«Семь нянек», «Семь невест ефрейтора Збруева», «Три дня в Москве»… Трудно найти человека, который бы хотя бы раз в жизни не посмотрел эти три уморительные комедии с участием Семена Морозова. Их и сегодня крутят по ТВ регулярно.
Но мало кто знает, что, например, роль безнадежно взятого на поруки «трудного подростка» Афанасия Полосухина в «Семи няньках» актер «отнял» у Никиты Михалкова. И именно Морозов был утвержден худсоветом «Мосфильма» на главную роль в «Афоне», которую в итоге сыграл Леонид Куравлев.
В день рождения Семена Морозова (27 июня ему исполнилось 77 лет) предлагаю небольшое интервью актера 2007 года.
РОЛАНА БЫКОВА ЧУТЬ НЕ УБИЛ
— Семен Михайлович, от знакомого начальника уголовного розыска слышал такую историю. Дескать, Семен Морозов в детстве был отпетым хулиганом, и от тюрьмы юного Сеню спасло кино – увидел, как снимают, и заявил: «Хочу в артисты!» Было?
— Это все вранье от первого до последнего слова. Правда одна — я совершенно не собирался быть никаким артистом и в кино попал, как и многие мальчишки, — случайно. Какая-то мосфильмовская тетенька подсмотрела меня на улице и попросила мою маму «отпустить ребенка на пробы».
На что мама отреагировала: «Да он же вам всю киностудию сожжет!» (Смеется.) Я хоть и не был хулиганом, но репутация во дворе у меня была «скандальная» – я как-то поджог мусорный бак…
Так в четвертом классе я попал на съемки фильма «На графских развалинах». Помню, когда пучок света от пятикиловаттного ДИПа направили мне в физиономию, я тут же «ослеп» и захлопнул глаза. Оператор сказал: «Мальчик не может сниматься в кино – он света не держит».
Я мгновенно понял, что все мое ослепительное будущее, которое я уже себе нафантазировал, под угрозой, и взмолился: «У меня получится, дяденьки! Попробуем еще». И режиссер – Владимир Николаевич Скуйбин, чудеснейший человек, велел снять еще дубль. Как мне потом рассказывали, получилось зрелище, способное исторгнуть из камня слезы. Меня оставили.
— Что было дальше?
— А дальше девочки, которые до этого не обращали внимания, активно стали мной интересоваться. Я понял, что этим стоит заниматься дальше. (Смеется.)
*
— Недавно в интернете я прочел фразу: «Семен Морозов – актер, безусловно, культовый. В «Семи няньках» он гениально скопировал Джеймса Дина. Развязные манеры, шаткая походка, нездоровый блеск в глазах и взлохмаченные волосы были точь-в-точь как у американского идола»…
— Я даже не знаю, кто это – Джеймс Дин, впервые слышу это имя. А насчет «гениальности» игры я могу сказать, что это большое преувеличение. Да, картина получилась яркая, юморная, я считаю, одна из лучших детских комедий в нашем кинематографе.
А то, что я там делал, это лишь на 50 процентов заслуга моя, на 50 – Ролана Быкова, потому что он меня вел, тащил, а когда у меня вообще ничего не получалось, показывал как надо и иногда я играл просто в «копир». Как он мне потом признался: «Ты, Сеня, единственный актер, которому я в течение работы над фильмом преподал всю систему Станиславского».
Ролан Антонович – просто гениальный педагог, я буду ему благодарен по гроб жизни за то, что он впустил в меня вирус актерства.
— Ходили разговоры, что Быков жесткий был по отношению к детям и, если не получалось, ударить мог.
— Ударить – нет, это вранье! Вот подначивать, провоцировать… Он мог сказать: «Что у тебя руки-ноги не двигаются? Ты что – дистрофик? Ты что – даже не можешь повторить фразу, как попугай?» Однажды надо было играть сложнейшую сцену, где мой Афанасий истерически орет на своих «воспитателей».
Ничего не получалось. Быков отозвал меня за декорации и стал оскорблять так изощренно, что я не выдержал и настолько рассвирепел, что с силой пихнул его. Я был готов его убить! Он моментально схватил меня за руку и поставил в кадр. «Играй! Так же играй!»
