– Марина, привет! Узнала? – раздался в трубке до боли знакомый, чуть скрипучий голос, от которого у Марины невольно похолодело внутри.
Она стояла у панорамного окна своей небольшой, но светлой квартиры на одиннадцатом этаже и смотрела на сияющее внизу море. Голос бывшей свекрови, Тамары Павловны, был последним, что она ожидала услышать в этот тихий сентябрьский вечер. Прошло почти два года с развода, и всё это время никто из бывших родственников её не беспокоил.
– Здравствуйте, Тамара Павловна, – максимально нейтрально ответила Марина, делая шаг от окна. – Узнала, конечно. Что-то случилось?
– Ой, да что у нас может случиться? – бодро откликнулась та. – У нас всё по-старому. Это мы к вам собираемся! Жанночка отпуск взяла, я тоже отпросилась. Так что через недельку ждите. Мы в отпуск к вам приедем, как обычно!
Марина замерла. «Как обычно»? Они действительно приезжали каждое лето, когда она была замужем за Славой. Приезжали в её квартиру, купленную ещё до брака, и вели себя так, словно это их личная дача у моря. Слава тогда лишь пожимал плечами: «Ну это же мама с сестрой, потерпи». Терпеть приходилось многое: постоянную критику, непрошеные советы, разбросанные вещи и ощущение, что ты гость в собственном доме.
– Тамара Павловна, вы, наверное, что-то путаете, – осторожно начала Марина, подбирая слова. – Мы со Славой уже два года как не вместе.
– И что? – искренне удивилась бывшая свекровь. – Разве это отменяет то, что мы родные люди? Мы же к тебе не как к чужой едем. Да и куда нам ещё? Гостиницы эти бешеных денег стоят, а у тебя вон сколько места. Нам много не надо, мы на диване в гостиной поместимся, как и раньше. Ты не переживай, мы люди не гордые.
Марина почувствовала, как к горлу подкатывает волна возмущения. Не гордые? Да их самооценка, казалось, могла пробить потолок её квартиры.
– Дело не в гордости, – твёрже сказала она. – Просто это… неуместно. У меня своя жизнь, у вас – своя. Я не могу вас принять.
В трубке повисла тяжёлая пауза. Марина почти физически ощущала, как на том конце провода меняется настроение.
– Не можешь? – ледяным тоном переспросила Тамара Павловна. – Это то есть ты нас на улицу выгоняешь? Родственников? Мы билеты уже купили, между прочим. Жанна вон рядом стоит, аж позеленела вся. Она так к морю хотела, здоровье поправить. У неё давление скачет. Ты хочешь, чтобы у неё приступ был?
Это был коронный приём. Манипуляция чистой воды, отточенная годами. Марина вспомнила, как Тамара Павловна падала в обморок, когда Слава впервые заикнулся о том, чтобы провести отпуск только вдвоём с женой, без мамы и сестры.
– Я никого не выгоняю, потому что я никого и не звала, – отрезала Марина, удивляясь собственной смелости. Раньше она бы уже сдалась. – Билеты можно сдать.
– Ах вот как ты заговорила! – зашипела трубка. – Понятно. Выбилась в люди, квартирку у моря отхватила и всё, родня не нужна стала. Думаешь, мы не знаем, что Слава тебе алименты платит? Значит, и наша копейка в твоём доме есть! Так что имеем право. Всё, жди нас в следующую субботу, поезд в семь утра приходит. Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому.
И она бросила трубку.
Марина несколько секунд смотрела на погасший экран телефона. Руки мелко дрожали. «Наша копейка»? Слава платил смешные алименты на сына, которого Тамара Павловна и Жанна за два года не навестили ни разу и даже с днём рождения не поздравили. А квартиру она купила сама, в ипотеку, продав родительскую «однушку» в родном сибирском городе и вложив все свои сбережения.
Она набрала номер бывшего мужа.
– Слав, привет. Мне только что твоя мама звонила.
– И тебе привет, – отозвался он устало. – Что хотела?
– Она сказала, что они с Жанной приезжают ко мне в субботу. В отпуск. Ты в курсе?
– Ну… она что-то говорила, что к морю хотят.
– К морю – это ко мне? Слав, ты им объяснил, что мы в разводе? Что это моя квартира и я не обязана их принимать?
