Асфальт под ногами Ирины был раскалён, как печная плита. Июльское солнце выжигало остатки прохлады, а воздух дрожал от жары. Перекрёсток гудел машинами. Ирина стояла и смотрела, как солнце плавит город, и мысленно отсчитывала секунды до зелёного сигнала светофора.
Рядом с ней стоял мужчина с газетой подмышкой, делая вид, что не замечает её. Газета была сложена вчетверо. За двадцать лет Ирина привыкла к тому, что Олег появляется и исчезает непредсказуемо.
— Ну и жарища сегодня, — сказал он, не поворачивая головы.
— Бывает и хуже, — ответила Ирина, пытаясь сделать голос спокойным.
— Ты всегда так говоришь. Двадцать лет прошло, а ты всё уравновешиваешь мои фразы, — он улыбнулся одной стороной рта, как умел только он. — Как живёшь?
— Нормально. А ты?
— Как видишь.
Светофор переключился на зелёный, и Ирина зашагала через дорогу. Олег пошёл рядом, но чуть в стороне. Многие годы она считала, что их отношения закончились из-за его привычки всегда находиться «чуть в стороне» — и физически, и эмоционально.
— Надолго приехал? — спросила она, останавливаясь у входа в парк.
— На неделю. Мать болеет.
— Знаю. Я к ней заходила вчера. Бульон носила.
Олег взглянул на неё удивлённо:
— Ты до сих пор к ней ходишь?
— А кто ещё к ней пойдёт? — пожала плечами Ирина. — Сосед Михалыч раз в неделю забегает, но он сам еле ноги волочит. Ты раз в три года появляешься. Больше у неё никого и нет.
Олег нахмурился, и Ирина пожалела о своих словах. Он был таким же упрямым, как и двадцать лет назад: плечи расправлены, подбородок вперёд, глаза — как два серых камня.
— Я не могу здесь жить, — сказал он тихо. — Этот город меня душит.
— Это не город, Олег. Это твоя память.
Они стояли на границе парка — там, где раскалённый асфальт сменялся брусчаткой дорожек, а жара улиц уступала прохладе тенистых аллей. Олег развернул газету, и Ирина увидела, что это была вовсе не газета, а старая фотография, защищённая от влаги и времени ламинированным покрытием.
— Помнишь это? — спросил он, протягивая фотографию.
Ирина смотрела на изображение и не могла отвести глаз. Трое молодых людей — она, Олег и Варя — сидели на поваленном дереве на берегу озера. Они смеялись, запрокинув головы, а закатное солнце красило их лица в золотистый цвет.
— Конечно, помню, — прошептала Ирина, чувствуя, как пересыхает во рту. — Это последний день, когда мы все были вместе.
— Последний счастливый день, — уточнил Олег, забирая фотографию. — Я храню её уже двадцать лет.
Они медленно зашли в парк, и тени деревьев скрыли их от палящего солнца. По привычке они направились к старой беседке в глубине парка — месту, где когда-то собиралась вся их шумная компания. Теперь здесь было тихо, только шелест листьев да отдалённый детский смех.
— Знаешь, — начал Олег, садясь на скамейку, — я ведь часто думаю о том, что могло бы быть, если бы всё сложилось иначе.
— Бесполезное занятие, — отрезала Ирина.
— Может и так. Но я всё равно думаю.
Ирина посмотрела на него — седина на висках, морщины у глаз, но тот же взгляд, тот же голос, та же улыбка половиной рта. Двадцать лет назад он уехал, оставив её одну разбираться с последствиями катастрофы, которая разрушила их жизни.
— А я вот не думаю о том, что могло бы быть, — сказала она. — Я думаю о том, что есть. О том, что Вари нет уже двадцать лет, а ты живёшь где-то там, — она махнула рукой в неопределённом направлении, — и выстроил свою жизнь заново. А я осталась здесь, и моя жизнь — это осколки того, что было разбито в тот день.
Олег смотрел на свои руки, не поднимая глаз.
— Я не смог, понимаешь? Я не смог здесь остаться. Каждый угол напоминал мне о ней, о нас.
— А я смогла. Пришлось.
Они помолчали. В беседке было прохладно, но Ирина чувствовала, как по спине стекает пот.
— Я видел её вчера, — вдруг сказал Олег.
— Кого?
— Машу. Твою дочь.
Ирина напряглась:
— Где?
