На этих простых и безудержных танцах в нищем квартале Луиза Вебер забывала, что дома её ждёт сердитая мать, днем занимающаяся стиркой чужого белья, а по вечерам распекающая дочь за легкомыслие.
Что она видела в жизни, да ничего. Низкий потолок в коморке, тяжелая работа, когда от щелока и воды руки трескаются. Зато стирала она красивые платья и тонкое белье из батиста, вышитое шелком и украшенное кружевами.
Вот бы хоть раз в жизни примерить такое… Зачем же дело стало, Луиза не испытывала никаких угрызений совести, когда, наряжаясь в платья клиенток прачечной, выходила прогуляться и потанцевать в дешевом клубе, каких в Париже конца XIX века было в избытке.
Ноги сами пускались в пляс. А так как денег у молоденькой девицы с длинными ногами не было, она допивала абсент, что оставался на столиках, и плясал ещё неистовее. За это местные прозвали её Ля Гулю, Ненасытная.
Однажды паренёк, с которым Луиза дружила, привёл её в кабак Мулен. Когда-то это была мельница, но монастырь, для которого там мололи муку закрыли, а хозяин решил, что нечего пустовать зданию и открыл тут питейное заведение с танцами.
В Мулен собирались художники, бедные студенты и гризетки.
Луизе тут нравилось, она оказалась в своей стихии. А однажды один из художников позвал её к себе в мастерскую позировать и заплатил столько, сколько бедная прачка получала за неделю.
Окрыленная, Ля Гулю стала позировать и другим. Она охотно обнажалась, принимала любые позы, но все же танцевать ей нравилось больше. По настоящему ненасытной она была только в танце.
Заметив ретивую прыть длинноногой танцовщицы, хозяин одного из заведений предложил ей контракт. Теперь Ненасытная задирала ноги на сцене.
Тем временем Мельница превратилась в модное заведение Мулен-Руж и Ля Гулю придумала элемент, которым и по сей день заканчивают Кан-кан. В конце номера она вскидывала ногу и садилась на шпагат.
Посмотреть на танец Ненасытной приходили самые знатные господа, даже монаршие особы. Ля Гулю хвасталась, что выпивала с принцем Уэльским, танцевала для герцогов и князей.
Заметив как-то, что один из посетителей рисует её, девушка возмутилась, что позирует бесплатно. Этим художником был Тулуз-Лотрек. Представитель знатного рода, слабый здоровьем, а в юности упавший с лошади и оставшийся инвалидом на всю жизнь.
Пожалев карлика, талантливо передававшем на бумаге не только блеск, но и тяготы всей жизни девиц Красной Мельницы, Ля Гулю приходила к нему бесплатно и оставалась до утра.
Они не были влюблены, сердца обоих оставались холодными, но у них было нечто большее, может быть более важное в неприкаянной жизни танцовщицы и художника – дружба.
Как-то в холле Мулен Руж директор повесил портрет Ля Гулю, авторства Тулуз-Лотрека.
Сценическая соперница той, темнокожая Айша, посмеялась над портретом, назвав его уродливой карикатурой. Началась настоящая драка. Фурий развели в разные углы, но они условились продолжить дуэль в час ночи на мосту Коленкур.
О назначенном поединке мгновенно узнали все завсегдатаи кабаре, посмотреть собралась толпа.
Женщины дрались не на жизнь, а на смерть. В ход шли кулаки, ногти, зубы. Они были похожи на разъярённых львиц.
Растащили их только когда Ля Гулю оказалась на краю моста, соперница ударила её головой о чугунную решётку и готова была сбросить без сознания в воду.
Было объявлено, что обе дрались достойно и защитили свою честь.
Молодость уходила. У Ненасытной не было богатого покровителя, ей не удалось стать ночной Королевой Парижа. Она не тратила больше, чем зарабатывала, но и не скопила состояния, пристрастилась к алкоголю и сильно располнела.
Танцевать Ля Гулю уже не могла и вышла замуж за ничем не примечательного человека.
Вместе они пробовали устраивать цирковые представления с хищниками, однажды чуть не погибнув. Эта затея не пользовалась успехом.
Когда муж Луизы погиб в Первой Мировой Войне, женщине пришлось переехать в пансион, где была работа уборщицей. Она жила там за еду и кров, иногда продавала на улице цветы и орехи.
Никто уже не узнавал в потрёпанной жизнью пожилой женщине блистательную Ля Гулю.
Её смерть подкралась тихо. Священнику Ненасытная сказала: «Не знаю, сможет ли Господь отпустить мои грехи, ведь я Ля Гулю».
