и направился в парк.
Сел на скамейку и заснул. Разбудила его нянечка. Пиджак висел отдельно.<…> Папа заболел и вскоре у…р от двустороннего воспаления лёгких.»
И представьте себе, избавившись от последнего препятствия на пути к сердцу Тимоши, Ягода, которого наш легендарный разведчик Борис Гудзь характеризовал как человека ограниченного, недостойного по всем параметрам—по характеру, по интеллектуальной силе, по культуре, по образованию—тех постов, которые он занимал в ОГПУ—стал Надю буквально терроризировать.
Благо, пока был жив Горький, от сальных и скабрезных до тошноты слов к делу подлец всё же не переходил, но когда нить жизни писателя прервалась, чекист-иудей потерял последние остатки стыда и совести.
Но, кстати, знаете что—Марфа и Дарья в один голос заявляли, что после кончины деда у их матери с «жутким карликом» ничего не было. (Можно подумать, им позволили стоять рядом и держать свечку).
Якобы, в ту пору Генах Гершенович являлся в дом Пешковых уже не по своей прихоти, а в качестве свата горящего страстью товарища Сталина. Представляете, вон оно как оказывается.
В то же время, кроме поставленного к стенке вкупе со своими корешами по большей части еврейской национальности Ягоды, к очаровательной и трепетной Тимоше, потерявшей за короткое время супруга и свёкра, подбивал клинья целый ряд мужчин.
Занимавших в обществе довольно высокое положение. Среди последних—военачальник Тухачевский, который, как пишут, вступил в связь с любвеобильной Надей с намерением использовать её для своих целей — в том числе и для негласной связи с Ягодой, но быстро в ней разочаровался, инженер Владимир Попов, автор проектов дач Сталина и высших руководителей СССР в Кунцеве Мирон Мирджанов, «красный граф» Алексей Толстой, академик и директор Института мировой литературы Луппол.
В общем, как видите, отбоя от представителей сильного пола у упоительной и обворожительной Надежды не было. Увы и ах, мало кто из них вышел из горнила репрессий целым и невредимым. Кроме, Алексея Толстого, естественно. Но его, говорят, вовремя предупредили, чтобы он особо губу не раскатывал.
Как считает Дарья, вполне вероятно, Сталин, такими не особо цивилизованными методами наказывал её родительницу за то, что та дала генсеку от ворот поворот. То бишь, намеренно всех ухажёров женщины стирал с лица земли. Хотя я лично в этот бред не очень то и верю.
Ибо придумать всё что угодно можно, лишь бы очернить имя великого вождя.
Кроме того, имелось тогда и такое мнение, что «чудесный грузин» вымещает на Надежде злость по поводу того, что её свёкор так и не посвятил ему какого-нибудь эпохального произведения, типа «Жизни Клима Самгина», «Челкаша» или «На дне».
Однако, версии версиями, но надёжное и крепкое мужское плечо появилось рядом с Пешковой лишь после того, как славный Иосиф Виссарионович отправился к праотцам.
Так, небезызвестный Илья Глазунов, рассказывая о посещении в 1957 году дома Горьких, мимоходом замечает, что, мол, спутником жизни Надежды в ту пору являлся некий «друг» по имени Александр Александрович. Правда фамилия этого типа неизвестна, но да Бог с ним.
Сейчас же замечу, что наша достославная героиня жила в особняке Рябушинского до 1965 года, с года великой победы над фашизмом она занималась музеем Горького, который создала практически на собственные средства.
А нить жизни 69-летней женщины прервалась в январе 1971 года и упокоилась она на Новодевичьем кладбище бок о бок с супругом и свекровью.
Кстати автором скульптуры Максима Пешкова является Вера Мухина. Мерзость запущения на участке так и бросается в глаза, но что поделать, время не щадит никого и ничего. Бывает, что стирается даже память.
И никуда, никуда нам не деться от этого, ночь за окном, на дворе никого…