— В городе. Она очень похожа на тебя. Почти твоя копия в двадцать лет.
— Она не моя копия, — тихо сказала Ирина. — Она — это она.
Олег кивнул:
— Она знает, кто я?
— Конечно. Я никогда не скрывала от неё, кто её отец.
— И что ты ей рассказала?
— Правду. Что ты уехал, потому что не смог пережить смерть сестры. Что ты живёшь далеко и строишь там новую жизнь.
— А про нас? Про то, что случилось между нами?
Ирина вздохнула:
— А что случилось между нами, Олег? Ты просто ушёл. Сказал, что не можешь здесь больше находиться, и ушёл. А через две недели я узнала, что беременна.
— Ты могла позвонить мне.
— Я звонила. Десятки раз. Твой телефон был отключен. Потом я пошла к твоей матери, и она сказала, что ты уехал в другую страну. Что ты просил не искать тебя.
Олег провёл рукой по лицу:
— Я был не в себе тогда. Варя умерла, и я просто… сломался.
— Мы все сломались, Олег. Но некоторые из нас не могли позволить себе роскошь убежать.
Она вдруг почувствовала, как внутри поднимается волна гнева — старого, выдержанного годами, как крепкое вино.
— Знаешь, что самое смешное? — Ирина горько усмехнулась. — Я всегда тебя оправдывала. Перед Машей, перед твоей матерью, перед собой. «Он не мог иначе», «ему было слишком больно», «он потерял сестру». Двадцать лет я вытаскивала тебя из грязи в разговорах с дочерью, чтобы она не возненавидела своего отца.
— Спасибо, — тихо сказал Олег.
— Не благодари. Я делала это не для тебя, а для неё.
— Она знает, что я здесь?
— Нет.
— Я хотел бы с ней встретиться.
Ирина посмотрела на него долгим взглядом:
— Зачем?
— Она моя дочь.
— Биологически — да. А по сути? Ты ничего не знаешь о ней. Какую музыку она любит, какие книги читает, о чём мечтает. Ты даже не узнал её, когда встретил случайно на улице.
— Я знаю только то, что должен был быть рядом все эти годы, — сказал Олег. — И не был.
— Именно.
Они снова замолчали. Где-то вдалеке прогремел гром — собиралась гроза. Ирина подняла глаза к небу — над парком сгущались тучи, обещая долгожданную прохладу.
— А ты? — вдруг спросил Олег. — Как ты жила все эти годы?
Ирина улыбнулась:
— По-разному. Сначала было очень тяжело. Маша родилась, твоя мать помогала, хотя сама едва справлялась после потери Вари. Потом стало легче. Я закончила институт, нашла хорошую работу. Маша выросла замечательным человеком.
— Ты была с кем-то?
— Да. Был мужчина, с которым я жила пять лет. Он любил Машу, она его тоже. Но не сложилось.
— Почему?
— Он хотел собственных детей. А я не смогла ему их дать.
Олег нахмурился:
— Проблемы со здоровьем?
— Нет, с решимостью, — ответила Ирина. — Я не хотела больше детей. Один ребёнок без отца — это уже достаточно сложно. Я не была готова к тому, что история может повториться.
— Не все мужчины уходят, — заметил Олег.
— Правда? А мой опыт говорит об обратном.
Гром прогремел ближе, и первые капли дождя застучали по крыше беседки. Лето в этом году было знойное, и дожди случались редко.
— Тебе надо поговорить с ней, — вдруг сказала Ирина. — С Машей.
— Ты разрешаешь?
— Мне не нужно ничего разрешать. Ей девятнадцать, она взрослый человек и сама решит, хочет ли она встречаться с отцом, который появился из ниоткуда.
— Я не из ниоткуда. Я всегда был где-то рядом.
— Где-то рядом? — переспросила Ирина с недоверием. — Ты жил в другой стране, Олег. Ты не звонил, не писал, не приезжал. Это не «где-то рядом». Это «очень далеко».
Дождь усилился, превратившись в настоящий ливень. Мир за пределами беседки размывался, как акварельный рисунок, оставляя их вдвоём в маленьком сухом островке.
— Я отправлял деньги, — сказал Олег тихо.
— Что?
— Я отправлял деньги. Каждый месяц. Твоей тете. Она обещала передавать их тебе.
