Летний дождь барабанил по крыше старого дома, когда Кристина впервые переступила порог квартиры тёти Валентины. Ей тогда было восемь лет, и мир рухнул за один день — родители погибли в автокатастрофе, возвращаясь с дачи. Валентина Сергеевна встретила племянницу в чёрном платье, с красными от слёз глазами.
— Ну что, деточка, теперь мы с тобой семья, — сказала тётка, обнимая девочку. — Не бойся, я тебя не брошу.
Оформление опеки прошло быстро. Валентина Сергеевна работала в социальной службе, знала все тонкости документооборота. Кристина помнила, как тётка объясняла ей за кухонным столом:
— Государство будет платить пособие на твоё содержание. Три тысячи в месяц, не много, конечно, но хоть что-то. А я всё делаю из доброты, понимаешь? Могла бы отказаться, отдать тебя в детский дом.
Кристина кивала, не до конца понимая происходящее. Горе было слишком свежим, а мир слишком чужим без родителей.
Первые годы прошли относительно спокойно. Валентина Сергеевна держала племянницу в строгости — уроки делать вовремя, по дому помогать, гулять недолго. Кристина привыкла к режиму, к тому, что нужно отчитываться за каждый шаг. Тётка часто повторяла:
— Порядок — это основа всего. Запомни на всю жизнь.
В школе Кристина училась хорошо, друзей было немного. Одноклассники знали о её ситуации, кто-то жалел, кто-то сторонился. После уроков нужно было сразу домой — Валентина Сергеевна не любила, когда племянница задерживалась.
Когда Кристине исполнилось восемнадцать, пособия прекратились. В том же году девушка закончила техникум по специальности мастер ногтевого сервиса. Работу нашла в салоне красоты недалеко от дома — небольшая зарплата, но для начала хватало.
— Съёмное жильё не потяну, — призналась Кристина тётке. — Можно ещё пожить у тебя?
— Конечно, деточка, — улыбнулась Валентина Сергеевна. — Куда ты денешься одна?
Но что-то в тоне изменилось. Уже через месяц после устройства на работу Кристина почувствовала новые нотки в общении с тёткой.
— Ты уже взрослая, — говорила Валентина Сергеевна, накрывая на стол. — Зарплату получаешь. Пора бы и о благодарности подумать. Хватит на шее сидеть.
Кристина растерялась. За все годы тётка ни разу не поднимала вопрос о деньгах так прямо.
— Тётя Валя, я же помогаю по дому, продукты покупаю…
— Продукты — это мелочи, — отмахнулась женщина. — А кто тебя кормил столько лет? Одевал? На лечение тратился, когда болела? Электричество за тебя платил?
В доме появилась доска объявлений на кухне. Валентина Сергеевна начала записывать, кто когда купил хлеб, молоко, кто мыл посуду, кто убирал ванную. Каждый вечер она подводила итоги дня.
— Смотри, Кристина, — показывала тётка на записи. — Вчера я купила мясо на триста рублей, ты — только кефир за пятьдесят. Несправедливо получается.
Девушка пыталась протестовать:
— Но у меня зарплата двадцать восемь тысяч, а у тебя пенсия семнадцать. Пропорционально я трачу больше.
— Пропорционально! — фыркнула Валентина Сергеевна. — А кто тебя воспитывал? Кто в школу собирал? Кто с уроками сидел?
Постепенно разговоры сводились только к деньгам. Валентина Сергеевна начала вспоминать каждую потраченную на племянницу копейку.
— Помнишь, в седьмом классе у тебя зуб болел? Триста рублей врачу заплатила. А школьная форма в восьмом? Четыре тысячи стоила. А когда ты в больнице лежала с аппендицитом, кто фрукты покупал? Передачи носил?
Кристина слушала и не знала, что ответить. Тётка записывала цифры в тетрадку, считала на калькуляторе.
— Вот смотри, — показывала женщина исписанные страницы. — За десять лет я на твоё содержание потратила минимум двести пятьдесят тысяч рублей. Это не считая коммунальных расходов.
— Но пособие же было, — робко возразила Кристина.