– Марин, ну ты же знаешь маму, – заныл он в трубку. – Ей что-то объяснять бесполезно. Она считает, что раз ты мать её внука, то вы почти семья. Ну прими их, что тебе, жалко? Они на месяц всего.
– Всего лишь на месяц? – Марина рассмеялась нервным, срывающимся смехом. – Ты в своём уме? Они мне здесь всё вверх дном перевернут! Я не хочу! Я имею право на свою жизнь, без твоей родни!
– Ну не кричи ты, – поморщился Слава. – Что я могу сделать? Я за тысячу километров. Сам с ними ругаться не хочу, у мамы сердце больное. В общем, решай сама. Но если что, я не при делах. У меня работа, завал. Всё, давай, мне некогда.
Короткие гудки. Марина опустила руку с телефоном и села на диван. Тот самый диван, на котором они собирались спать. «Решай сама». Классический Слава. Устраниться, сделать вид, что его это не касается, и оставить её разгребать последствия. Именно эта его черта и стала одной из главных причин развода. Он никогда не защищал её, не ставил её интересы на первое место. Всегда были какие-то «обстоятельства»: мамино здоровье, сестринские проблемы, неудобно перед людьми.
Всю неделю Марина жила как на иголках. Она металась от решения «не открою дверь» до панической мысли «а вдруг они устроят скандал на весь подъезд?». Она даже позвонила участковому, но тот лишь развёл руками: мол, если будут ломиться в дверь или нарушать порядок, тогда и звоните, а заранее мы ничего сделать не можем.
В субботу в половине седьмого утра она уже была на ногах. Сердце колотилось так, будто собиралось выпрыгнуть из груди. Ровно в 7:15 в домофон позвонили. Пронзительно и требовательно.
– Открывай, Марина, это мы! Приехали! – прокричал в динамик бодрый голос Тамары Павловны.
Марина глубоко вздохнула и нажала на кнопку. Она решила, что встретит их внизу, на улице, и всё объяснит ещё раз. Но пока она накидывала халат, лифт уже доставил гостей на её этаж. В дверь позвонили. Настойчиво, не давая опомниться.
Она открыла. На пороге стояли они. Тамара Павловна, невысокая, полная женщина с цепким взглядом маленьких глазок и поджатыми губами. На ней был какой-то невероятный плюшевый костюм персикового цвета, совершенно не подходящий для долгой дороги. Рядом с ней возвышалась Жанна, худая и угловатая, с вечно недовольным выражением лица. У их ног громоздились два огромных клетчатых баула и несколько пакетов.
– Ну наконец-то! – без тени улыбки заявила Тамара Павловна, проходя мимо Марины в прихожую. – Мы уж думали, ты не откроешь. Жанна, заноси вещи. Ох, душно у тебя как. Кондиционер что, не работает?
– Здравствуйте, – только и смогла выдавить Марина. – Я же вам говорила…
– Говорила она, – перебила Жанна, втаскивая баулы. – Меньше говорить надо, больше делать. Мы с дороги, устали, есть хотим. У тебя хоть есть что-нибудь в холодильнике? Или ты на одних диетах сидишь?
Они вели себя так, будто не было того телефонного разговора. Будто они приехали в свой собственный дом, где их ждали и готовили им завтрак.
Тамара Павловна уже хозяйским жестом открывала дверь в гостиную.
– Так, диван на месте, хорошо. Жанночка, будешь спать здесь. А я… Марин, а где твой сын? Артёмка?
– Тёма у моих родителей, – холодно ответила Марина. – Они живут в пригороде, я его на выходные отвезла.
– Как у родителей? – нахмурилась бывшая свекровь. – Мы же приехали, с внуком повидаться хотели. Могла бы и оставить. Или ты специально его спрятала?
Марина промолчала, понимая, что любой ответ будет использован против неё. Она чувствовала себя загнанной в угол в собственной квартире. Её план поговорить на пороге и не пустить их внутрь с треском провалился. Они были уже здесь, их вещи занимали всю прихожую, а Тамара Павловна уже проверяла чистоту на полках.
– Пыльно у тебя, Марин, – вынесла она вердикт, проведя пальцем по книжному шкафу. – Запустила хозяйство без мужской руки. Ничего, мы сейчас порядок наведём. Жанна, иди мой руки и за чайник. А я пока разберусь, что у нас с постельным бельём.