Ирина побледнела:
— Мне вообще никто ничего никогда не передавал…
Теперь настала очередь Олега удивляться:
— Что? Как это? Я отправлял деньги на её счёт…
— И куда они уходили, интересно? — Ирина покачала головой. — Я ничего не получала от неё. Ни копейки за все эти годы.
Олег сжал кулаки:
— Чёрт возьми… Я думал… я думал, что хоть так помогаю вам.
— Деньги — это не помощь, Олег. Не в нашем случае. Маше нужен был отец, а не перевод из неизвестного источника.
— Я знаю, — он опустил голову. — Знаю. Но я не мог иначе. После Вари… после того, что случилось…
— Ты никогда не рассказывал, что произошло между вами в тот день, — сказала Ирина. — Перед тем, как она… перед аварией.
Олег поднял глаза — в них была боль, которую не смогли стереть даже двадцать лет.
— Мы поссорились. Сильно. Я сказал ей, что она разрушает свою жизнь. Что она слишком увлеклась… неподходящей компанией. Что она не думает о последствиях.
— И что она ответила?
— Что я ей не отец. Что я не имею права указывать, как ей жить, — он сглотнул. — Она была права. Я был всего лишь её старшим братом, а вёл себя так, будто всё знал лучше неё.
— Ты хотел как лучше.
— Да, но это не имеет значения. Важно то, что произошло потом. Она выбежала из дома, села в машину и поехала… куда глаза глядят. А через час позвонили из больницы.
Ирина молчала. Она знала эту историю — или думала, что знает. Но слышать её от Олега, видеть его боль, было невыносимо.
— Когда я приехал в больницу, — продолжал он, — она уже была… её уже не было. И я подумал, что это моя вина. Что если бы я не наговорил ей всех этих вещей, она бы не уехала. Не села бы за руль в таком состоянии.
— Никто не знает, как бы всё сложилось, Олег. Ты не можешь винить себя вечно.
— Могу. И виню, — он поднял глаза. — Знаешь, что самое страшное? Я до сих пор не знаю, было ли это действительно просто аварией.
Ирина застыла:
— Что ты имеешь в виду?
Олег долго смотрел на дождь за пределами беседки.
— Я нашёл её дневник. После похорон. Она писала странные вещи. О том, что устала от всего. Что иногда ей хочется просто исчезнуть.
— Это могло быть просто… подростковой меланхолией, — осторожно сказала Ирина, хотя внутри у неё всё сжалось.
— Может быть. Но эта мысль преследует меня все эти годы. Что я мог быть последней каплей.
Ирина протянула руку и коснулась его плеча:
— Олег, послушай меня. Варя была сложным человеком. Чувствительным, ранимым, но и импульсивным. Она принимала решения, не думая о последствиях. И если даже… если даже это было не просто стечение обстоятельств, то это был её выбор. Не твоя вина.
— Ты не понимаешь, — он покачал головой. — Я был её старшим братом. Я должен был защищать её.
— От чего? От неё самой? Это невозможно, Олег.
Дождь превратился в настоящий ливень. Казалось, весь мир сосредоточился в этой маленькой беседке, где они сидели, два человека, связанные прошлым, которое никак не хотело отпускать.
— После её похорон я не мог находиться рядом с тобой, — признался вдруг Олег. — Ты так напоминала мне о ней. Вы были лучшими подругами, всегда вместе. Смотреть на тебя было всё равно что видеть часть её, которая выжила.
— А я думала, ты просто не любил меня достаточно, чтобы остаться.
— Нет, Ира. Я любил тебя слишком сильно. Настолько, что не мог вынести мысли о том, что однажды могу потерять и тебя тоже.
Ирина покачала головой:
— Какая ирония. Ты так боялся потерять меня, что сам ушёл.
— Да, — он грустно улыбнулся. — Я не сказал, что был рациональным.
— И что теперь? — спросила Ирина. — Зачем ты вернулся? Действительно только из-за твоей матери?
Олег долго молчал, словно собираясь с мыслями.
— Нет, — наконец сказал он. — Я вернулся, потому что понял, что всю жизнь убегал. От города, от воспоминаний… от себя самого. Я построил новую жизнь, но она пустая, Ира. У меня есть работа, дом, даже новая семья, но внутри… пустота.
— У тебя есть семья? — Ирина почувствовала, как что-то оборвалось внутри.
— Была. Я женился пять лет назад. В прошлом году мы развелись.
— Почему?