— Пособие! — всплеснула руками Валентина Сергеевна. — Три тысячи в месяц! А тебе нужно было есть, одеваться, учиться. Разве трёх тысяч хватало?
Тётка предъявила новые требования — нужно компенсировать ремонт кухни, который делали три года назад.
— Ты же тоже этой кухней пользовалась. Справедливо, если половину оплатишь. Тридцать тысяч рублей.
Потом появились счета за коммунальные услуги за прошлые годы.
— Вода лишняя тратилась, свет горел в твоей комнате. Электричество дорожает каждый год.
Кристина пыталась договориться:
— Тётя Валя, давай я буду покупать все продукты и оплачивать половину коммунальных. Так будет честно.
— Нет уж, — качала головой женщина. — Долги надо отдавать. Ты мне обязана за всё, что я для тебя сделала.
Когда Кристина отказалась отдавать половину зарплаты на покрытие «долгов», тётка взорвалась.
— Ты тут никто и звать никак! — кричала Валентина Сергеевна, размахивая руками. — Неблагодарная! Без меня бы на вокзале спала! В детском доме гнила бы!
Лицо женщины покраснело от ярости, пальцы сжались в кулаки.
— Думаешь, легко было тебя тащить? Думаешь, я от хорошей жизни опеку оформляла? Могла бы от тебя отказаться в первый же день!
Кристина стояла посреди кухни, не зная, куда деваться от криков. Слова тётки резали как ножом.
— Я всю молодость на тебя потратила! — продолжала Валентина Сергеевна. — Личную жизнь загубила! Мужчины убегали, когда узнавали, что у меня подросток на шее висит!
— Тётя Валя, я же не просила…
— Не просила! А кто просил? Родители твои попросили? Они-то умерли, а мне разбираться оставили!
Каждый день приносил новые претензии. Валентина Сергеевна припоминала каждую мелочь — сломанную чашку, пятно на ковре, лишний час включённого телевизора.
— Вот эта кастрюля, — показывала тётка на кухонную утварь. — Ты её в четырнадцать лет уронила, дно помялось. Новая стоила полторы тысячи.
Кристина понимала — так жить больше нельзя. Тайком стала искать съёмное жильё, откладывать деньги. Валентина Сергеевна замечала каждую потраченную копейку.
— Куда это ты три тысячи дела? В магазине была, а чеков нет.
— Одежду купила.
— Какую одежду? Покажи!
Приходилось отчитываться за каждую покупку, за каждый рубль. Дом превращался в тюрьму.
В один из августовских дней, когда тётка ушла на дачу к подруге, Кристина быстро собрала вещи. Документы, немного одежды, фотографии родителей — всё поместилось в один чемодан. Комнату уже сняла заранее — маленькую, но свою.
Записку оставлять не стала. Просто закрыла дверь и ушла.
Валентина Сергеевна звонила первую неделю, кричала в трубку, требовала вернуться. Потом замолчала. Кристина номер сменила, с работы не увольнялась — там тётка найти не могла.
Пять лет прошли спокойно. Работа наладилась, клиенты появились постоянные, зарплата выросла до сорока тысяч. Кристина даже подумывала о том, чтобы снять квартиру побольше.
В банке, оформляя кредит на новый телефон, менеджер сказал:
— У вас хорошая кредитная история, но есть одна особенность. Вы прописаны по другому адресу.
— Как это?
— Вот смотрите, — показал сотрудник на экран компьютера. — Прописка по улице Садовой, дом двенадцать.
Это был адрес тётки. Кристина удивилась — она думала, что выписана давно.
Дома, сидя за компьютером, девушка заказала выписку из Росреестра. Через три дня пришёл ответ, от которого у неё глаза округлились.
В документах чёрным по белому было написано: квартира по улице Садовой, дом двенадцать, квартира сорок три, зарегистрирована на имя Елены Александровны Ковалёвой — матери Кристины. После смерти владелицы в две тысячи седьмом году квартира должна была перейти единственной наследнице — дочери.
Кристина перечитывала документ несколько раз. Получалось, что она всегда была прописана в материнской квартире, а Валентина Сергеевна просто пользовалась чужим жильём, держа племянницу в неведении о её правах.