Я думаю, он специально затеял весь этот скандал, чтобы довести меня до нужного состояния, потому что потом подошел, обнял: «Что ж ты меня так долго мучил?» Понятно — этот фильм был для него режиссерским дебютом и решался вопрос, будет он дальше снимать кино или нет.
Поэтому он сильно нервничал. А я нервничал потому, что знал: Ролан Антонович не хотел, чтобы я играл Афанасия. Меня утвердили вопреки его воле.
— А кого Быков видел в этой роли?
— Он хотел снимать Никиту Михалкова. Он со мной после проб попрощался – поцеловал в обе щеки: «Пусть Никита играет, потому что он парень подготовленный. А ты очень способный мальчик – ты все равно свое возьмешь…Снимешься пару раз и всем фору дашь. Не обижайся. Пока».
Но на худсовете директор «Мосфильма» Сурин сказал фразу, которая все решила: «Из всех фотопроб только одна отвечает основному требованию».
— Какому?
— «Этот – украдет!» Между прочим, я так потом вошел в роль, что и вне съемочной площадки ко мне многие стали относиться в контексте моего героя — шалопая и воришки. Помню, у кого-то пропали солнечные очки, какие-то чешские — по тем временам дефицитная вещь.
И мне на полном серьезе сказали: «Сеня, верни, пожалуйста!» Я чуть не плача, доказывал, что не крал. А очки потом нашлись, ребята извинились… Вот вам и сила искусства!
НЕ ПУТАТЬ СЛАВУ С ПОПУЛЯРНОСТЬЮ
— Слышал мнение летчиков, что ваш герой Дима Соломенцев из картины «Разрешите взлет» в начале 1970-х «разжег сердца» очень многих мальчишек и дал им путевку в небо.
— Между прочим, это один из моих любимых фильмов. Но «Семь невест», «Семь нянек» и «Три дня в Москве» гоняют по телевидению постоянно, а вот высокоуровневую картину «Разрешите взлет», получившую первое место на всесоюзном кинофестивале, – не показывают вообще.
— Как вы сами думаете, почему?
— Этот фильм тогда резко в штыки встретил министр гражданской авиации Бугаев. Картину вообще хотели закрыть за «нарушения авиационной этики» Например, за то, что летчик (которого играл я) на химработах – сидел голый по пояс за штурвалом. На мой взгляд, именно из-за этого лента «потерялась». А ведь фильм просто супер!
*
— Славу когда почувствовали?
— Давайте определимся в терминологии – есть слава, а есть популярность. Слава, в моем понятии, это вообще как орден – заслуженная вещь. Слава – это Михаил Ульянов, Иннокентий Смоктуновский, Евстигнеев, Леонов… А у меня была популярность – что-то, на мой взгляд, не очень ценное и преходящее. Ну узнают, тыкают пальцем…
К тому же психологически очень утомительно, когда к тебе все время подходят как к «корешу»: «Здорово, Збруев! Пойдем выпьем». К Михаилу Ульянову так запросто не подойдешь и не стукнешь по плечу. А к тому, кто играл таких легких мальчишек, да, согласен, любимых народом, — можно.
К ним отношение плевое. И это всегда меня очень задевало. Никто не хотел понимать, что тот же Афанасий Полосухин и Семен Морозов – абсолютно разные люди.
Простой пример. После съемок в «Семи невестах ефрейтора Збруева» меня забрали в армию. Так там сержанты и дембеля не переставали «удивляться»: «Ты что дурак, Збруев, ты же отслужил! Какого хрена вернулся?!» Поэтому я отлично понимаю трагедию, например, Петра Алейникова, который был настолько душевный человек, что не мог отказать людям, искренне предлагающим «дружить».
— Как вы сами выкручивались из подобных ситуаций?
— Было пару случаев поначалу, когда я сильно напивался в компании «поклонников моего таланта», после чего буквально «умирал» наутро. Этого мне хватило, тем более, что алкоголь несовместим с тренировками. А я же все-таки с десяти лет активно занимался боксом, был кандидатом в мастера, чемпионом Москвы.
Помню, тренеры мне все время говорили: «Сеня, у тебя удар от Бога!» Я физически был довольно развит, был гимнастически гибкий и на редкость легко выигрывал свои бои.