Они расположились с поразительной скоростью и деловитостью. Через час гостиная превратилась в их филиал. На диване были разложены их халаты, на кресле висело бельё, а журнальный столик был заставлен баночками с кремами и расчёсками. Жанна оккупировала ванную на сорок минут, после чего вся комната была в пару и на зеркале красовалась надпись «Жанна тут была». Тамара Павловна инспектировала кухню, цокая языком и комментируя содержимое холодильника.
– Одна «заморозка» да йогурты. Разве это еда? Мужика так не прокормишь. Небось, поэтому и одна до сих пор. Нормальной женщине нужен борщ на плите, а не эта твоя трава.
Марина сидела на своей кухне, пила остывший кофе и слушала этот непрекращающийся поток критики. Она чувствовала, как внутри неё закипает глухая ярость. Но что она могла сделать? Выставить двух женщин, одна из которых якобы сердечница, на улицу? Они бы подняли крик, собрали всех соседей, позвонили бы Славе, который потом вынес бы мозг ей, а не им.
Вечером, когда незваные гостьи, посмотрев сериал на максимальной громкости, наконец улеглись спать на диване, Марина вышла на балкон. Город внизу сиял огнями, с моря дул свежий ветерок. Она позвонила единственному человеку, который мог её понять, – своему соседу с десятого этажа, Андрею.
Андрей был мужчиной лет сорока пяти, вдовцом, жившим вдвоём с дочерью-студенткой. Спокойный, рассудительный, он работал инженером в порту и был полной противоположностью её суетливому и безответственному бывшему мужу. Они познакомились полгода назад, когда у Марины прорвало трубу, и с тех пор изредка переписывались, иногда сталкиваясь у лифта.
– Андрей, извини за поздний звонок, – начала она, стараясь, чтобы голос не дрожал. – У меня тут… чрезвычайная ситуация.
Она вкратце рассказала ему о визите. Андрей слушал молча, не перебивая.
– Понятно, – сказал он, когда она закончила. – Классический захват территории. Они психологически тебя давят, играют на твоём чувстве вины и неловкости.
– И что мне делать? – с отчаянием спросила Марина. – Я не могу их просто выгнать.
– Почему? – спокойно спросил Андрей. – Это твой дом. Ты имеешь на это полное право. Они не инвалиды, не беспомощные старики. Они взрослые, дееспособные женщины, которые сознательно нарушили твои границы.
– Тамара Павловна говорит, что у неё больное сердце…
– Марин, у девяноста процентов людей в её возрасте что-то да пошаливает. Это не даёт им права превращать твою жизнь в ад. Ты должна установить правила. Чётко и жёстко.
– Я пробовала по телефону…
– По телефону не считается. Они приехали, чтобы взять тебя нахрапом. Теперь ты должна ответить им тем же. Не криком, не скандалом. А холодным, спокойным ультиматумом.
Они проговорили ещё около получаса. Андрей не давал конкретных советов вроде «сделай то-то и то-то», но его спокойная уверенность в её правоте придавала Марине сил. Впервые за этот бесконечный день она почувствовала твёрдую почву под ногами.
Следующие два дня превратились в испытание на прочность. Тамара Павловна и Жанна вели себя как на курорте «всё включено». Они требовали завтрак, обед и ужин, оставляли после себя горы грязной посуды, разбрасывали мокрые полотенца и громко обсуждали недостатки Марининой фигуры, внешности и кулинарных способностей, не стесняясь её присутствия.
– И зачем она волосы в такой цвет покрасила? Блондинкой ей лучше было, – рассуждала Жанна, пока Марина мыла за ними тарелки.
– Да какая разница, – отмахивалась Тамара Павловна. – Главное, чтобы человек был хороший. А она, видать, испортилась. Раньше скромнее была. А сейчас вон, губы красит, на море одна живёт. Непорядок.
В понедельник вечером, когда Марина вернулась с работы уставшая и голодная, её ждал очередной «сюрприз». Тамара Павловна, сидя в её любимом кресле, смотрела телевизор, а Жанна разговаривала по видеосвязи с подругой, показывая ей квартиру.
– …да, смотри, какой вид! Море прямо под окнами! Мы тут у бывшей невестки гостим. Она одна живёт, места полно. Так что на следующий год можно всем вместе сюда приехать, она не будет против!