— Она сказала, что я никогда по-настоящему не был с ней. Что часть меня всегда оставалась где-то в другом месте, — он посмотрел прямо на Ирину. — И она была права.
Ирина отвернулась, не в силах выдержать его взгляд.
— Ты никогда не думала о том, чтобы уехать отсюда? — спросил Олег. — Начать новую жизнь где-нибудь в другом месте?
— Думала, конечно. Но здесь были люди, которые нуждались во мне. Твоя мать, Маша. Моя работа. Я не могла всё бросить.
— А сейчас? Маша выросла. Она скоро уедет учиться, я прав?
— Да, в сентябре.
— И что тогда?
Ирина пожала плечами:
— Не знаю. Никогда не загадывала так далеко. Всегда жила одним днём.
— А если бы была возможность… всё изменить?
— Что ты хочешь сказать?
Олег глубоко вдохнул:
— Я хочу сказать, что после развода я много думал. О своей жизни, о том, что я потерял. О том, что, возможно, мы — ты и я — заслуживаем второго шанса.
Ирина рассмеялась:
— Второго шанса? После двадцати лет молчания? После того, как ты бросил меня беременную? Ты серьёзно?
— Я понимаю, как это звучит, — сказал Олег тихо. — И я не прошу тебя прощать меня или делать вид, что ничего не произошло. Я просто хочу, чтобы мы попробовали… начать с чистого листа.
— Нет такой вещи, как чистый лист, Олег. Особенно для нас. У нас слишком много истории.
— История — это то, что делает нас теми, кто мы есть.
— Или ломает нас.
Они снова замолчали. Дождь начал стихать, превращаясь в мелкую морось. Воздух наполнился свежестью и запахом мокрой земли.
— Она очень красивая, — вдруг сказал Олег. — Маша. Умная и сильная. Настоящая.
— Да, она такая, — Ирина не смогла сдержать улыбку. — У неё твой характер. Упрямая, как бык. И верная.
— Как ты.
— Нет, как ты. Ты всегда был верен своим принципам. Даже если эти принципы были… сомнительными.
Олег улыбнулся:
— Это комплимент или критика?
— И то, и другое.
Ирина посмотрела на часы:
— Мне пора идти. Маша ждёт меня к ужину.
— Ты скажешь ей, что видела меня?
— Не знаю. Наверное.
— А если она захочет встретиться со мной?
Ирина вздохнула:
— Тогда вы встретитесь. Но я предупреждаю тебя, Олег: не смей разбивать ей сердце. Она сильная, но даже сильные люди могут сломаться.
— Как я?
— Как мы все.
Они вышли из беседки. Дождь почти закончился, лишь изредка капли падали с деревьев. Воздух был свежим, и дышать стало легче.
— Я провожу тебя, — сказал Олег.
— Не стоит. Я знаю дорогу.
— Я знаю, что ты знаешь. Но я всё равно хочу проводить тебя.
Они шли молча, каждый погружённый в свои мысли. Парк после дождя был тих и пустынен, лишь птицы радостно щебетали в кронах деревьев.
— Знаешь, — сказал вдруг Олег, — я ведь каждый год приезжал сюда. На годовщину её смерти. Стоял у могилы, говорил с ней. Просил прощения.
— Я никогда тебя там не видела.
— Я приходил рано утром, до рассвета, — он помолчал. — Я не мог рисковать встретить тебя.
— Почему?
— Потому что боялся, что если увижу тебя, то не смогу снова уехать.
— А теперь не боишься?
Олег остановился и посмотрел ей прямо в глаза:
— Теперь я боюсь, что если уеду снова, то окончательно потеряю себя.
Ирина отвернулась:
— Не делай этого, Олег. Не надо красивых фраз.
— Это не фразы. Это правда.
— Ты женился на другой женщине.
— И развёлся с ней.
— Но ты жил с ней. Строил жизнь с ней. А не со мной, — Ирина сглотнула комок в горле. — Я потратила годы, пытаясь забыть тебя. И когда мне наконец удалось… ты возвращаешься и всё рушишь.
— Я не хотел ничего рушить.
— А что ты хотел?
Олег долго молчал, думая над ответом.
— Я хотел вернуться домой, — наконец сказал он. — Я прожил двадцать лет в других местах, с другими людьми, но нигде не чувствовал себя дома. И только сейчас понял, почему.
— Почему?
