— Это что за самодеятельность? — Валентина Сергеевна стояла прямо на моей грядке, растаптывая молодую рассаду. — Кто разрешил здесь копаться?
Я выпрямилась, отряхивая землю с перчаток. Полгода прошло с момента покупки, и вот она явилась.
Загорелая, в цветастом сарафане, с маникюром цвета фуксии — типичная дачница выходного дня.
— Добрый день, — сказала я спокойно. — Вы на моих помидорах стоите.
— На твоих? — она аж подпрыгнула от возмущения. — Девочка, ты в своём уме? Это мой участок!
Я достала из кармана телефон, открыла фото документов. Всегда ношу с собой — опыт подсказывал, что пригодится.
— Вот договор купли-продажи. Вот выписка из Росреестра. Участок принадлежит мне с января.
Валентина схватила телефон, приблизила к глазам. Лицо её менялось, как в замедленной съёмке — от снисходительного превосходства к растерянности, потом к ярости.
— Это подделка! — выплюнула она. — Никто ничего не продавал!
— Продавал. Ваш муж, Игорь Петрович. Вот его подпись.
Она замерла. В глазах мелькнуло что-то похожее на страх, но тут же сменилось агрессией.
— Не может быть! Он бы мне сказал!
— Видимо, забыл упомянуть, — пожала я плечами.
Валентина достала телефон, начала набирать номер. Прижала к уху, ждала. Потом ещё раз. И ещё.
— Не берёт трубку, — пробормотала она.
— Может, занят, — предположила я, возвращаясь к рассаде.
— Твои помидоры растут на моей земле, выкапывай и уноси, — взорвалась она. — Мне плевать на твои бумажки! Тридцать лет здесь дача, и никто…
— Была дача, — поправила я. — Теперь половина — моя. Вот граница проходит, — показала на колышки с натянутой верёвкой.
Валентина смотрела на разметку так, будто видела призрака. Потом перевела взгляд на меня — молодая женщина в джинсах и майке, без маникюра, с землёй под ногтями.
— Сколько ты заплатила? — вдруг спросила она.
— Достаточно.
— Сколько?! — повысила голос.
— Два миллиона.
Валентина покачнулась. Ухватилась за забор, который теперь разделял наши участки пополам.
— Два… Господи. Игорь, что же ты наделал…
Она снова набрала номер. На этот раз дозвонилась.
— Где деньги? — без приветствия рявкнула в трубку. — Какая Турция? Ты в Турции?! А я тут… Что значит «отдыхаю, заслужил»? Ты продал нашу дачу!
Я делала вид, что не слушаю, но было сложно. Валентина кричала так, что вороны с яблонь взлетели.
— Не половину, а всю дачу! Это наша дача! Что значит «оформлена на меня до брака»? Мы двадцать лет женаты!
Валентина отключилась и уставилась на меня. В её глазах плескалась целая гамма чувств — от растерянности до едва сдерживаемой ярости.
Она медленно обошла новый забор, разделявший участок, трогая каждый столб, словно не веря в его реальность. Я продолжала сажать помидоры, стараясь не обращать внимания на её метания.
— Знаете, что он мне сказал? — вдруг заговорила она, и голос её дрожал. — Что заслужил отдохнуть. Двадцать лет я вкалывала на двух работах, чтобы он мог «искать себя».
Двадцать лет слушала, как он собирается открыть своё дело, написать книгу, снять фильм. А он продал единственное, что у нас было настоящего.
Я молчала. Что тут скажешь? Документы оформлены правильно, деньги уплачены, участок мой. Но смотреть на эту женщину, которая только что узнала о предательстве мужа, было тяжело.
Валентина присела на старую скамейку — единственное, что осталось на её половине от прежних времён.
— Я сюда ездила с детства, — заговорила она тише. — Дед построил этот дом в семьдесят втором. Построил он его для родителей моего мужа, а я гостила тут. Знакомы были с пеленок почти с мужем моим будущем, а он так. Потом он выкупил его у родни.
Каждое лето, каждые выходные. Яблони мы с отцом сажали, вон те, старые. А груша — это уже я с Игорем, в первый год после свадьбы.
Груша теперь оказалась на моей половине. Я покосилась на дерево — могучее, плодоносящее. В прошлом году соседи хвалили варенье из этих груш.
— Вы не местная? — спросила Валентина.
— Из Москвы.
— Зачем вам дача? Молодая, наверное, в клубы ходить надо, а не в земле копаться.
Я улыбнулась. Мне было тридцать пять, но выглядела я моложе — спасибо физической работе.
— Мне нравится растить своё. После офиса — самое то.
Валентина хмыкнула. Потом встала, подошла. Долго смотрела на мои грядки — ровные, аккуратные, с табличками.
— Помидоры неправильно сажаете, — сказала она. — Близко слишком. Им простора надо.
— Спасибо за совет.
Она кивнула и пошла к дому. Старенькому, покосившемуся, с облупившейся краской. На моей половине я уже начала строить новый — современный, но небольшой. Фундамент залит, стены поднимаются.