Это стало последней каплей.
Марина молча прошла в комнату, взяла пульт и выключила телевизор. Тамара Павловна удивлённо уставилась на неё. Жанна оборвала разговор.
– Так, – сказала Марина ровным, ледяным голосом, в котором не было ни капли прежней неуверенности. – А теперь послушайте меня. Обе. Ваше пребывание в моём доме окончено.
– Что? – первой опомнилась Жанна. – Ты что себе позволяешь?
– Я позволяю себе жить в собственном доме по своим правилам, – чеканя каждое слово, продолжила Марина. – Вы приехали без приглашения. Вы ведёте себя как оккупанты. Вы не уважаете ни меня, ни мой дом. Поэтому завтра утром вы отсюда съезжаете.
– Да как ты смеешь! – взвизгнула Тамара Павловна, хватаясь за сердце. – Ты нас на улицу?! Ночью?!
– Не ночью, а завтра утром. Я даю вам время до двенадцати часов дня, чтобы собрать вещи и освободить мою квартиру. В городе полно гостиниц, мини-отелей, сдаются комнаты. У вас есть деньги, вы не пропадёте.
– У нас билеты обратные только через месяц! – закричала Жанна.
– Это ваши проблемы. Можете поменять билеты. Можете снять жильё. Но здесь вы больше не останетесь. Это моё окончательное решение.
Она развернулась и ушла в свою спальню, плотно закрыв за собой дверь. За дверью слышались причитания Тамары Павловны и возмущённые вопли Жанны. Потом они начали кому-то звонить. Скорее всего, Славе. Марине было всё равно. Она легла на кровать прямо в одежде и впервые за последние дни почувствовала не страх, а огромное, всепоглощающее облегчение.
Ночь была беспокойной. Из гостиной доносились то громкий шёпот, то всхлипывания. Утром, когда Марина вышла из спальни, её встретила гробовая тишина. Гостьи сидели на диване, одетые, с поджатыми губами. Их баулы стояли посреди комнаты.
– Мы Славе позвонили, – с ненавистью в голосе процедила Тамара Павловна. – Он сказал, что ты совсем с катушек съехала. Сказал, чтобы мы уезжали из этого… дома. Он нам денег на гостиницу вышлет.
– Вот и отлично, – спокойно кивнула Марина. – Значит, проблема решена.
– Не думай, что мы тебе это простим, – прошипела Жанна. – Ты ещё пожалеешь.
Марина не ответила. Она молча заварила себе кофе и стала ждать. Ровно в одиннадцать тридцать они, наконец, вызвали такси. Пока спускались в лифте, ни одна из них не проронила ни слова. Марина помогла водителю загрузить их необъятный багаж. Когда машина тронулась, Тамара Павловна опустила стекло и выкрикнула:
– Чтоб ты всю жизнь одна была, змея!
Дверь за ними закрылась. Марина прислонилась к ней спиной и медленно сползла на пол. Тишина. В квартире была абсолютная, звенящая, благословенная тишина. Она сидела так минут десять, потом встала, прошла по комнатам. Открыла все окна, впуская свежий морской воздух, который, казалось, выветривал последние остатки чужого, враждебного присутствия.
Она собрала в большой мешок все их следы: обертки от конфет, забытую расчёску с волосами, пустые флаконы. Она перестелила диван, вымыла полы, протёрла пыль. К вечеру квартира снова стала её крепостью.
Вечером позвонил Андрей.
– Ну как, операция «Освобождение» прошла успешно?
– Более чем, – улыбнулась Марина. Она сидела на балконе, укутавшись в плед, и смотрела на закат. – Спасибо тебе. Ты мне очень помог.
– Я ничего не делал, – возразил он. – Ты всё сделала сама. Ты сильная, Марина. Просто забыла об этом. Может, отметим твою независимость? Я тут как раз шарлотку испёк. Дочка просила.
Марина рассмеялась.
– С удовольствием. Неси свою шарлотку. Только у меня к тебе просьба.
– Какая?
– Давай без пирогов и борщей, – шутливо сказала она. – У меня на них теперь надолго аллергия.
Она смотрела на море, которое переливалось золотом в лучах уходящего солнца. Впереди была её жизнь. Только её. И впервые за долгое время она чувствовала, что готова к ней. Без страха, без оглядки на прошлое и без непрошеных гостей.