— Потому что дом — это не место. Это люди. Ты и Маша — вы мой дом. Даже если я не заслуживаю быть частью вашей жизни.
Ирина почувствовала, как слёзы подступают к глазам, и отвернулась:
— Ты не имеешь права говорить такие вещи. Не сейчас. Не после всего…
Олег протянул руку и осторожно коснулся её плеча:
— Я знаю. И я не прошу тебя принимать решение сейчас. Я просто хочу, чтобы ты знала: я больше не убегаю. Я остаюсь здесь — помогать матери, познакомиться с дочерью, если она позволит. И, может быть… если ты когда-нибудь сможешь простить меня…
— Я давно простила тебя, Олег, — тихо сказала Ирина. — Но я не уверена, что смогу снова доверять тебе.
— Я понимаю. Доверие нужно заслужить.
Они дошли до выхода из парка. Дождь полностью прекратился, и солнце снова выглянуло из-за туч, но уже не такое палящее, как утром.
— У меня завтра выходной, — сказала Ирина, глядя куда-то мимо него. — Мы с Машей обычно ужинаем вместе по вторникам. Если хочешь… можешь прийти. В семь вечера.
Олег кивнул:
— Спасибо. Я приду.
— И не опаздывай. Она этого не терпит.
— Как ты, — он улыбнулся.
— Как я, — согласилась Ирина.
Они стояли на перекрёстке, как и утром, но теперь воздух был свежим и прохладным после дождя. Олег достал из кармана старую фотографию и протянул её Ирине:
— Возьми. Я храню её копию.
Ирина взяла фотографию и долго смотрела на три молодых лица, полных жизни и надежды.
— Я приду завтра, — сказал Олег. — Обещаю.
— Посмотрим, — ответила Ирина, но в её голосе не было прежней горечи.
Светофор переключился на зелёный, и они разошлись в разные стороны — Ирина к своей квартире, где ждала дочь, Олег к дому своей матери. Но теперь между ними протянулась тонкая нить — не совсем прощения, ещё не примирения, но хотя бы понимания. И, может быть, шанса на что-то новое.
Ирина шла по улице, прижимая к груди фотографию, и думала о том, что жизнь — странная штука. Иногда она разбивает нас на кусочки, а иногда даёт шанс собрать эти кусочки заново — иначе, по-другому, но, возможно, даже лучше, чем было прежде. Она не знала, что принесёт завтрашний день, но впервые за много лет чувствовала не страх перед будущим, а любопытство. Как будто перед ней открылась дверь в комнату, о существовании которой она давно забыла.
Когда она дошла до своего дома, то обнаружила, что улыбается. Это была робкая, неуверенная улыбка — как у человека, который давно разучился радоваться простым вещам.
Дома Маша сидела за кухонным столом, уткнувшись в ноутбук. Она подняла глаза, когда Ирина вошла, и сразу заметила что-то новое в лице матери.
— Что-то случилось? — спросила она, захлопывая компьютер.
Ирина повесила сумку на крючок и прошла на кухню:
— Почему ты так решила?
— У тебя лицо другое, — Маша пожала плечами. — Не как обычно.
Маша всегда была наблюдательной — эту черту она унаследовала от Олега. Те же внимательные глаза, тот же изучающий взгляд.
— Я встретила твоего отца, — сказала Ирина, решив не ходить вокруг да около.
Маша замерла:
— Серьёзно? Он здесь?
— Да. Приехал навестить бабушку.
— И как он? — в голосе дочери не было ни обиды, ни волнения — только любопытство.
— Как обычно, — Ирина пожала плечами. — Немного постарел, поседел, но всё тот же.
Маша задумчиво покрутила в пальцах ручку:
— И что он хочет?
— Познакомиться с тобой.
— Через двадцать лет? — Маша усмехнулась. — Внезапно проснулись отцовские чувства?
Ирина вздохнула:
— Маш, всё сложно. Он сказал, что отправлял нам деньги все эти годы.
— Деньги? — удивилась Маша. — Мы никогда ничего не получали.
— Знаю. Он отправлял их на счет моей тети Веры, думая, что она передает их нам. Но оказалось, что все эти годы она просто забирала деньги себе.
— Вот же с…, — выдохнула Маша. — Это же можно отследить, нет? Найти доказательства, что тетя Вера забирала деньги себе?
— Возможно, — кивнула Ирина. — Но это не главное сейчас.