— Как же так, — шептала девушка, просматривая каждую строчку. — Пятнадцать лет я ничего не знала о своих правах.
На следующий день Кристина взяла отгул и поехала в архив социальных служб. Нужно было разобраться, что произошло с документами на наследство. Сотрудница архива, пожилая женщина в очках, долго копалась в папках.
— Вот, нашла, — сказала архивариус. — Дело Ковалёвой Кристины Михайловны. Тут есть справка о том, что опекун получил на руки все документы умершей матери. В том числе свидетельство о праве собственности на квартиру.
Кристина похолодела. Значит, Валентина Сергеевна знала всё с самого начала. Знала и молчала пятнадцать лет, пользуясь чужой квартирой.
Адвокатская контора находилась в центре города. Юрист Павел Николаевич, мужчина лет пятидесяти с седой бородой, выслушал историю Кристины внимательно.
— Ситуация непростая, но решаемая, — сказал адвокат, постукивая ручкой по столу. — Срок принятия наследства истёк, но есть исключения. Если наследник не знал о смерти наследодателя или не мог принять наследство по уважительным причинам, срок можно восстановить через суд.
— А какие нужны доказательства?
— Что вы жили в этой квартире как член семьи, что были несовершеннолетней и находились под опекой. Справки из школы, показания соседей, документы из социальных служб.
Кристина принялась собирать документы. В школе, где училась, секретарь выдала справку о том, что ученица была зарегистрирована по адресу улица Садовая, дом двенадцать. Соседка тётки, Нина Фёдоровна, согласилась дать показания.
— Конечно, помню, — говорила пожилая женщина. — Девочка с тринадцати лет с Валентиной Сергеевной жила. Тихая такая, воспитанная. Видела, как в школу ходила, из школы возвращалась.
В социальной службе подтвердили факт оформления опеки и предоставили копии документов. Всё указывало на то, что Кристина имела право на наследство матери.
Судебное заседание назначили на начало октября. Валентина Сергеевна тоже получила повестку — как ответчик по делу о восстановлении срока принятия наследства.
В день слушания Кристина пришла в суд с адвокатом. Валентина Сергеевна сидела на другой стороне зала, периодически всхлипывала в платок. Тётка пыталась выглядеть жалко — потрёпанное пальто, заплаканные глаза.
Судья, женщина средних лет, изучила все представленные документы.
— Истица, расскажите обстоятельства дела, — обратилась к Кристине.
— После смерти родителей я жила у тёти под опекой с восьми лет. Никто не говорил мне, что квартира принадлежала маме. Только сейчас, в двадцать три года, я узнала правду.
Павел Николаевич представил доказательства — справки, свидетельские показания, документы из архива.
— Ваша честь, — говорил адвокат, — истица не могла принять наследство в установленный срок, поскольку была несовершеннолетней и находилась в неведении относительно своих прав. Опекун сознательно скрыл информацию о наследстве.
Валентина Сергеевна попросила слово.
— Я всю жизнь посвятила этой девочке, — плачущим голосом говорила тётка. — Воспитывала как родную дочь. А теперь меня выгоняют на улицу. Куда мне идти в моём возрасте?
— Ответчица, вы подтверждаете, что получали документы покойной сестры? — спросила судья.
— Получала, но…
— Информировали ли вы опекаемую о праве на наследство?
Валентина Сергеевна замолчала, понимая, что любой ответ будет не в её пользу.
Суд удалился на совещание. Через полчаса судья зачитала решение:
— Восстановить срок принятия наследства Ковалёвой Кристине Михайловне. Признать за истицей право собственности на квартиру по адресу улица Садовая, дом двенадцать, квартира сорок три.
Валентина Сергеевна горько заплакала, но решение уже было принято.
Через месяц состоялось второе заседание — о выселении. Суд обязал Валентину Сергеевну освободить квартиру в течение тридцати дней. Обжаловать решение тётка не стала — денег на адвоката не было.
После оглашения решения Валентина Сергеевна подбежала к Кристине в коридоре суда.
