В «Служебном романе» (1978) так много деталей, что судьбы героев складываются в потрясающий узор и хочется знать, вернее – достраивать их жизнь. Замечу, что это происходит далеко не со всеми фильмами. В своё время я задалась вопросом: а что же такого совершила бывшая супруга Новосельцева, что суд не оставил ей маленьких детей? Не четырнадцати-шестнадцатилетних, а именно детсадовца и младшего школьника, который на момент развода мог быть тоже дошкольником. В те годы суд разбивался в лепёшку, но оставлял детей матери.
Доводилось читать социологическое исследование о тотально победившем феминизме в СССР, при котором женщина негласно ставилась выше мужчины и государство бывало на её стороне. Лишь крайние случаи могли привести суд к решению, которое было озвучено в комедии Эльдара Рязанова. В комментариях Живого Журнала мне дали ссылку на любопытную версию – женщина не просто изменила мужу, но полюбила еврея и уехала с ним в Израиль.
Вы тоже заметили, что в повседневности Анатолия Ефремовича вообще нет намёка на его бывшую — Лизу Леонтьеву, «смазливенькую такую, с косой»? Вообще-то закон не препятствует общению разведённого родителя с детьми, тем паче – столь юными, для которых мать – центр вселенной. Стало быть, её вообще нет поблизости. Но сегодня я поговорю о причине, которая (быть может) сподвигла ту Леонтьеву «крутить». Любовь-всей-жизни? Допускаю, но есть вещи и поинтереснее, способные подтолкнуть хорошенькую блондинку к перемене участи.
Вспомним, как живёт Новосельцев, чем дышит, так сказать. Старый дом «с традициями». Адрес опознан – переулок Чернышевского, недалеко от станции метро Новослободская (в те годы не было ныне соседствующих станций Достоевская и Менделеевская). Легко представляешь себе, что когда-то Новосельцевым (или – Новосильцовым, а это аристократический род) мог принадлежать целый этаж, а потом – революция, «уплотнения», подселения и прочий Швондер & Шариков. С 1950-х расселяли, как в «Покровских воротах».
Но даже, если не сочинять захватывающих историй и вообразить, что предок Новосельцева был не дворянин, а обыкновенный служащий в толстовке; из бывших крестьян такой-то губернии, то по любому — Новосельцев – типичный интеллигент с привычным для 1970-х набором вкусов. Он и старшего парня водит не куда-то, а во французскую школу, также опознанную москвоведами. То есть французский ему важен, а …на ботинки приходится «стрелять» у коллег. Анатолий Ефремович годами носит немодный костюм – достаточно взглянуть на лацканы пиджака.
В 1970-х они были широкими, а вот такая высокая застёжка плюс маленькие лацканы – это середина – конец 1960-х. Галстук узкий, а должен быть широким. А зачем ему новый галстук? С ленцой взирает Ефремыч и на шикарные вещи в доме Самохвалова. Да, ему всё нравится, но ничего этого не нужно. И Калугину он полюбил реально, за её саму, а не за материально-общественный статус. Я уверена, что, придя во двор элитного дома на Большой Никитской, он вообще не отметил для себя эту элитность.
Есть очень яркий эпизод – Новосельцев развешивает бельё во дворе соседнего деревянного дома, и сын зовёт к телефону. Обратите внимание на фасад – это же реальная разруха. Пусть исторически-атмосферная, однако, это натуральные трущобы. А Новосельцеву – вполне. Тот тип людей, которые всё видят иначе. Теперь вспомним о смазливенькой Лизе. Ей всё это интересно? Красивая женщина редко мирится тем, что её прелести увядают посреди «благородной бедности». Пусть даже эта нищета — исторически и романтически выглядит.
Наверняка, устраивала сцены и пилила мужа, что пора бы подсуетиться и «выбить» из учреждения нормальную квартиру, в новостройке а-ля Третья улица Строителей. А он не умеет ничего выбивать, к тому же, реально не понимал, что, собственно, не так. Читает Пастернака, ездит собирать грибы (быть может, есть и такая же полуразвалившаяся дача). И вот Лиза повстречала мужика-с-возможностями. И, конечно, сбежала, причём как-то безобразно это сделала, раз Новосельцев мог оставить мальчиков себе.