Маша долго молчала, постукивая ручкой по столу.
— Что ты хочешь от меня, мам?
— Ничего. Решение встречаться с ним или нет — только твоё. Я просто… — Ирина замялась. — Я пригласила его завтра на ужин. Если ты не против.
— А если против?
— Тогда я позвоню ему и отменю приглашение.
Маша глубоко вздохнула:
— Нет, пусть приходит. Интересно посмотреть на человека, который сбежал от собственного ребёнка.
— Он не знал о тебе, когда уезжал, — тихо сказала Ирина.
— А потом? Все эти годы? — Маша покачала головой. — Не защищай его, мам. Он взрослый мужик, пусть сам объясняет свои поступки.
В этом она тоже была похожа на отца — та же категоричность в суждениях, то же нежелание искать оправдания чужим ошибкам.
— Хорошо, — согласилась Ирина. — Поговорите сами.
Маша кивнула и снова открыла ноутбук, показывая, что разговор окончен. Ирина знала эту её привычку — закрываться, когда нужно переварить сложную информацию. В этом дочь была похожа уже на неё саму.
Вечером, когда Маша ушла к подруге, Ирина достала старую коробку с фотографиями. Среди пожелтевших снимков она нашла ещё одну фотографию — ту самую, которую сегодня показывал ей Олег. У неё тоже была копия, но она давно не доставала её.
На обратной стороне была надпись, сделанная Вариной рукой: «Мы — острова одного архипелага». Эту фразу Варя любила повторять, когда их компания собиралась вместе. «Мы можем быть разными, можем находиться далеко друг от друга, но в глубине мы связаны».
Ирина провела пальцами по надписи и подумала о том, что, возможно, Варя была права. Даже через двадцать лет молчания и разлуки они с Олегом всё ещё связаны — невидимыми нитями общих воспоминаний, болью потери и, что самое главное, дочерью, которая была частью их обоих.
Олег пришёл ровно в семь, с букетом белых лилий — любимых цветов Ирины — и коробкой конфет. Он выглядел напряжённым, но решительным.
— Проходи, — сказала Ирина, открывая дверь. — Маша в своей комнате. Сейчас выйдет.
Олег огляделся. Квартира была небольшая, но уютная. На стенах висели фотографии — в основном Маши в разном возрасте, но была и одна групповая, старая, школьная, где Ирина стояла рядом с Варей.
— Красивый дом, — сказал он.
— Спасибо, — ответила Ирина. — Ничего особенного, но нам хватает.
В этот момент дверь одной из комнат открылась, и вышла Маша. Олег застыл, глядя на неё. Ирина понимала его чувства: Маша действительно была поразительно похожа на неё в молодости, но с чертами самого Олега — те же выразительные брови, та же линия подбородка.
— Здравствуй, — сказал Олег, и его голос слегка дрогнул.
— Привет, — ответила Маша спокойно. Слишком спокойно. Ирина хорошо знала этот тон — дочь так разговаривала, когда внутри у неё был настоящий шторм эмоций.
— Я… очень рад наконец познакомиться с тобой, — сказал Олег.
— Наконец? — переспросила Маша с лёгкой иронией. — После двадцати лет?
— Маш… — начала было Ирина, но дочь остановила её жестом.
— Нет, мам, всё нормально. Я просто хочу понять логику. Двадцать лет он не искал встречи, а теперь вдруг «наконец». Интересный выбор слов.
Олег не отвёл взгляда:
— Ты права. Я заслужил это.
— Не надо, — Маша поморщилась. — Только без этого благородного «я приму любые обвинения».
— Хорошо, — кивнул Олег. — Тогда просто скажу как есть: я облажался. Я не был готов быть отцом. Не был готов остаться здесь после смерти сестры. Я сбежал, и это была трусость. Но я здесь сейчас, и хотел бы… узнать тебя. Если ты позволишь.
Маша смотрела на него долгим, изучающим взглядом.
— Мама говорит, ты отправлял деньги.
— Да, — кивнул Олег. — Или думал, что отправляю. Оказалось, что они не доходили до вас.
— И ты ни разу не проверил?
— Нет, — он покачал головой. — Я думал… я боялся, что если свяжусь напрямую, то Ирина откажется принимать помощь. Она всегда была гордой.
— Да, это в точку, — усмехнулась Маша. — Она такая.
Повисла неловкая пауза.
