Кинокомедия «Весна» (1947) – мой любимый фильм Григория Александрова, так как в нём наблюдается прекрасный баланс пафоса и стёба, причём одно не мешает другому. Патетика украшается юмором и – сатирой, а «смешное» не оскорбляет «величественное». Заметили, что именно «Весну», активно растащили на цитаты, а не «Цирк» и «Волгу-Волгу»?
Вместе с тем, это дивный рассказ о весеннем чувстве – о любви. Перед нами — опереточная красавица Верочка Шатрова и учёная дама Ирина Никитина.
Их поразительное сходство было бы можно обыграть, сделав что-то, вроде «Зиты и Гиты» (случившейся намного позже), но эти блондинки – не близнецы, разлучённые в детстве, а как принц Эдуард & Том Кенти (с точки зрения советской иерархии научная работница этого уровня соотносилась с девушкой из кордебалета примерно так же, несмотря на всеобщее равенство). А ещё вы заметили, что большую часть своего и — зрительского внимания авторы уделяют Никитиной?
Мы видим её двухэтажную квартиру, экономку, быт, завтрак, тогда как о Шатровой мы знаем ровно то, что она – опереточная актриса, не имеющая главных ролей. Так, вертится. Но сегодня хотелось бы поговорить о …любви. Нам показывают, как стремительно развиваются отношения двух пар, и в финале мы понимаем, что героев ждут свадебные торжества.
Эти союзы в виду скоропалительны и дисгармоничны. Но только с виду. Потому что обе героини нашли не столько мужчин, сколько поняли самих себя.
В принципе, идеальные пары показаны в предвоенной комедии «Сердца четырёх» (1941). Галя-математик – с офицером, а Шурочка-филолог с биологом. Идёт уравновешивание, тогда как первоначальный расклад был комичен. Теперь посмотрим на «весенних» девушек Ирину и Веру. «И даже пень в апрельский день…», — поётся в песенки Орловой, которая весьма кстати, тоже Любовь.
А кто тут пень? Самое смешное, что пни – это её героини. Обе прожили до зрелых лет без семьи, а Шатрова ещё и без карьеры.
Я не беру реальный возраст суперзвезды – ей было за 40, но выглядела она превосходно. Её героиням приблизительно 30 лет. По тем временам – неюный возраст для первого замужества, и если Шатрова, наверняка, имела кавалеров, то Никитина производит впечатление старой девы.
В этом нет ничего плохого – не всем надо обязательно бежать под венец, роняя тапочки (в смысле, белые свадебные туфли). И вдруг Никитина воспылала страстью к режиссёру, а Шатрова – к журналисту.
(К слову, актёра Михаила Сидоркина, сыгравшего журналиста, Фаина Раневская называла «арбуз с бровями» и, в отличие от приписываемых ей фраз, эта – настоящая). И тут получается какое-то помутнение рассудка. Весна, пень в апрельский день, берёзкой снова… Сморю на эти пары и понимаю, что тут самое главное — не сама любовь, а то, что за ней стоит.
Режиссёр Громов помог Никитиной раскрыться, как женщине, а журналист Рощин показал Верочке её значимость, подчеркнул, что она что-то из себя представляет. Им вот этого не хватало долгие годы.
Никитина являлась чем-то, вроде Калугиной, только ещё более сухая. Неслучайно у неё на работе была малопочтенная кличка — сушёная акула. Красивой её уж точно никто не считал. Помните, как Маргарита её спрашивает: «Вы когда-нибудь сгорали от любви?», а та, жуя завтрак: «Не-а». А тут — разговоры о чувстве, интересный мужчина, весенняя ночь.
Шатрова и вовсе ощущала себя неудачницей, тогда как в маске Никитиной она наконец-то сыграла большую роль — причём, в жизни. А Рощин воспринимал её, как профессора, а не как симпатичную блонду с идеальными ногами…