— Боксерские навыки в жизни пригодились?
— Бокс научил меня, прежде всего, мужскому отношению к жизни и еще отбил у меня все желание драться. Особенно после одного случая, когда я заступился за девушку, которую зверски избивали на моих глазах.
— Расскажите.
— Я сделал парню замечание и вдруг увидел кулак, летящий мне в переносицу, увернулся… Короче, я нанес всего один удар, а потом в отделении милиции девица дала показания, что все ее синяки – моих рук дело. Парень тоже весь в крови, а у меня ни царапины… Чуть не посадили. Этот случай меня излечил от героизма и джентльменства на всю жизнь.
*
ХОРОШО, ЧТО НАТАША ВАРЛЕЙ НЕ ОТВЕТИЛА ВЗАИМНОСТЬЮ
— Практически во всех фильмах у вас были шикарные партнеры. Какой-нибудь след оставили в памяти «семь нянек» — Микаэла Дроздовская, Владимир Ивашов, Валентин Буров…
— Могу признаться, что я был почти во всех актрис влюблен, а на меня никто не обращал внимания. Больше всего я «умирал» по Дроздовской – она феноменально красивая была.
Сто очков дала бы вперед Шэрон Стоун! А вот на съемках «Семи невест…», где «моими невестами» были изумительные Елена Соловей, Марианна Вертинская, Наталья Четверикова, Таня Федорова, я не мог себе позволить бурных чувств, потому что к тому времени был женат и любил свою первую жену Марину — однокурсницу, актрису.
— Неужели даже «студентка, комсомолка, красавица» Наталья Варлей оставила вас равнодушным?
— В Наташу Варлей я был влюблен на другой картине – «Три дня в Москве». Слава Богу, это ни к чему не привело и, как говорится, все окончилось без взаимных претензий и страданий, не начавшись. Она тогда была замужем, я – женат…
Кстати, тогда я Наташе стихотворение посвятил, которое отдал, правда, только лет десять назад. И она, сама же поэтесса, была так растрогана, что даже прослезилась, поцеловала…
*
— Многие актеры утверждают, что романы на съемочной площадке – неотъемлемая часть кино процесса.
— У кого как. Я все-таки не герой-любовник, не Ален Делон, не Александр Домогаров. Конечно, и в меня влюблялись, но не так часто, как хотелось бы и далеко не все, кто меня интересовал. Хотя если обернуться назад и вспомнить, то мне грех жаловаться.
У меня как у любого молодого, белозубого, популярного, физически развитого, каламбурщика и умственно не отсталого, конечно же, были случаи, когда от меня голову теряли, и я не «отказывал», как говорится. Это же молодость! А с годами вся энергия направляется на другое – на семью, на работу, которая тоже не всегда… дарит цветы. Всему свое время.
— Если не секрет, какие женщины вам нравятся?
— Ну, это критерий подвижный, в зависимости от возраста. Если из актрис, то это, скажем, Ирина Печерникова в фильме «Доживем до понедельника», Ирина Купченко — в «Дворянском гнезде». Божественные создания! А по жизни – это моя третья, и, надеюсь, последняя жена Светлана, с которой мы уже двадцать с лишним лет вместе.
Она уже не то, что друг — мы как единый организм. Болит у меня – чувствует она, и наоборот. К тому же она — удивительная мать, полностью посвятившая свою жизнь нашему ребенку – они лучшие подруги. Да и я до сих пор убежден и всем говорю, что самое лучшее, что я сделал в своей жизни – это моя дочь Надежда.
«НИКТО НЕ ВИДЕЛ ВО МНЕ ПОЛОНИЯ»
— Ваше мнение: созданный вами образ «неунывающего парня — доброго, честного и временами наивного до идиотизма» вам больше помог или навредил?
— Пожалуй, больше навредил. Я вам скажу почему. Потом в течение очень многих лет роли такого плана мне предлагались бесконечно. И самое обидное, что меня приглашали не как актера, а как готового персонажа. Меня видели в этих ролях, но никто из режиссеров не видел, как на первом курсе ВГИКа я в студенческом спектакле играл Гамлета (которым, между прочим, все восхищались!).