— Давайте ужинать, — предложила Ирина. — Всё уже готово.
За ужином они говорили о простых вещах: о погоде, о том, как изменился город за эти годы, о Машиных планах на учёбу. Олег рассказал о своей работе инженера в крупной компании, о странах, где ему довелось побывать. Ирина наблюдала за ними обоими, замечая, как много у них общего: жесты, манера говорить, склад ума.
После ужина Маша вдруг сказала:
— У меня есть твои старые вещи. Бабушка Нина отдала мне.
— Какие вещи? — удивился Олег.
— Альбомы с рисунками. Старые тетради. Медали со школьных олимпиад. Она хранила их все эти годы, — Маша встала из-за стола. — Пойдём, покажу.
Они ушли в Машину комнату, а Ирина осталась убирать со стола. Она слышала их приглушённые голоса, иногда смех. Через окно на кухне было видно, как солнце медленно опускается за горизонт, окрашивая небо в оранжевые и красные тона. Что-то заканчивалось, и что-то начиналось — Ирина чувствовала это всем своим существом.
Когда они вышли из комнаты час спустя, Маша выглядела задумчивой, но уже не такой настороженной, как раньше.
— Мам, мы с па… с Олегом хотим сходить на могилу тёти Вари, — сказала она. — Ты с нами?
Ирина покачала головой:
— Нет, идите вдвоём. Вам нужно время наедине.
Уже в прихожей, надевая куртку, Маша вдруг спросила у Олега:
— Ты останешься здесь? В смысле, в этом городе?
Олег посмотрел на Ирину, потом перевёл взгляд на дочь:
— Я думаю об этом. Здесь… здесь много того, о чём я скучал. И многие, о ком я скучал.
— Это не ответ, — заметила Маша.
— Я знаю, — улыбнулся Олег. — Но это честно. Я действительно думаю об этом.
Когда они ушли, Ирина долго стояла у окна, глядя, как две фигуры — высокая мужская и стройная девичья — идут по улице, постепенно отдаляясь. Похожая сцена была двадцать лет назад, только тогда Олег уходил один, и навсегда. Теперь всё было иначе. Вся эта ситуация была на удивление… нормальной. Без драм, без истерик, без обвинений и клятв.
Её телефон звякнул — пришло сообщение от Олега: «Спасибо. За всё».
Ирина не стала отвечать. Некоторые вещи не требуют слов. Вместо этого она достала фотографию, которую он дал ей вчера, и долго смотрела на три молодых лица. «Мы — острова одного архипелага», — написала Варя. Может быть, так оно и есть. Острова могут сближаться и отдаляться, но под водой они всё равно части одного целого.
Телефон звякнул снова. На этот раз сообщение было от Маши: «Он в порядке. Страшно любит поговорить, но в целом норм».
Ирина улыбнулась и напечатала в ответ: «В кого бы это…»
«Очень смешно, мам. В тебя, очевидно)))» — тут же пришёл ответ.
Ирина покачала головой. Это было так похоже на Машу — прямолинейную, но с чувством юмора. В этом она не была похожа ни на мать, ни на отца. Она была собой — новым человеком со своим характером, своими особенностями. И в этом, наверное, был главный смысл — не в прошлом, не в ошибках и сожалениях, а в будущем, которое никогда не перестаёт удивлять.
Три месяца спустя Ирина стояла на перроне вокзала. Маша уезжала учиться в другой город, и они с Олегом пришли её проводить.
— Не забывай звонить, — сказала Ирина, обнимая дочь.
— Мам, я не в космос лечу, а всего в трёхстах километрах буду, — фыркнула Маша. — И не на веки вечные.
— Знаю. Но всё равно звони.
Маша закатила глаза, но улыбнулась:
— Ладно.
Она повернулась к Олегу:
— Ты присмотришь за ней?
— Обещаю, — серьёзно ответил он. — Но твоя мама вполне способна присмотреть за собой сама. И за мной заодно.
— Знаю, — кивнула Маша. — Но всё равно. Присматривай.
Они стояли рядом, но не касались друг друга — Олег и Ирина. За эти три месяца они много говорили, много вспоминали, много спорили. Иногда — кричали друг на друга, выплёскивая двадцатилетнюю боль. Иногда — молчали, сидя в той же беседке в парке. Олег перевёлся в местный филиал своей компании и снял квартиру недалеко от Ирининого дома.