— Кристиночка, милая, — хватала племянницу за руку. — Давай по-хорошему договоримся. Я же не враг тебе. Можно, я комнату сниму, а остальное тебе оставлю?
— Тётя Валя, решение суда нужно выполнять.
— Но куда же мне деваться? У меня только пенсия семнадцать тысяч. Я же тебя растила, любила!
— Вы меня унижали и требовали деньги за то, что не принадлежало вам, — спокойно ответила Кристина. — У вас есть месяц, чтобы найти жилье.
Валентина Сергеевна пыталась разжалобить, обвиняла в чёрствости и предательстве.
— Неблагодарная! После всего, что я для тебя сделала! Так родных не бросают!
— Родные не обманывают пятнадцать лет, — отрезала Кристина и ушла.
Следующие недели тётка названивала каждый день. То умоляла, то угрожала, то снова переходила на слёзы. Кристина перестала отвечать на звонки.
Тридцатого ноября, в последний день по решению суда, Кристина приехала к квартире с участковым. Сергей Иванович, полицейский средних лет, должен был проследить, чтобы выселение прошло без нарушений.
— Если будут проблемы, вызывайте, — сказал участковый, записав номер телефона Кристины.
Девушка поднялась на четвёртый этаж и позвонила в дверь. Валентина Сергеевна открыла не сразу, голос доносился приглушённый.
— Кто там?
— Это я, Кристина.
Дверь открылась. Тётка выглядела постаревшей — глаза красные, волосы растрёпанные, на плечах старый халат.
— Приехала выгонять родную тётю, — с горечью сказала Валентина Сергеевна.
Кристина прошла в квартиру. В коридоре стояли два больших пакета и потёртый чемодан. Остальные вещи были упакованы в коробки.
— Куда поедете? — спросила Кристина.
— А тебе какое дело? На вокзал, наверное. Или в приют для бездомных.
— У вас же есть знакомые, подруги…
— Какие подруги? Все отвернулись, когда узнали, что меня выселяют. Стыдно им за такую знакомую.
Валентина Сергеевна собирала последние мелочи, демонстративно вздыхая и всхлипывая. Но Кристина уже не поддавалась на эмоциональное давление.
— Время истекает, тётя Валя.
— Знаю, знаю, — махнула рукой женщина. — Не торопи.
В два часа дня Валентина Сергеевна взяла сумки и направилась к двери. У порога обернулась.
— Запомни, Кристина, — сказала тётка, глядя прямо в глаза племяннице. — Что посеешь, то и пожнёшь. Будешь жить одна в этой квартире и вспоминать, как тётку на улицу выставила.
— До свидания, Валентина Сергеевна, — ответила Кристина, не меняясь в лице.
Дверь закрылась. Кристина прислушалась — лифт ехал вниз, шаги затихали на лестнице. Тётка ушла.
Через час к квартире приехал слесарь, которого Кристина вызвала заранее. Замки поменяли за полчаса — теперь никто чужой не мог попасть в квартиру.
Девушка прошлась по комнатам. Всё было чисто убрано, даже холодильник вымыт. Валентина Сергеевна, при всех недостатках, была хозяйкой аккуратной.
В спальне на тумбочке лежала тетрадка — та самая, где тётка записывала расходы на Кристину. Девушка полистала страницы, усмехнулась и выбросила в мусорное ведро.
На кухне в ящике стола обнаружились документы — свидетельство о смерти матери, справки из больницы, старые фотографии. Всё то, что должно было принадлежать Кристине с самого начала.
Вечером девушка сидела в своей законной квартире, пила чай и планировала ремонт. Телефон молчал — Валентина Сергеевна больше не звонила.
Кристина не испытывала ни жалости, ни торжества. Просто справедливость восторжествовала спустя пятнадцать лет обмана. Квартира, где прошло детство, наконец стала родным домом.
Через окно был виден двор, где когда-то играли соседские дети. Теперь это был её двор, её дом, её жизнь. Никто больше не мог сказать: «Ты тут никто и звать никак».
А в подъезде уже через неделю появились новые объявления о сдаче жилья внаём. Жизнь шла своим чередом, и каждый получал по заслугам.