Поэтому никому в голову не приходило пригласить меня, например, на роль Паратова в «Жестокий романс» или на Полония — в «Шекспириаду». Был случай, когда моя актерская судьба могла резко измениться. Я говорю о фильме «Афоня», где меня могли утвердить на главную роль.
— Вы пробовались на Афоню?
— И очень успешно. После проб мне позвонила ассистентка Данелии: «Сенечка, весь худсовет аплодировал. Сказали: блестяще, Морозова надо снимать!» Окрыленный, я жду звонка от режиссера. Неделя проходит, вторая. Не зовут костюм мерить…
Вдруг звонит Данелия: «Сеня, ты собираешься поступать во ВГИК на режиссуру и даже, слышал, ко мне на курс… Тебя утвердили. Но я возьму Куравлева. Будешь сам снимать кино, поймешь почему». Я просто «рухнул», когда все это услышал.
— А что одна роль могла изменить?
— Это был 1975 год. Я тогда много играл, но в основном героев, у которых интеллект не был их основным достоинством. И главное – у крупнейших режиссеров я не работал. А в те времена что-то резко могло измениться в твоей карьере, только если ты снялся у большого мастера в хорошей картине.
Потому-то я и пошел учиться на режиссерский, что вынужден был сниматься там, где мне не нравилось ничего вообще. На «Мосфильме» был такой порядок: тебе роль предложили – играй. Или вообще сниматься не будешь.
— Значит, в режиссуру вы пошли…
— Нет, не для того, чтобы снимать себя. Понимаете, как актер я снимался у хороших режиссеров – у Мельникова, Митты, Ордынского. Но чаще приходилось работать с довольно средними режиссерами, толком не знающими, чего они хотят. Я им помогал и вскоре почувствовал, что могу самостоятельно этим заниматься.
Только потом я понял, что режиссер – это еще и очень страшная профессия. Актер привык отвечать только за себя. Он пришел, всего себя в работе отдал и ушел, посвистывая… А режиссер отвечает за все, что в рамку кадра попадает.
Это два разных труда. И иллюзия у многих актеров, что он рядом с режиссером на съемочной площадке постоял, увидел, как он работает, и все. Подумаешь, «мотор» сказал — вот тебе и кино. Это очень большое заблуждение.
— Как вам Георгий Данелия в качестве мастера курса?
— Если честно, то, как педагог Георгий Николаевич был довольно жесток. Особенно его раздражало, что все его ученики «почему-то его не понимают и не могут снимать как он».
Расскажу такую историю. Мне было уже 26 лет, я был уже опытным актером. Когда я снял и показал ему свой первый режиссерский черновой материал, Данелия был в бешенстве, заявил, что все это беспомощная чепуха. «Сеня, ты меня очень разочаровал!» Договорились так: я монтирую, он не вмешивается, кафедра смотрит, если поставят хорошую отметку, буду учиться дальше, нет – ухожу.
По сути, это был с его стороны ультиматум. Я, конечно, очень переживал – на фоне стресса резко поднялось давление… В общем, перед показом я был внутренне готов, что уйду. И вот полный зал ВГИКа, закончился просмотр моей короткометражки. Обычно после показа работ моих однокурсников звучали жидкие хлопки. А тут — мертвая тишина! Честное слово – я чуть не заплакал от обиды.
И вдруг такие грянули овации… Потом меня поздравляли все. А Данелия сказал: «Я не извиняюсь. Картина сделана профессионально – тут я шляпу снимаю. Но это кино — не мое. А я все-таки твой мастер, и учил тебя немножко другому».
— Вы большое кино давно не снимаете. Почему?
— Сейчас такое время, когда «гениальных идей» — миллион, а миллионов – нет. Но как режиссер я не простаиваю – снимаю сюжеты для «Ералаша». Не оставляю надежды снять и грандиозное кино по гениальной повести Евгения Замятина – готовый сценарий этого фильма лежит у меня 10 лет.
Это чудо — взгляд изнутри на молекулярное строение русской души. Там — Достоевский, там есть все! Но пока на это никто не дает денег.
— А как в вашей жизни возник «Ералаш»?
— В 1988 году я снял полнометражный художественный фильм «Происшествие в Утиноозерске». Потом, попав как-то на студию Горького, заглянул в группу «Ералаша» к знакомому редактору. Зашел на минуточку, а остался — навсегда.