Они не были вместе — по крайней мере, не в романтическом смысле. Но они больше не были и врагами. Скорее, попутчиками, которые после долгой разлуки снова оказались в одном поезде.
Поезд тронулся, унося Машу в новую жизнь. Они стояли и махали ей, пока вагон не скрылся из виду.
— Ну вот, — сказал Олег, поворачиваясь к Ирине. — Теперь мы сами по себе.
— Не совсем, — улыбнулась она. — Она будет звонить каждый день, вот увидишь.
— Знаю, — кивнул он. — Она удивительная.
— Да, — согласилась Ирина. — Единственное, что у нас точно получилось хорошо.
Они пошли с вокзала пешком, не торопясь, наслаждаясь сентябрьским солнцем. День был тёплым, но в воздухе уже чувствовался привкус осени.
— Я тут подумал, — сказал вдруг Олег. — Помнишь, как мы с тобой и Варей мечтали съездить на море? Ещё до того, как всё случилось.
— Помню, — кивнула Ирина. — Мы копили деньги, но так и не накопили.
— А что, если мы всё-таки поедем? Не сейчас, может быть, следующим летом. Мы трое — ты, я и Маша.
Ирина остановилась и посмотрела на него:
— Зачем?
— Не знаю, — пожал плечами Олег. — Может быть, чтобы завершить что-то, что осталось незавершённым? Или начать что-то новое?
Ирина долго молчала, глядя куда-то мимо него. Потом сказала:
— Я не обещаю, что всё будет как раньше. Между нами.
— Я не жду этого, — ответил он. — Я просто хочу… быть рядом. Если ты позволишь.
Ирина задумалась, взвешивая его слова. Она давно перестала верить в идеальные отношения, в счастливые концовки, в то, что жизнь может быть как в кино. Но, может быть, именно в этом и заключалась настоящая мудрость — не ждать чудес, а просто делать следующий шаг, и ещё один, и ещё.
— Подумай над этим, — сказал Олег, не дождавшись ответа. — У нас есть время.
— Хорошо, — кивнула Ирина. — Я подумаю.
Они продолжили путь, и Ирина вдруг вспомнила слова Вари: «Мы — острова одного архипелага». Может быть, суть не в том, чтобы слиться воедино или, наоборот, уплыть как можно дальше друг от друга. Может быть, суть в том, чтобы найти правильную дистанцию — ту, на которой можно видеть друг друга, но при этом оставаться собой.
Она не знала, что принесёт будущее. Не знала, простит ли она Олега полностью, сможет ли снова ему доверять. Не знала, захочет ли Маша, чтобы они были вместе, или предпочтёт, чтобы они оставались просто родителями, но не парой. Слишком много неизвестных, слишком много возможных поворотов.
Но одно Ирина знала точно: жизнь не заканчивается ни в двадцать, ни в сорок лет. Она продолжается, меняется, преподносит сюрпризы — иногда болезненные, иногда приятные. И единственное, что можно — это принимать их с достоинством и, может быть, немного с юмором.
— Знаешь, что я делала каждый год в день её смерти? — вдруг спросила Ирина.
— Что? — Олег повернулся к ней.
— Я готовила её любимый яблочный пирог. Приносила кусок на могилу, а остальное мы съедали с Машей. Я рассказывала ей о Варе — какой она была смешной, умной, иногда невыносимой. Как любила жизнь. Как мечтала увидеть весь мир.
Олег улыбнулся:
— Она обожала эти пироги. Могла съесть целый за раз.
— Да. И никогда не толстела, зараза, — усмехнулась Ирина.
Они помолчали, погружённые каждый в свои воспоминания.
— В следующий раз я испеку два пирога, — сказала Ирина. — Один для неё, другой для нас.
Это не было обещанием вечной любви или даже прощения. Это было просто приглашение в её жизнь — маленький шаг в сторону возможного, но не гарантированного будущего. И сейчас этого было достаточно.
— Спасибо, — сказал Олег.
— Не за что, — ответила Ирина, и впервые за долгое время её улыбка была открытой и настоящей. Без тени горечи, без груза непрощённых обид.
И они продолжили путь — два человека, два острова, которые могли сближаться или отдаляться, но всегда оставались частью одного архипелага. Потому что некоторые связи невозможно разорвать, как бы далеко ни уносила нас жизнь. И иногда это проклятие, а иногда — благословение. Иногда и то, и другое одновременно.