Через час Валентина вернулась. В руках — поднос с чаем и пирожками. Поставила на пенёк у забора.
— Не отравлено, — буркнула она. — С капустой, сама пекла.
Мы пили чай на моем участке. Странная картина — две женщины, разделённые сотками и чужим предательством.
— Он всегда был мечтателем, — вдруг сказала Валентина. — Я думала, это пройдёт с возрастом. Планы, проекты, идеи… А денег никогда не было. Я тянула всё — ипотеку, детей, его родителей. А он искал себя.
— Почему не развелись?
— А куда мне? Дети, работа, быт. Думала, перетерплю. И дача была — можно приехать, отдохнуть от всего. Теперь и её половины нет.
Прошло две недели. Я приезжала каждые выходные — стройка требовала присмотра. Валентина тоже появлялась, но мы почти не общались.
Она копалась на своей половине, я — на своей. Иногда кивали друг другу, не больше.
В субботу приехал её Игорь. Загорелый, похудевший, в новой одежде. Из машины вышел с видом победителя.
Валентина вышла из дома. Спокойная, собранная. За две недели она словно постарела лет на пять, но в глазах появилась твёрдость.
— Как ты мог продать наш участок? — сказала она.
— Не нашей, а моей! Оформлена на меня была!
— Двадцать лет мы её обихаживали вместе.
— По закону — моя!
Я старалась не вмешиваться, продолжала возиться с рассадой. Но краем глаза следила за разворачивающейся драмой.
— Где деньги? — спросила Валентина.
— Потратил. Имел право.
— На что?
— Не твоё дело! Устал я от твоего контроля! Вечно ноешь — денег нет, работы нет. А как же моя мечта? Как же самореализация?
— Твоя самореализация обошлась нам в половину дачи.
Игорь пнул калитку, прошёл на участок. Увидел меня, нахмурился.
— А вы ещё кто?
— Владелица этой половины, — кивнула я на свою территорию.
— Я передумал. Сделка отменяется.
Я рассмеялась. Не сдержалась.
— Все документы оформлены. Деньги получены и, судя по вашему загару, потрачены.
— Можно оспорить! Я был в неадекватном состоянии!
— Попробуйте. У меня хороший юрист.
Игорь метался по участку, как зверь в клетке. Валентина молча наблюдала. В какой-то момент он подошёл к ней, попытался обнять.
— Валь, ну прости. Я думал, заработаю больше. Вложился в проект, не выгорело. Но я же вернулся!
Она отстранилась.
— Вернулся? Ты продал нашу память, наше прошлое. Дом деда, землю, которую мы растили. За что? За две недели в Турции?
— Не только Турция! Я пытался бизнес запустить!
— Какой бизнес?
— Ну там с валютой.
Валентина закрыла лицо руками. Плечи её задрожали — то ли от смеха, то ли от плача.
— Бизнес с валютой. Конечно. А я двадцать лет пахала, как лошадь, чтобы ты мог играть в инвестора.
— Не понимаешь ты ничего! Надо рисковать, чтобы разбогатеть!
— Рисковать своим, а не общим!
Игорь сплюнул, развернулся к машине. У калитки обернулся.
— Развод подам. Надоело твоё нытьё.
— Подавай, — спокойно ответила Валентина. — Только учти — половина всего, что осталось, моя. По закону.
Он хлопнул дверцей, взревел мотором, уехал. Валентина постояла немного, глядя вслед, потом повернулась ко мне.
— Помидоры-то рассадили?
— Как вы советовали. Пошире.
— Правильно. Им простор нужен. Как и людям.
Она ушла в дом. А я смотрела на свой участок — купленный честно, оплаченный чужой болью.
Земля не виновата в человеческих драмах. Она просто ждёт, когда её обработают, засеют, польют. И отблагодарит урожаем — всех одинаково, не разбирая, кто прав, кто виноват.
К вечеру Валентина снова вышла. В руках — корзина с инструментами.
— Покажете, как правильно грядки делать? — спросила она. — А то у меня вечно криво получается.
— Покажу.
Мы работали до темноты.
А через месяц Валентина позвонила.
— Развелась, — коротко сообщила она. — Квартиру делим, машину продаём. Зато дача моя осталась. Половина, но моя. Уступил.
— Поздравляю.
— Знаете что? Давайте забор ставить не будем. Ну его. Всё равно мы тут обе копаемся, чего городить? Участок большой, места хватит.
Я подумала. О границах, о собственности, о том, как странно сводит людей жизнь.
— Давайте. Только небольшой сделаем совсем — чтоб помнить, где чьё.
— Договорились.
И в итоге я поставила совсем маленький заборчик с той стороны. Но помидоры теперь росли вперемешку, и к осени уже никто не помнил, какие на чьей стороне.
Да и неважно это было. Урожай собирали вместе, варенье варили на двоих, чай пили на одной веранде.
А Игорь больше не появлялся. Говорят, уехал покорять Москву. Или Питер. Или ещё какую-то мечту. Но это уже была не наша история.
